26 августа пост министра внутренних дел был возложен на Святополк-Мирского, который в прежнем качестве виленского генерал-губернатора проявлял относительную административную снисходительность. Новый лидер внутрироссийской политики пообещал, что будет добиваться восстановления «доверия» между правительством и народом, приспосабливая свои действия к требованиям «истинного прогресса». Еврейской депутации, ожидавшей его в Вильне, и представителям иностранной печати было сказано, что в еврейском вопросе он будет руководствоваться справедливостью и «добротой». К сожалению, в самом начале он показал себя бессильным остановить новую волну погромов. В конце августа на русском Юге произошло несколько «очередных» погромов, начиная со ссоры в еврейском магазине и кончая сносом еврейских магазинов и домов, — как это было в местечке Смела, в правительства Киева, 22 августа, или в городе Ровно, на Волыни, где в тот же день было предпринято подобное покушение. Вскоре эти «регулярные» беспорядки сменились новой разновидностью погромов, которые отличались своеобразной окраской и могли быть названы «мобилизационными погромами». Мобилизованные русские резервные войска, взволнованные предстоящим уходом на поля смерти в Маньчжурию, где русская армия терпела поражение за поражением, направили свой протест по линии наименьшего сопротивления — против евреев. Солдаты, подкрепившись изрядными дозами алкоголя, начали свои «доблестные подвиги» и в сопровождении уличной толпы приступили к разорению еврейских домов, жестокому обращению с обитателями и грабежу их имущества. Кровавый погром произошел в Александрии, в Херсонской губернии, 6 и 7 сентября. В священный день Йом Кипур орда пьяных убийц ворвалась в синагогу, битком набитую прихожанами, и зверски изрубила там двадцать человек. мода. Среди тяжелораненых, вскоре скончавшихся от ран, было несколько гимназистов и студентов. Полиция не пыталась остановить убийства и грабежи, и только на второй день, когда бесчинства возобновились, из соседнего города были вызваны казаки, которым удалось восстановить порядок.

Через месяц мобилизованные русские резервисты стали устраивать серию погромов на Севере, в районе Белой Руси. В городе Могилеве беспредел солдат и местных хулиганов принял ужасающие размеры (10 октября). Больше всего пострадали беднейшие кварталы города. Среди жертв беспорядков были и семьи евреев-резервистов, ушедших на войну. Из столицы правительства эпидемия погромов распространилась по всей области. Повсюду пьяные «крестоносцы» перед отъездом в Маньчжурию занимались разрушениями, грабежами и поджогами. Кое-где, как это было в Витебской губернии, бунтовщики действовали с полной веротерпимостью и даже нападали на полицию, хотя центр «сцены» по-прежнему был занят евреями.

Правительство явно не желало принимать энергичных мер против «защитников Отечества», опасаясь еще большего их раздражения и срыва хода мобилизации. Лишь в конце октября мобилизационные погромы утихли.

