Само собой разумеется, что эмигранты, не имевшие затруднений в получении равноправия граждан, тем не менее вынуждены были в первые годы своего проживания в Новом Свете вести суровую борьбу за свое материальное существование. Среди эмигрантов, приехавших в Америку в те первые годы, было много молодых интеллектуалов, которые бросили свою либеральную карьеру в стране рабства и теперь мечтали стать простыми земледельцами в свободной республике. Им удалось приобрести последователей среди эмигрантских масс, и они, столкнувшись с чрезвычайными трудностями и с помощью благотворительных организаций, основали ряд колоний и ферм в различных частях Соединенных Штатов, в Луизиане, Северной и Южной Дакоте, Нью-Джерси и других местах. После нескольких лет тщетной борьбы с материальной нуждой и неприспособленностью к местным условиям большое количество этих колоний было заброшено, и лишь немногие из них сохранились до наших дней.

С течением времени идеалистический пионерский дух, воодушевлявший русских интеллектуалов, уступил место трезвому реализму, который более соответствовал условиям американской жизни. Основная масса эмигрантских масс осела в городах, прежде всего в Нью-Йорке. Они работали на фабриках или на торгах, важнейшей из которых была торговля иглами; они занимались торговлей, торговлей вразнос, земледелием и, наконец, свободными профессиями. Многие иммигранты последовательно прошли все эти экономические стадии, прежде чем обрели прочное экономическое положение.

Результатом всех этих скитаний и перипетий стала прочная община в Соединенных Штатах, насчитывающая около 200 000 евреев, которые сформировали ядро быстро растущего нового еврейского центра в Америке. Один из активных участников и лидеров этого движения, испытавший в своей жизни все тяготы, связанные с ним, заключает свой рассказ об эмиграции в США в конце 80-х годов следующими словами:

Никто из тех, кто видел бедного, забитого, малодушного жителя гнусной черты оседлости, с постоянно свисающим над головой дамокловым мечом жестокой самовластья, трясущимся, как осенний лист, при виде инспектора или даже простой полицейский; кто видел, как этот маленький еврей превратился под влиянием борьбы за существование и независимую жизнь в свободного американского еврея, гордо держащего голову, которого никто не посмеет обидеть и который стал гражданином в полном смысле слова — никто, видевший это чудесное превращение, не может ни на минуту усомниться в огромном значении эмиграционного движения для 200-тысячного

Евреи, нашедшие приют в Америке.

Идеалистические влияния, а не реалистические факторы, действовали в палестинском колонизационном движении, которое шло параллельно с американской эмиграцией, как небольшой ручей иногда сопровождает большую реку. Идеи, проповедуемые первыми «любителями Сиона», лишь медленно обретали конкретную форму. Первые колонисты в древнем отечестве встречали на своем пути огромные препятствия: противодействие турецкого правительства, которое всячески препятствовало покупке земли и приобретению имущества; запущенное состояние почвы, нецивилизованное состояние соседних арабов, отсутствие финансовых средств и сельскохозяйственного опыта. Несмотря на все эти недостатки, усилия нескольких человек привели к основанию в первый же год движения, в 1882 г., колонии Ришон-ле-Цион, недалеко от Яффо. Впоследствии было основано еще несколько колоний, таких как Экрон и Гедера в Иудее, Йесод. Гамаала, Рош-Пина, Зихрон-Иаков в Галилее — два последних города, основанные румынскими евреями. Эти колонии, вызванные к жизни энтузиастами с недостаточными материальными ресурсами, вряд ли смогли бы выжить, если бы их бедственное положение не вызвало интерес барона Эдмона де Ротшильда в Париже. Начиная с 1884 г. барон, преследуя чисто человеколюбивые цели, оказывал поддержку колониям, расходуя огромные средства на развитие в них высших форм земледелия, в частности виноградарства. Постепенно барон стал фактическим владельцем большинства колоний, которыми управляли его назначенцы, а большинство колонистов низвели до уровня рабочих или арендаторов, которые полностью находились в руках администрации барона. Такое положение дел было несомненно унизительным и почти невыносимым для людей, мечтавших о свободной жизни на Святой Земле. Между тем не может быть сомнения в том, что в существовавших в то время условиях дальнейшее существование колоний стало возможным только благодаря щедрой помощи, пришедшей извне.

