В награду за все эти добродетельные подвиги секта ожидала от российского правительства, которому она ходатайствовала об этом, полного гражданского равноправия своих членов, разрешения вступать в смешанные браки с христианами и права носить особый знак, по которому они должны были быть отличен от «талмудических евреев». В знак благодарности за ожидаемые государственные блага члены секты обязались давать своим мальчикам и девочкам, которые должны были родиться в наступившем году, имена Александра или Александры, в честь русского царя.

Первая религиозная половина программы «Нового Израиля», возможно, привлекла немного сторонников. Но вторая «деловая» часть открыла публике глаза на истинные стремления этих «реформаторов», готовых в своем рвении к гражданскому равноправию променять религию, совесть и честь и не побоялся выдать такое низкое лакейство в то время, когда еще не высохла кровь жертв балтского погрома.

Таким образом, иссушающее влияние реакционной юдофобии скомпрометировало и парализовало вторую попытку внутренних реформ в иудаизме.

Оба движения вскоре прекратили свое существование, а их основатели впоследствии покинули Россию. Гордин уехал в Америку и, отрекшись от грехов юности, стал популярным еврейским драматургом. Прилукер поселился в Англии и поступил на службу к миссионерам, стремившимся распространять христианство среди евреев. Через несколько лет, в 1884 и 1885 гг., «Новый Израиль» возник в новом обличии, на этот раз в Кишиневе, где И. Рабинович основал тщедушную «Конгрегацию новозаветных израильтян», имевшую целью «слияние иудаизма с христианством». В доме молитвы, в котором молилась эта «конгрегация», состоящая всего из десяти членов, проповеди также произносил протестантский священник.

Несколько лет спустя и это новое миссионерское устройство было заброшено. Тлетворная атмосфера, окружавшая в то время русско-еврейскую жизнь, могла лишь породить эти ядовитые наросты «религиозной реформы». Ибо благотворные семена такой реформы должны были увянуть после краха идеалов, служивших путеводной звездой в период «просвещения».

«Временные правила» от 3 мая 1882 г. были приняты, так сказать, как чрезвычайная «военная мера», выходящая за рамки обычного русла законодательного действия. Тем не менее российское правительство не могло не понимать, что рано или поздно оно будет вынуждено принять обычную правовую процедуру и поставить еврейский вопрос перед высшим судом страны, Государственным советом. Для этого случая необходимо было подготовить материалы несколько лучшего качества, чем те, которые производились «губернаторскими комиссиями» и «Центральным еврейским комитетом», обязанными своим существованием Игнатьеву, составлявшими неотъемлемую часть всеобщего антиеврейского движения. политика уволенного министра. Еще до обнародования «Временных правил» Совет министров обратил внимание царя на необходимость назначения особой «высокой комиссии» для рассмотрения еврейского вопроса и разработки юридических мер для представления в Государственный совет.

Это предложение было осуществлено 4 февраля 1883 г., когда был издан высочайший указ, призывавший образовать «Высокую комиссию для пересмотра действующих законов о евреях».

Председательство в Комиссии было возложено сначала на Макова, бывшего министра внутренних дел, а после его безвременной кончины на графа Палена, бывшего министра юстиции, который руководил работой Комиссии в течение пяти лет ее существования. отсюда ее популярное название «Комиссия Палена», В состав Комиссии входили шесть должностных лиц, представляющих различные департаменты Министерства внутренних дел, и по одному должностному лицу от каждого из министерств финансов, юстиции, народного просвещения, Crown Domains и Foreign Affairs, и, наконец, нескольких экспертов, с которыми небрежно консультировались.

Новый бюрократический орган не получил определенных указаний относительно срока, в течение которого он должен завершить свою работу.

Очевидно, ему дали понять, что порученная ему работа вполне может позволить себе подождать. Первое заседание Верховной комиссии состоялось ровно через десять месяцев после ее официального назначения царем, и ее дела шли черепашьими темпами, окруженные загадочной атмосферой, характерной для русского чиновничества. В течение нескольких лет Верховной комиссии приходилось пробираться через печальное наследство почивших «губернаторских комиссий», представленных грудами бумаг с самыми фантастическими проектами решения еврейского вопроса, стремясь привести эти материалы в какую-то систему. Он также получил ряд меморандумов по еврейскому вопросу от посторонних, в том числе от общественно настроенных евреев, которые в большинстве случаев использовали барона Горация Гюнцбурга в качестве своего посредника — меморандумы, которые стремились поставить различные аспекты вопроса в их правильная перспектива. После четырех лет, потраченных на изучение материала, Комиссия взялась сформулировать свои собственные выводы, но по причинам, которые станут очевидными позже, эти выводы так и не были оформлены в виде юридических положений.

В то время как Верховная комиссия усердно занималась «пересмотром действующих законов о евреях», иными словами, повторяла сизифову задачу, от которой в прошлом отказались десятки подобных бюрократических образований, политика, делающая жизнь евреев невыносимой путем введения бесконечных разновидностей новых правовых ограничений. Эти ограничения вообще принимались «вне закона», т. е. без предварительного представления их в Государственный совет; они просто вносились в качестве предложений в Совет министров и, после принятия последним, получали юридическую санкцию посредством ратификации царем. Не дожидаясь результатов пересмотра еврейского законодательства, которое оно само предприняло, русское правительство с энтузиазмом приступило к делу создания новых цепей для несчастного еврейского народа. В течение ряда лет Верховная комиссия была не более чем прикрытием для прикрытия этих жестоких экспериментов властей, стоящих у руля государства. В то самое время, когда министерские чиновники, служившие в Верховной комиссии, предавались отвлеченным рассуждениям о еврейском вопросе и изобретали различные методы его решения, Совет министров предвосхитил это решение в духе оголтелого антисемитизма и тотчас же дать ему эффект в конкретной жизни.

Ветер, дувший с высот русской бюрократии, был решительно неблагоприятен для евреев. Запоздалая коронация Александра III, состоявшаяся в мае 1883 г. и принесшая, согласно русской традиции, в виде императорского манифеста различные привилегии и послабления для разных слоев русского населения, оставила евреи строго одни. Государь внимательно выслушивал тех усердных губернаторов и генерал-губернаторов, которые в своих «покорнейших докладах» выдвигали новомодную теорию о «вредности» евреев; замечания на полях, которые он часто прилагал к этим отчетам, приобрели силу обязательных для исполнения резолюций. В начале 1883 г. одесский генерал-губернатор Гурко воспользовался случаем в своем докладе царю, чтобы отметить чрезмерный рост числа еврейских учеников в гимназии и их «вредное воздействие» на своих христианских соучеников. Гурко предложил установить ограниченный процент для приема евреев в эти школы, и царь сделал примечание: «Я разделяю это убеждение; этому вопросу следует уделить внимание».

Дело, конечно, «привлекло внимание». Он был вынесен на рассмотрение Комитета министров. Но последний не хотел переходить к нему сразу и считал более разумным подготовить его и должным образом представить для законодательного действия в какое-то время в будущем. Однако, когда одесский генерал-губернатор и харьковский губернатор в своих отчетах за следующий год вновь распространялись о необходимости установления школьной нормы для евреев, царь сделал еще одно примечание, более выразительным тоном: Желательно решить этот вопрос окончательно».