Время было голодное, Петр уже видел, что все пространство между дувалом и бывшей казармой было разбито на грядки, и даже посадки уже сделаны. Но все это придется поливать, вручную, поэтому в комнате было столько ведер. Это – юг, здесь земледелие полностью и целиком зависит от полива.
– Дмитрий Никанорыч, я переговорю с ней, но в Москве ей обещали квартиру на улице Сталина.
– Тут я сплоховал, понимаешь, перевели к нам нового инженера училища, а у него жена горластая и сразу в женсовет пролезла. В общем, им пришлось ту квартиру отдать. И уже не переиграть, ору не оберешься.
– Взглянуть надо, что предлагаете.
– Это щаз организуем! Зуев! Мурядько! Берете мою машину, и отвезите генерала на 1-й Кубанский.
Видавший виды Газ-64, «русский Willis», запрыгал по мостовой, и через 5 километров остановился посреди небольшой станицы. Дома здесь были типовыми «пятистенками»: четыре окна на одной стороне, три на другой. Часть из них были саманными, часть деревянными, еще дореволюционной постройки, а значительная часть была сложена из кирпича. Точно такими же домами застроена вся Тамань. Мода на них пришла оттуда, вместе с Таманским казачьим войском. Станица раньше явно была полковым поселением. Все продумано. Большая часть домов – на двух хозяев. Матери предлагали построить большой дом. Мода на сплошные заборы, как в городе, сюда еще не пришла. Фундамент ограждала живая изгородь из барбариса и шиповника, с небольшой калиткой. Мурядько, старший лейтенант с петлицами интенданта, хвалил участок и соседей, которые не забывали поливать его несколько лет, виноград и все деревья живы. В сарае, а это такого же размера дом, но поделенный на четыре части, жили 15 инструкторов-холостяков. Забегая вперед, дом, впоследствии, уже при Хрущеве, разделят на две части. Вдоль улицы шел водопровод и стояла чугунная колонка. В километре от этого места, севернее, прямо под открытым небом и небольшими навесами, стояли станки и работал какой-то завод. Там Кубанская дорога превращалась в улицу Горького, переезд находился на улице Советской, бывшей Базарной. Водитель Зуев показал место, где стоит для посадки автобус, «носатый друг летчика». Сюда приходят автобусы из училища и 1-го полка, Канта и Токмака. Ходят каждые полчаса, утром и к вечерним полетам, а так каждый час. Петр договорился с Зуевым, что тот, как только освободится, подъедет к старым казармам. По дороге назад заглянули в магазин в одном квартале от дома, есть коммерческий отдел, где все продается, без карточек, и в школу. Это был лучший дом в станице. В общем, Петр решение принял сам, и попросил матери ничего не говорить. Предъявил в кассе денежный аттестат и расплатился за выделенную землю под строительство, стройматериалы и транспорт. Предварительно выяснил, что «пустая койка» в сарае существует. Вечером, отметив с матерью и сестрами Победу, и первый послевоенный отпуск, он сел в ГАЗик и переехал на 1-й Кубанский переулок, в сарай возле будущего дома матери. Никанорыч смог выделить двух человек и автомашину ГАЗ-АА, один был водителем и плотником, а второй – каменщиком. Роль добровольных помощников выполняли мальчишки, которые впервые в жизни увидели живого и настоящего трижды Героя. Слух об этом мгновенно разлетелся по станице. Помощников было в изобилии. Училище прислало и кран, чтобы поставить стропила. Доплатив еще денег, провели водопровод в дом, поставили три печи: две голландские, круглые, и одну кухонную. Внутреннюю отделку завершить не успели, только мальчишки набили деревянную сетку на внутренние части стен, под штукатурку, и в двух комнатах успели настелить полы. Отпуск заканчивался, и требовалось улетать. В предпоследний день, вечером, он надел парадный мундир и прибыл в клуб училища на встречу с курсантами и преподавателями. Здесь, в торжественной обстановке, матери вручили ордер на квартиру и пообещали помощь в достройке дома. О том, что это Петр оплатил и построил все, Евгения Владимировна узнала значительно позже, когда окончательно переехала в новый дом и обжилась там. Соседи сообщили, и на доме табличку повесили: «Здесь проживает семья…», украшенную Тремя звездами. Собственной семьи у Петра еще не было, так что, все верно. А через некоторое время решили переименовать улицу, слава богу, им этого не удалось.
