Я несколько рассеянно оглянулась, пытаясь сориентироваться на местности. Так, впереди речка и набережная, позади дом Кика и Кален-Зар на возвышенности, стало быть, по правую руку – центр города, а по левую – окраины. И куда нас ноги понесут?.. Я медленно побрела вперед, понимая, что нужно проветрить голову и понять, как действовать в такой ситуации дальше.

Что мы имеем? А ни черта! Хоть к Насте поезжай и консультируйся. У меня даже все документы у Кика находятся. Утешает только то, что среди них есть и банковские какие-то, и это значит, что о деньгах я, по идее, первое время могу не волноваться. В теории, разумеется… А как с этим обстоят дела на практике, мне еще предстоит выяснить. В любом случае в дом к Ла-Шавоиру возвращаться придется, как и беседовать с ним на неприятные темы. Господи, как не хочется-то…

Интересно, как поведет себя Феликс? Зная моего изворотливого жабниха, он, скорее всего, уже понял свои ошибки и сделал выводы, поэтому давить, чтобы осталась, он не будет, а станет нежно и ласково уговаривать. И в этот момент главное – не растаять, как мороженое на солнце, и настоять на правильности своего решения. Правда, есть еще один вариант развития событий – неоптимистичный. Меня и правда запрут дома и никуда не пустят. Если учитывать статус Тени Гудвина и кучу причитающихся к нему плюшек, он вполне может так поступить. Ладно, с проблемами станем разбираться по мере их поступления.

Я вздохнула, взъерошила и так растрепавшиеся кудрявые волосы и пошла вперед. Вокруг сновали жители Изумрудного города, спешащие по делам или просто гуляющие. Было солнечно, зеленый камень домов мягко искрился и переливался, обитатели Изумрудного, как и всегда, пребывали в радостном воодушевлении. Как-то даже неприлично рыдать в такой обстановке.

До набережной я дошла минут через десять. Река величаво и неторопливо несла свои воды в узких темно-зеленых каменных оковах. Я стиснула поручни ограждения и, прерывисто выдохнув, почувствовала, как внутри все сжалось от душевной боли. Было страшно даже думать о том, насколько сильно изменится моя жизнь в ближайшее время. Увы, я принадлежала к той категории людей, которые перемены встречают со страхом.

Отрывая меня от упадочных мыслей, рядом к поручню прислонился беловолосый мужчина. Я покосилась на Леля и снова перевела взгляд на воду. Как это ни грустно, я ждала совсем другого человека. И было неприятно и даже обидно, что он не пришел. Настолько легко меня отпустил…

– Ну что, солнечная кошка… – тихо проговорил шут, коснувшись моих волос и пропуская пряди через пальцы. – Теперь гуляешь сама по себе?

– По всей видимости, – горько усмехнулась я и, вглядываясь в темное течение, продолжила: – «Кошка, которая гуляет сама по себе»… Знаешь, у меня всегда было к этой фразе неоднозначное отношение. Кошки и правда любят гулять… Но им нужно место, куда можно возвращаться. Где их любят и ждут. И нет зрелища более жалкого, чем бездомная кошка…

– О-о-о… Что-то ты совсем в философию ударилась. Если тебе от этого станет легче – хозяина я удержал дома исключительно беседой со здравыми аргументами… И нокаутом, когда это не помогло.

– Что?! – ошеломленно протянула я.

– Юлечка, почему столько удивления во взоре? Ты думаешь, что я не умею драться? – иронично прищурил синие глаза шут.

Вообще, если честно, то так и думала. Лель не был похож на человека, который станет решать проблему кулаками…

– Просто врезать Кику…

– Не первый раз, заверяю тебя. Но сейчас я не просто его вырубил, но и запретил Мерилин выпускать из дома, когда он очнется. Так что, моя дорогая подруга, у тебя есть время до утра. За этот срок твой драгоценный придет в себя, успокоится, а тебе надо бы конкретно подумать о том, чего ты хочешь. Если свободы – самое время ее взять.

– И Мерилин тебя послушала?..

– Юлия Ла-Шавоир, хочу напомнить, что я не только шут, но и Мастер. Потому мои приказы в приоритете. Хотя, несомненно, я еще выслушаю и от Феликса, и от Айлара не одну нотацию на тему превышения полномочий.

