Департамент по гражданским и церковным делам, убедившись в доводах Мордвинова и других борцов за правду, вынес решение об освобождении обвиняемых евреев и вознаграждении за их невинные страдания, а христианских доносчиков, высланных им в Сибирь.

Пленум Государственного совета согласился с решением Департамента, отклонив только пункт, предусматривающий вознаграждение страдальцев. Вердикт Государственного совета был представлен царю и получил его одобрение 18 января 1835 г. Он гласил: Государственный совет, внимательно изучив все обстоятельства этого сложного и запутанного дела, находит, что материалы свидетелей Терентьева, Максимова и Козловская, содержащие многочисленные противоречия и нелепости и лишенные всех положительных доказательств и несомненных выводов, не могут быть приняты в качестве законных доказательств для осуждения евреев за вменяемые им тяжкие преступления, а потому, постановляет следующее: 1. Евреев, обвиняемых в убийстве солдатского мальчика Емельянова и в других подобных деяниях, о которых идет речь на Велижском процессе, при отсутствии против них какого бы то ни было обвинения освободить от дальнейшего суда и дознания.

2. Вещественные свидетели, крестьянка Терентьева, солдатка Максимова и Шиахта. женщина Козловста, уличенная в произнесении клеветы, которую они ничем не могли подтвердить, сослаться в Сибирь на постоянное жительство.

3. Крестьянскую девку Еремееву, представившуюся в простонародье прорицательницей, передать к попу для увещевания.

После прикрепления своей подписи к этому приговору. Николай I собственноручно прибавил следующую характерную резолюцию, которую не следовало оглашать:

Разделяя мнение Государственного совета о том, что в данном случае вследствие неясности юридических выводов не могло быть принято никакого иного решения, кроме того, которое воплощено в подтвержденном мною мнении, считаю, однако, необходимым добавить что у меня нет, да и не может быть внутреннего убеждения, что убийство совершено не евреями. Многочисленные примеры подобных убийств... показывают, что среди евреев, вероятно, есть фанатики или сектанты, считающие христианскую кровь необходимой для своих обрядов. Это представляется тем более вероятным, что, к сожалению, даже среди нас, христиан, существуют иногда не менее ужасные и непонятные секты. Словом, я ни на минуту не думаю, что этот обычай является общим для всех евреев, но я не отрицаю возможности, что среди них могут быть фанатики столь же ужасные, как и среди нас, христиан.

Приняв эту мысль в голову, Николай I отказался подписать второе постановление Государственного совета, тесно связанное с приговором: всем губернаторам предписать руководствоваться впредь указом 1817 г., запрещающим возбуждать дела о ритуальных убийствах «только из предубеждения». Отвергая этот предрассудок в его полном виде, царь признавал его отчасти, в несколько ослабленной форме.

К концу января 1835 г. в город Велиж прибыл Высочайший указ, предписывавший освобождению оправданных евреев, открытию синагог, опечатанных с 1826 г., и возврату евреям священных свитков, которые были были конфискованы полицией. Подземелье было теперь готово выдать своих обитателей, чьи силы были истощены долгим заключением, а некоторые из них умерли во время заточения. Синагоги, в которых раньше не звучали стоны мучеников, теперь были открыты для молитв освобожденных. Осадное положение, которое душило город в течение девяти долгих лет, наконец было снято; террору, преследовавшему изгнанную общину, пришел конец. В летопись еврейского мученичества добавлена новая страница, одна из самых мрачных, несмотря на ее «счастливый» финал.

Процессы ритуальных убийств не исчерпывали «чрезвычайных» скорбей николаевского царствования. Были случаи массовых наказаний по более весомым основаниям, когда проступки нескольких лиц возвеличивались в общественные преступления и жестоко обрушивались на целые общины. Рекрутские ужасы того периода, когда кагалов переводили в полицейские органы за «поимку» новобранцев, породили среди еврейских общин болезнь «осведомления». Они произвели тип профессионального осведомителя, или мозер, который шантажировал кагалские власти своего города, угрожая раскрыть их «злоупотребления», побеги кандидатов в армию и различные нарушения в проведении призыва, и таким образом вымогали у них «деньги за молчание». Эти негодяи делали жизнь невыносимой, и бывали случаи, когда народ брал правосудие в свои руки и тайно расправлялся с самыми неугодными из них.