В тот же вечер мать познакомила сына с неким Ильей Николаевичем, директором одного из оборонных заводов, который, в основном, танцевал в клубе только с ней. Утром 9-го апреля в первом полку приземлился самолет 30-го завода, который прислал Поликарпов. Ему звонил Поскребышев и напомнил о том, что 10-го числа в 22.00 состоится заседание Государственного Комитета Обороны. Попросил обеспечить явку обоих без опоздания. Пришлось гнать Си-54 через полстраны.
Водитель начальника училища приехал рано, он торопился, ему еще везти самого адмирала в Кант на полеты. Мать села в ГАЗик на заднее сиденье. Она вернулась совсем недавно, Петр в последнюю ночь ночевал в ее комнате вместе с сестрами. Проскочив мост через канал и КПП, водитель свернул направо, мимо спортгородка, проехал по свеженасыпанной дамбе, и еще раз повернул направо к небольшой рощице, под которой стоял небольшой домик и кунг от радиостанции. Над домиком возвышалась ее антенна.
– Здесь подождите, тащ генерал! Это – звено управления. Ваш самолет сюда подрулит. Все хотел спросить, что там в Москве слышно: когда демобилизацию начнут? Сеять надо, а тут крути баранку.
– Вот чего не знаю – того не знаю, но скоро.
– Ребята наши из автобата просили передать, понравилось, как вы выступали, тащ генерал. – Он перегнулся через свое сиденье и поставил на землю старенький вещмешок. Переключил передачу, не слушая возражений, и понесся обратно за адмиралом.
Его борт еще шумел в воздухе на «коробочке», ему предстояло заправиться и получить разрешение на обратный вылет. Петр заглянул в домик, сообщил дежурному, что прибыл. Тот выскочил с докладом, хотя до этого отдыхал на топчане и не слышал, как подъехал ГАЗик. Во фронтовых условиях за такое «дежурство» можно было схлопотать «по полной», вплоть «до». Но это был глубокий тыл, к тому же, война кончилась. Часть – чужая, и наводить порядок Петру не слишком хотелось.
– Мам, посмотри, что там Зуев оставил, и забери себе, если что. А я на озеро схожу. Смотри, целый набор удочек! Хорошо живут! – он выбрал из кучи различных удилищ самое длинное, составное, раскрыл несколько консервных банок, стоявших рядом, и выбрал одну из них, с самыми свежими червями. Подхватил низенькую скамейку, и направился к «озеру». Оно – искусственное. С водой в этих местах было всегда напряженно, только весной и в конце лета здесь протекал ручей. В прошлом году до этих мест довели БКЧ, большой арык, шириной метров десять, с глинистой мутной водой. За счет отвода воды заполнили небольшой овражек, и образовалась целая цепь озер, вдоль всего аэродрома. Воды авиация потребляет много. Плюс – это возможность выкупаться после полетов.
Озеро, в первую очередь, удивило огромными «тушами» очень крупных сазанов. Петр потом поинтересовался: откуда такое богатство? Оказалось, что их специально привезли с Балхаша, чтобы увеличить пайки для летного и технического состава. А так как аэродром огорожен, то живущие за каналом гражданские сюда доступа не имеют. Раннее утро и отличный клев несколько сгладили достаточно напряженное настроение у Петра. Это, по-видимому, обыкновенная сыновья ревность. Мать, оказывается, может появиться дома к 4-м утра. Этот самый Илья Николаевич не слишком понравился Петру: он не любил крупных людей, на которых приходилось смотреть снизу-вверх. Ростом инженер-генерал-майор был далеко за 180, сантиметров на 15 выше самого Петра, и значительно крупнее. Курчавые волосы цвета перец с солью, три ордена, один очень старый, видимо, за гражданскую войну, БКЗ. Трудовое Красное Знамя, на винте, и Знак Почета, уже на колодке, новый. Медаль лауреата Сталинской премии. Речь очень правильная, ленинградская, неторопливая, и казацкий чуб, торчащий из-под фуражки. Хотя никакого отношения к кавалерии он, явно, не имеет.