Я поспешно согласилась с тем, что Лель немерено крут в любой своей ипостаси, и вновь вернулась к созерцанию воды. Правда, теперь пребывать в задумчивой меланхолии оказалось сложнее, чем до прихода приятеля. Шут, по всей видимости, вспомнил хороший совет на тему того, что иногда лучше просто молча быть рядом, чтобы человек, которому плохо, ощущал поддержку и присутствие.

Но, увы, блондин не умел это делать достаточно… сдержанно! Минут пять я искренне старалась заглянуть в себя, понять, чего хочется и, самое главное, что же делать сегодня вечером. Всему этому очень мешало «ненавязчивое присутствие и поддержка» от Лельера Хинсара. Сначала он просто стоял рядом и переступал с ноги на ногу, потом начал поправлять манжеты, затем отстукивать кончиками пальцев ритм на каменных перилах и в заключение пару раз обошел меня, становясь то по одну, то по другую сторону. Когда же блондинистый мерзавец начал тихонько насвистывать, глядя в небеса, мое терпение лопнуло.

– Ну и что это такое?!

– Ты все? – невинно осведомился Лель и, не дожидаясь ответа, подхватил меня под локоток и повлек за собой. – Ну наконец-то! Раз первый этап страдашек на сегодня закончен, то приглашаю вас, юная леди, на променад!

– Ты так уверен, что я закруглилась? – ехидно спросила у невозмутимого шута, который целеустремленно куда-то шагал и меня за собой тащил. – Быть может, я только-только настроилась на то, чтобы сбросить свое несчастное тело в хладные воды Нефритовой реки, а тут ты со своим оптимизмом.

– Не, Юльк, настоящие самоубийцы к этому вопросу подходят обстоятельно и без всякого эпатажа, – серьезно ответил Лель. – Просчитывают все, чтобы не было даже шанса на то, что их спасут. Все остальные – инфантильные юнцы, играющие на публику.

– Меня пугает твое знание вопроса…

– Собственно, правильно пугает. Некогда я был как раз на месте последних. И поверь, немало знаю о резании вен напоказ, глотании всякой дряни на глазах у нужных зрителей и об артистичном выкидывании из окна первого этажа.

– Зачем?..

– Потому что пострадать хотелось, внимание привлечь, но дохнуть три раза подряд, чтобы наконец окончательно умереть, – не очень. Умирать больно, Юль.

Я замолчала, вновь подавившись и словами, приходящими на ум, и своими эмоциями. Человеку свойственно воспринимать свое горе ближе, чем проблемы других людей, и обычно меня не утешал сомнительный аргумент в стиле «другим еще хуже», но все же это «хуже» бывает очень разным. Оно бывает страшным настолько, что морально в крошево перемалывает.

И это позволяет осознать, что все твои проблемы – это так… мелкие неприятности, лишь очередной жизненный этап.

– Как это? – тихо начала я. – Жить потом? После всего, что с тобой было.

– М-м-м… сложный вопрос. Жить, а не существовать и самоуничтожаться я научился далеко не сразу. И до сих пор не уверен, что смог до конца усвоить эту сложную науку. Так что мой тебе совет, Юлька, – не ломайся. Как бы ни гнули, как бы ни старались… как бы сильно ни было твое собственное искушение. Собирать себя по частям и сращивать переломы души слишком сложно, долго и болезненно.

Я снова лишь кивнула, искоса посматривая на друга. Он остановился, окинул меня внимательным взглядом и недовольно нахмурился.

– Так дело не пойдет. Я тебе это рассказываю не для сочувствия, а урока ради. Сделай выводы, а не утопай в эмоциях. Ясно?

– Ясно, – коротко ответила я и даже попыталась улыбнуться. Получалось не очень. Свое горе, а следом и свалившаяся информация от Леля все еще камнем лежали где-то внутри.

– Вот и чудненько, – довольно улыбнулся шут, взял меня за руку, аккуратно положил ладошку себе на рукав и повлек дальше, беспечно болтая. – Итак, тебе, наверное, интересно знать, куда мы идем? Выбор потрясающий, тут в ближайших кварталах как минимум три интереснейших места! Лучший бордель – это раз, отличный музей про лучшие бордели – это два, выставка эротических искусств – три! Куда пойдем?