Годы военной службы прошли среди необыкновенных лишений взрослых солдат-евреев. Их били и высмеивали за неумение изъясняться по-русски, за отказ есть трефу, за общую неприспособленность к чужой среде и к военному быту. И даже когда этот процесс адаптации был, наконец, завершен, еврейский солдат никогда не продвигался дальше должности унтер-офицера, поскольку крещение было неизбежным шагом к более высокому званию. Правда, Положение о военной службе обещало солдатам-евреям, отслужившим свой срок в армии, с отличием поступить на гражданскую службу, но это обещание оставалось на бумаге до тех пор, пока кандидаты были верны иудаизму. Напротив, евреям, отслужившим военную службу и ставшим в большинстве случаев инвалидами, не разрешалось даже провести остаток жизни в местностях вне черты оседлости, в которых они находились в качестве солдат. Лишь в более поздний период, при Александре II, это право было предоставлено «николаевским солдатам» и их потомкам.

Вся тяжесть призыва легла на беднейшие классы еврейского населения, так называемое бюргерское сословие, состоявшее из мелких ремесленников и тех обедневших торговцев, которые не могли позволить себе записаться в торговые гильдии, хотя известны случаи где бедные евреи просили от двери к двери собрать достаточную сумму денег для цехового аттестата, чтобы спасти своих детей от военной службы.

Более или менее обеспеченные люди освобождались от призыва либо в силу их торгового статуса, либо из-за их связей с лидерами кагалов, которые имели право выбирать жертв.

Во всех странах Западной Европы введение личной воинской повинности для евреев либо сопровождалось, либо предшествовало их эмансипации. Во всяком случае, за этим последовало некоторое смягчение их инвалидности, послужившее, так сказать, залогом предоставления равноправия. Даже в клерикальной Австрии возложению на евреев воинской повинности предшествовал «Патент толерантности», этот предполагаемый Акт об освобождении.[85]

В России произошло как раз обратное. За введением воинской повинности самого отягчающего рода и невыразимыми жестокостями, сопровождавшими ее практическое исполнение, в случае с евреями последовало беспрецедентное обострение законодательной дискриминации и чудовищный рост их инвалидности. Евреев стегали двойным кнутом, военным и гражданским. В тот самый злосчастный год, когда был издан закон о воинской повинности, всего через три месяца после того, как он получил императорскую санкцию, когда еще раздавались стоны евреев, постящихся и молящих Бога избавить их от бедствия. в синагогах были изданы два новых указа, оба подписанные 2 декабря 1827 г.: один предписывал перевод евреев из всех деревень и деревенских постоялых дворов Гродненской губернии в города и местечки, другой предписывал изгнание все еврейские жители города Киева.

Изгнание из гродненских деревень было продолжением политики сельской ликвидации еврейства, начатой в 1823 г. в Белой России. Гродненская губерния должна была служить лишь отправной точкой. Великому князю Константину, поднявшему этот вопрос, было приказано «сначала произвести изгнание в одном гродненском правительстве» и отложить на потом применение той же меры к другим «правительствам». доверено его командованию».

В то же время была проявлена большая предусмотрительность, поручившая великому князю подождать с изгнанием евреев «до окончания действующей в настоящее время воинской повинности». Видимо, был некоторый страх перед расстройствами и осложнениями. Было сочтено более разумным сначала забрать детей для армии, а затем выгнать родителей, завладеть молодыми птицами, а затем разорить гнездо.

Изгнание из Киева было другого порядка. Это положило начало новой системе, сужению городской территории, отведенной евреям в черте оседлости. С 1794 года евреям было разрешено свободно селиться в Киеве. Они образовали там с официального разрешения важную общину и широко развили торговлю и промышленность. Внезапно, однако, правительство обнаружило, что «их присутствие вредно для промышленности этого города и для казны вообще и, кроме того, противоречит правам и привилегиям, дарованным в разные периоды городу Киеву». За открытием последовал мрачный рескрипт из Петербурга, запрещавший не только дальнейшее поселение евреев в Киеве, но и предписывавший, чтобы даже поселившиеся там давно покинули город в течение одного года, а владеющие недвижимым имуществом — в течение двух лет.

Отныне должно было разрешаться только временное пребывание евреев, на срок не более шести месяцев, и ограничиваться, кроме того, купцами первых двух гильдий, прибывающими «в связи с договорами и ярмарками» или для присутствия на публичных торгах. и доставки.

В 1829 г. бич изгнания хлестнул по спинам евреев, живших на берегах Балтийского и Черного морей. В Курляндии и Ливонии были приняты меры «для уменьшения числа евреев», значительно пополнившегося за счет притока «пришельцев» — евреев, не родившихся в этих провинциях и потому не имевших права там селиться. Царь одобрил предложение «Еврейского комитета» переселить из Курляндии всех евреев, не родившихся там, в города, в которых зарегистрировано их рождение. Тем, кто еще не зарегистрирован в муниципалитете за пределами провинции, для этой цели предоставляется полугодовая отсрочка. Если в установленный срок они не явились на учет, то подлежали отправке в армию, а в случае непригодности к военной службе — высылке в Сибирь.

В том же году Высочайшим указом объявлено, что «проживание мирных евреев в городах Севастополе и Николаеве неудобно и вредно», ввиду военного и морского значения этих мест, и поэтому постановлено изгнание их еврейских жителей: те, кто владеет недвижимостью, в течение двух лет, остальные в течение одного года. По новому указу 1830 г. евреи были изгнаны из сел и хуторов Киевской губернии.

Таким образом, людей перебрасывали из деревни в город, из города в город, из провинции в провинцию с не большим беспокойством, чем при перевозке скота.

Этот процесс «мобилизации» достиг своего апогея, когда вспыхнуло польское восстание 1830–1831 гг., охватившее весь Западный регион. Опасаясь, что преследуемые евреи могут быть загнаны в объятия поляков, правительство приняло решение о стратегическом отступлении. В феврале 1831 г., вследствие представлений местного военачальника, призывавшего правительство «принять во внимание нынешние политические обстоятельства, в которых они (евреи) могут иногда оказаться полезными», окончательное изгнание евреев из Киев отложили на три года. По истечении трех лет киевский воевода делал аналогичные представления в Петербург, подчеркивая желательность разрешения евреям оставаться в городе, хотя может возникнуть необходимость выделения их в особый квартал, «этот (т. е. их пребывание в городе) оказывается полезным еще и в том отношении, что, благодаря их умеренному и простому образу жизни, они в состоянии продавать свои товары значительно дешевле, тогда как в случае их изгнания многие предметы и продукция подорожает». Николай I отклонил эту просьбу и согласился отсрочить изгнание только до февраля 1835 г. по той причине, что ожидалось готовившееся в то время новое «Положение о евреях», которое должно было определить общий правовой статус русского еврейства. быть готовым к тому времени. Такие же короткие отсрочки давались евреям, которых собирались выслать из Николаева, из сел Киевской губернии и из других мест.

Едва только был издан указ о воинской повинности, как петербургские бюрократы начали в тайных уголках своих канцелярий заниматься новым гражданским кодексом для евреев, который должен был заменить устаревший Устав 1804 года. количество отделов. Проект постановления был разработан «Еврейским комитетом», который был создан в 1823 году с целью добиться «сокращения числа евреев в монархии» и состоял из министров кабинета и глав департаментов.