Прогресс палестинской колонизации, каким бы медленным он ни был, обеспечил конкретную основу для доктрин, проповедуемых «любителями Сиона» в России. Пропаганда этих «Гобебе Цион» — древнееврейский эквивалент «Любителей Сиона», — которые признали своими лидерами первых сторонников территориальной реставрации еврейства, Пинскера и Лилиенблюма, привела к организации ряда обществ в различных города. В конце 1884 г. делегаты этих обществ собрались на конференцию в приграничном прусском городе Каттовице, которая в России была невозможна ввиду опасности вмешательства полиции. По этому случаю был основан фонд под названием Мазкерет Моше, «Памятник Моисею», в честь английского филантропа сэра Мозеса Монтефиоре, чей сотый день рождения отмечался в том же году. Фонд, служивший основным каналом для всех пожертвований в пользу палестинских колоний, управлялся двумя центрами «Хобебе Цион» в Одессе и Варшаве. Движению, которое было вызвано к жизни представителями интеллигенции, удалось привлечь на свою сторону нескольких поборников раввинской ортодоксии, среди них Самуила Могилевера, известного белостокского раввина; их принадлежность к новой партии во многом способствовала ослаблению оппозиции ортодоксальных масс, склонных рассматривать это политическое движение как соперника традиционной мессианской идеи иудаизма. Отсутствие государственной санкции мешало деятельности обществ «Хобебе Цион» в России, а имеющихся в их распоряжении средств едва хватало на содержание одной-двух колоний в Палестине. Понимая это, конференция «Любителей Сиона», собравшаяся в Друскениках в 1887 г., решила обратиться к российскому правительству с просьбой о легализации организации «Хобебе Цион», что и было осуществлено несколькими годами позже, в 1890 г.

Так в течение первого десятилетия войны, которую цари вели против своих еврейских подданных, поток русско-еврейской эмиграции медленно катился к различным берегам, пока новая буря в начале нового десятилетия не взхлестнула его волны до невиданной высоты. В то время как в течение 80-х годов русское правительство хотело создать впечатление, будто оно просто «терпело» отъезд евреев из России — хотя на самом деле это было конечной целью его политики, — в начале 90-х годов она вдруг сбросила маску и публично санкционировала исход евреев из Российской империи. Словно для того, чтобы усилить действие этой санкции, евреи должны были еще полнее вкусить кнут преследования и изгнания, чем в предыдущее десятилетие.

Ядовитые бациллы юдофобии как никогда процветали в высших правительственных кругах Петербурга. Однако не только ненависть к евреям, но и ярость общеполитической реакции стали более бешеными, чем когда-либо, после «чудесного спасения» царской семьи в железнодорожной катастрофе под Борками 17 октября 1888 года.

Среди церковно-мистической дымки, которой удалось завуалировать этот эпизод Победоносцеву и его соратникам, в душе царя глубоко укоренилось убеждение, что перст Божий указал ему путь спасения России. от «западных» реформ и возвращены в лоно традиционного русского православия. Это убеждение Александра III. привели к контрреформам, ознаменовавшим последние годы его царствования, имевшим своей целью усиление полицейского и церковного режима в России, как-то свертывание сельского и городского самоуправления, усиление власти дворянства и духовенства, учреждение земских начальников, и умножение греко-православных церковно-приходских школ за счет светских школ. Эти же влияния стимулировали и пышный рост юдофобии, которая отныне приняла в высших правительственных кругах самый злобный характер. Проявление этого настроения можно найти в словах царя, которые он написал на полях доклада, представленного ему в 1890 году одним высокопоставленным чиновником, описывающим страдания евреев и призывающим к необходимости прекращения политики. угнетения: «Но мы не должны забывать, что именно евреи распяли нашего Господа и пролили Его бесценную кровь». Представители придворного духовенства публично проповедовали, что христианину не следует заводить дружеских отношений с евреем, так как евангельское повеление «ненавидеть убийц Спасителя».