Как будто правительство намеревалось поиздеваться над солдатами-евреями, последние были лишены права проживания в местностях вне черты оседлости, где они находились, и по истечении срока их службы были отправлены обратно в территории русско-еврейского гетто. Таким образом, даже Николай I был обойден Николаем. Уволенные еврейские солдаты, служившие по старому закону о рекрутировании, пользовались как для себя, так и для своих семей правом проживания по всей Империи. Новый военный устав 1874 г. снял с отставных солдат-евреев эту награду за добросовестно исполняемый долг, а в 1885 г. Сенат вынес решение о лишении избирательных прав этих евреев, проведших годы своей жизни на службе отечеству. Еврей из Бердичева, Вильно или Одессы, отсидевший пять-шесть лет где-нибудь в Петербурге, Москве или Казани, был вынужден покинуть эти запретные города и вернуться домой в тот же день, когда снял солдатскую шинель. униформа.

Тем не менее, несмотря на это любопытное поощрение еврейского патриотизма, правительство имело наглость постоянно обвинять евреев в «уклонении от воинской обязанности». То, что склонность к такому уклонению была в моде среди евреев, не вызывает сомнения. Было бы противно человеческой природе, если бы люди, подвергавшиеся посягательствам сверху и пинкам снизу, право проживания которых ограничивалось одной двадцатой частью территории их отечества, лишенные крова, воздуха и хлеба, и лишенные надежды поставить себя хотя бы посредством военной службы наравне с самым низким русским мужиком, должны были испытывать глубокую потребность принести себя в жертву за отечество и не должны были уклоняться от этой тяжелейшей гражданской обязанности перед большей степени, чем привилегированное русское население, у которого случаи уклонения были отнюдь не редки. Однако в действительности жалобы на нехватку новобранцев-евреев были сильно преувеличены. Последующие статистические исследования выявили, что из-за неравномерного распределения правительство ежегодно требовало от евреев большего количества рекрутов, чем это было оправдано их численным отношением к общему населению черты оседлости. В среднем евреи составляли двенадцать процентов от общего числа новобранцев в черте оседлости, тогда как еврейское население оседлости составляло лишь одиннадцать процентов всего населения. Правительство также отказалось учитывать тот факт, что из-за неточной регистрации в призывных списках часто значились имена лиц, которые давно умерли или покинули страну, чтобы эмигрировать за границу. Фактически ежегодная эмиграция евреев из России в результате непрекращающихся гонений привела к сокращению числа юношей призывного возраста. Но русские власти считали, что оставшиеся евреи должны служить в русской армии вместо своих собратьев, ставших гражданами свободной Американской республики. «Уклонение от воинской обязанности» и ежегодная недоборка нескольких сотен рекрутов против многих тысяч призывников обвинили в тяжких преступлениях против того самого народа, по отношению к которому правительство со своей стороны не выполнило даже самых элементарных своих обязательств. обязательства. Пачки бумаги были исписаны всевозможными официальными средствами, чтобы «пресекать» это уклонение евреев от воинской обязанности. Одним прекрасным апрельским утром 1886 года правительство вышло со следующим постановлением: семья еврея, виновного в уклонении от военной службы, подлежит штрафу в размере трехсот рублей (150 долларов). Взимание штрафа определяется соответствующим призывным пунктом и осуществляется полицией. Он не может быть заменен тюремным заключением в случае обездоленных лиц, подлежащих уплате этого штрафа.

Кроме того, за поимку еврея, не явившегося в вербовочные органы, была обещана военная награда.

В силу этого варварского принципа коллективной ответственности на евреев России обрушились новые тяготы. Поскольку закон предусматривал, что штраф за уклонение от военной службы должен быть наложен на семью виновного, полиция истолковала этот термин «вольно», подразумевая под ним родителей, братьев и близких родственников. Постепенно вошла в моду следующая процедура. Осенью каждого года, в русский призывной сезон, на призывном пункте из заранее подготовленного списка вызываются имена молодых евреев, отработавших свой двадцать первый год. Если еврей, чье имя было названо, не явился в тот же день, вербовочные органы издают на месте приказ о наложении штрафа на его семью. Затем в доме его родителей появляется милиция, чтобы забрать сумму в триста рублей. За неимением наличных денег они налагают арест на имущество бедняков и впоследствии продают его с публичных торгов. В случае с теми, у кого нет ничего, что можно было бы у них отнять, полиция настаивает на том, чтобы они дали подписку о невыезде из города. У них отбирают паспорта, так что, не имея возможности отлучаться из города на заработки, они часто остаются голодать. В случае смерти или отсутствия родителей братья и сестры виновного, а затем его деды и бабки привлекаются к ответственности своим имуществом.

Таким образом, большое количество еврейских семей было совершенно разорено только потому, что один из их членов эмигрировал за границу или, как это часто бывало, предал свою душу Богу в самом любимом отечестве, а родственники не позаботились о дело в том, что мертвая душа была вычеркнута из рекрутских списков. Тем не менее, несмотря на все эти усилия, оставалось еще немало неуплаченных штрафов — «недоимок», как их официально называли, — к глубокому сожалению русских евреев, которым приходилось смотреть, как ускользают жертвы. безнаказанным из их рук.

Таким образом, начиная с майских законов 1882 г., правительству постепенно удалось монополизировать всю антиеврейскую деятельность, позволив бюрократическим преследованиям заменить уличные погромы.

Однако в 1883 и 1884 годах «улица» снова время от времени предпринимала попытки конкурировать с правительством. 10 мая 1883 г., накануне коронации Александра III, в крупном южном городе Ростове-на-Дону произошел погром. Было снесено и разграблено около сотни еврейских резиденций и хозяйственных построек. Все движимое имущество евреев было разграблено чернью, а остальное уничтожено. Как и следовало ожидать, «усилиями полиции и войск не удалось остановить беспорядки», и только по окончании дневной работы бунтовщики бежали, преследуемые плетями и выстрелами казаков. Российская цензура строго запрещала любые упоминания о погромах в газетах, опасаясь испортить торжественность коронационных дней. Прессе разрешалось лишь намекать на «тревожные слухи», действие которых распространялось даже на биржу Берлина. Не прошло и года, как было дано разрешение публично рассказать о ростовских событиях.

Были основания опасаться, что погром в Ростове был лишь прелюдией к новой серии беспорядков на Юге. Но прошло больше двух месяцев, и все вроде бы затихло. Но вдруг 20 июля, на греко-православном празднике памяти пророка Илии, русская толпа совершила нападение на потомков древнего пророка в Екатеринославе. Память о великом библейском назорее, ненавидевшем крепкие напитки, была подобающим образом прославлена его русскими почитателями в Екатеринославе, которые напились в огромном количестве и настолько опьянели, что предприняли свои дерзкие разбойничьи подвиги.

Руководителями погромного движения были не местные жители, а бродячие батраки великороссийских управ, занятые на строительстве железной дороги в окрестностях южнорусского города.

Эти батраки, по выражению современника, занимались «военной частью предприятия», тогда как «гражданские функции» выполняли местные русские жители: и магазины и бросая все предметы и товары на улицу, женщины и дети хватали все, что попадалось им в руки, и уносили на руках или в телегах к себе домой.

Мародерство и разграбление продолжались и на второй день, 21 июля, до прибытия отряда солдат. Толпа, опьяненная своим успехом, попыталась отбиться от солдат, но, естественно, потерпела поражение.