Случай такого рода обнаружился в Подольской губернии в 1836 году.

В городе Новая Ушица найдены мертвыми два мозера, по имени Оксман и Шварц, терроризировавшие евреев всей губернии. Ходили слухи, что одного убили в синагоге, а другого по дороге в город. Российские власти расценили это преступление как коллективное дело местной еврейской общины, а точнее нескольких соседних еврейских общин, «совершивших это злодеяние по приговору собственного трибунала».

Около восьмидесяти кагаловских старейшин и других видных евреев Ушицы и окрестных городов, в том числе два раввина, предстали перед судом. Дело было передано в военно-полевой суд, который постановил «присудить виновных к примерному наказанию». Двадцать евреев были приговорены к каторжным работам и к военной службе с предварительным «наказанием Spiessruten через пятьсот человек». Такое же число было приговорено к ссылке в Сибирь; остальные были либо оправданы, либо скрылись от правосудия. Многие из тех, кто прошел через перчатку, умерли от ударов, и еврейский народ в России помнит их как мучеников.

Бич стукачей был ответственен и за мстиславское дело.

В 1844 году еврейская толпа на базаре Мстиславля, города Могилевской губернии, вступила в конфликт с отрядом солдат, искавших контрабанду на еврейском складе. Результатом драки стали несколько евреев в синяках и несколько сломанных винтовок.

могилевскому губернатору и начальнику гарнизона, что евреи устроили «мятеж». Местный осведомитель, Арье Брискин, новообращенный еврей, нашел в этом происшествии не менее удобный повод отомстить своим бывшим единоверцам за презрение, с которым они относились к нему, и позволил официальным противникам евреев взять себя на буксир.

В январе 1844 г. тревожные сообщения о «еврейском мятеже» достигли Петербурга. Об этом доложили царю, и последовало быстрое и краткое решение: «Отдать под трибунал главных виновных в этом происшествии, а тем временем, в наказание за буйное поведение евреев этого города, возьмите у них по одному рекруту на каждые десять человек». Снова были применены принципы того периода: один за всех; сначала наказание, потом суд.

Указ прибыл в Мстиславль накануне Пурима и поверг евреев в ужас. Во время поста Есфири синагоги оглашались плачем. Город был в состоянии ужаса: самые видные лидеры общины были брошены в тюрьму и должны были подвергнуться обезображиванию, сбрив половину головы и бороды.

Рекрутов-штрафников преследовали без учета возраста, так как, по царскому постановлению, десятая часть населения должна была быть призвана на военную службу. До окончания суда ни одному еврею не разрешалось покидать город, а выходцев из Мстиславля в других местах брали в плен и переводили в родной город. Большой еврейской общине грозило полное уничтожение.

Евреи Мстиславля через своих представителей ходатайствовали перед св.

В Санкт-Петербурге отложить призыв на военную службу до окончания судебного процесса и пытался убедить центральное правительство в том, что местная администрация исказила характер происшествия.

в столицу отправился народный защитник интересов своего народа, купец Исаак Зеликин из Монастырчины, которого ласково называли рабби Итцеле. Ему удалось заговорить с начальником «Третьего отдела» и ознакомить его с ужасами, творимыми властями в Мстиславле.

В результате из Петербурга были быстро отправлены два комиссара. Расследовав дело на месте, они обнаружили происки чрезмерно ретивых чиновников и отступнических доносчиков, представлявших уличную ссору организованным восстанием. Новая следственная комиссия, в состав которой входил один из петербургских комиссаров граф Трубецкой, выявила тот факт, что еврейская община как таковая не имела к происшедшему никакого отношения. Выводы комиссии вылились в «императорский акт милости»: заключенные евреи были отпущены на свободу, призывники-штрафники возвращены со службы, несколько местных чиновников предстали перед судом, могилевскому губернатору было вынесено суровое порицание.