В том же октябре 1904 года дело о прошлогоднем гомельском погроме было передано в Апелляционный суд Киевского правительства, заседавший в Гомеле. Целый год на подготовку доказательств ушло министерство юстиции, движимое желанием не столько расследовать дело, сколько запутать его и представить в извращенной политической интерпретации. Следствие, начатое еще при жизни Плеве и проводившееся под давлением антисемитского реакционера, министра юстиции Муравьева, закончилось составлением обвинительного акта, явившегося вопиющим образцом преднамеренного искажения фактов. Все дело изображалось как антирусский погром, устроенный евреями. Согласно этой версии, евреи Гомеля, желая отомстить за кишиневскую резню, взялись за оружие и 29 августа напали на христианское население, вызвав тем самым ответный погром со стороны русских рабочих 1 сентября, когда вновь вооруженный еврей самооборона заняла агрессивную позицию и тем самым вынудила солдат открыть по ним огонь. По этому обвинению было обвинено 60 человек, в том числе 36 евреев, представлявших ту часть населения, которая стала жертвой погрома. Евреи, которые осмелились защищаться, стояли у арестантской стойки бок о бок с нападавшими. Поддавшись давлению общественного мнения, правительство решило рассмотреть гомельское дело в открытом судебном заседании, но председателю трибунала было поручено исключить из судебного разбирательства все политические разоблачения, которые могли бы поставить правительство в затруднительное положение. Элита адвокатуры, как среди евреев, так и среди неевреев (Винавер, Слиосберг, Калманович, Ратнер, Соколов, Куперник, Зарудный и др.), собралась в Гомеле, чтобы выступить в защиту обвиняемых евреев и защитить иск за ущерб, причиненный жертвами еврейского погрома. Судебный процесс затянулся почти на три месяца и сводился к дуэли между адвокатом, пытавшимся выявить факты, и судом, стремившимся их скрыть. Показаниями свидетелей и перекрестными допросами адвокатов-евреев удалось разрушить всю структуру обвинения, но когда дело дошло до стадии, которая должна была привести к обнаружению истинных виновников погрома и вскрыть поведение властей, президент деспотически остановил адвокатов, отказав им в слове. Грубая пристрастность, проявленная председателем суда, привела к тому, что защитники потеряли терпение и 21 декабря, после бурной сцены, отказались от участия в процессе и демонстративно покинули зал суда.

Эта акция чрезвычайно возбудила общественное мнение по всей России; это вызвало бурю негодования по поводу этой официальной судебной ошибки, и бесстрашные защитники получили бесчисленные выражения сочувствия. Обвиняемые евреи тоже присоединились к благородной демонстрации своих адвокатов, что само по себе было красноречивым призывом к правому делу. Процесс закончился в январе 1905 г. и закончился оправданием половины обвиняемых евреев и христиан и обвинительным приговором другой половине из обеих групп. Виновные были приговорены к сравнительно легким наказаниям — к заключению на короткие сроки, и, кроме того, суд постановил ходатайствовать перед царем о смягчении даже этих наказаний.

Этот приговор показал иезуитский характер российской политики. Нечестивые убийцы и грабители из русской группы были либо оправданы вовсе, либо приговорены к ничтожным наказаниям и поставлены на один уровень вины с членами еврейской самообороны, чье единственное преступление состояло в том, что они постояли за свою жизнь, честь и собственность. Русский юридический журнал «Право», орган прогрессивной русской интеллигенции, опубликовал по этому поводу сильную статью, которая заканчивалась следующими словами:

Правда выступает рельефно даже в этом приговоре, причем вопреки желанию его авторов. Если, как подразумевается в этом приговоре, и евреи, и христиане виновны в убийствах, насилии и грабеже лишь в минимальной степени, — ибо иначе могла бы быть оправдана чрезвычайная мягкость приговора? — тогда каждый должен задаться вопросом: вопрос: кто же подлинный виновник всех ужасов, творившихся в Гомеле? У тех, кто с некоторым вниманием следил за ходом судебного следствия, может быть только один ответ: кроме христиан и иудеев есть еще третий виновник, политически прогнившее чиновничество. Этот виновник не стоял в тюрьме, но приговор против него... Лучшие элементы русской общественности, и евреи в особенности, жаждали справедливости и раскрытия правды, но она был как раз тем третьим сообщником, который боялся правосудия и сумел прикрыть его всеобщей амнистией.

Таков был конец двух злополучных лет русско-еврейской истории (1903-1904 гг.), отмеченных внутренней войной против евреев и внешней войной против Японии, наполненных победами реакции под Кишиневом и Гомель и поражения русского оружия при Порт-Артуре, Ляо-Яне и Мукдене. Этот ужасный период реакционного терроризма, который начал стихать только к концу 1904 г., выгнал из России в Америку более 125 000 еврейских эмигрантов, спасавшихся бегством из царских владений.