Александр III. поспешил выразить свое согласие с этими взглядами своего министра, уверявшего его, что правительство приняло «энергичные меры» для подавления погромов, что верно лишь в двух-трех последних случаях. В то же время он уполномочил Игнатьева принять «энергичные меры» подлинно русского производства против тех, кто еще совсем недавно был разорен этими погромами.

Высочайший указ, изданный 22 августа 1831 г., говорит о «ненормальных отношениях, существовавших между коренным населением нескольких правительств и евреями». Для решения этой ситуации он предусматривает, что в тех правительствах, в которых проживает значительное еврейское население, должны быть назначены специальные комиссии, состоящие из представителей местных сословий и общин, под председательством губернаторов.

На эти комиссии возлагалась задача выяснить, «какие стороны хозяйственной деятельности евреев вообще оказали вредное влияние на жизнь коренного населения и какие меры, как законодательные, так и административные, должны быть приняты» для целью ослабления этого влияния. Таким образом, указ, призывая к назначению комиссий, сразу указывал цель, на которую должна была быть направлена их деятельность: определить «вредное влияние» евреев на экономическую жизнь России.

Ту же мысль еще более прямо выразил Игнатьев, который в своем циркуляре генерал-губернаторам от 25 августа воспроизвел его доклад царю и твердо установил догмат о «вредных последствиях хозяйственной деятельности евреев для христианского населения, их расового сепаратизма и религиозного фанатизма».

Таким образом, мы становимся свидетелями необычайного зрелища: разоренное и ограбленное еврейское население, имевшее право обвинить правительство в неспособности защитить его от насилия, само предстало перед судом.

Судьями в этом судебном процессе были не кто иные, как агенты правящих властей — губернаторы, некоторые из которых были виновны в пособничестве погромам, — с одной стороны, а с другой — представители Христианские сословия, городские и сельские, которые были в основном назначенцами этих губернаторов. Кроме того, в каждую комиссию были включены два еврейских представителя, которые должны были действовать в качестве экспертов, но без права голоса; они были поставлены в положение подсудимых и вынуждены были выслушивать непрерывные обвинения против евреев, которые; постоянно были вынуждены отрицать. Всего было шестнадцать таких комиссий: по одной в каждом из пятнадцати правительств черты оседлости, за исключением Царства Польского, и одна в Харьковском правительстве. Комиссиям был предоставлен двухмесячный срок для завершения своей работы и представления результатов министру.

Заседания всех этих «губернаторских комиссий» проходили одновременно в течение сентября и октября.

Заключенным у суда был еврейский народ, которого судили по обвинениям, содержащимся в официальном обвинительном акте — имперском указе, дополненном и истолкованном в министерском циркуляре. Хорошо информированный современник дает следующее описание этих заседаний в официальном меморандуме: «Первое заседание каждой комиссии начиналось чтением министерского циркуляра от 25 августа. Чтение неизменно производило сильное воздействие в двух разных направлениях: на членов из крестьянства и из числа евреев. Первые убедились во враждебном отношении правительства к еврейскому населению и в его снисходительности к зачинщикам беспорядков, которые, по утверждению циркуляра Игнатьева, были вызваны исключительно еврейской эксплуатацией коренных жителей. Излишне говорить, что крестьяне не преминули передать это убеждение, упроченное на последующих сессиях неспособностью пресечь массовые нападки на евреев со стороны членов-антисемитов, своим сельским общинам.

Что касается членов-евреев (комиссий), то министерский циркуляр произвел на них ошеломляющее впечатление. В своих собственных лицах они узрели три миллиона русских евреев, посаженных в каторгу: одна часть населения предстала перед судом перед другой. И кто были судьи? Не представители народа, должным образом избранные всеми сословиями населения, как, например, сельские собрания, а агенты администрации, чиновники-бюрократы, более или менее подчиненные правительству. Сами судебные процессы велись тайно, без достаточного количества защитников подсудимых, которые в действительности были заранее осуждены. Позиция председательствующих губернаторов, речи, произнесенные членами-антисемитами, которых было подавляющее большинство, и характеризовавшиеся нападками, насмешливыми замечаниями и коварными оскорблениями, подвергли членов-евреев моральным пыткам и заставили их потерять всякую надежду. что они могут оказать какую-либо помощь в попытке беспристрастного, беспристрастного и всестороннего рассмотрения вопроса. В большинстве комиссий их голос был подавлен и заглушен. В этих условиях еврейские члены были вынуждены, в крайнем случае, отстаивать интересы своих единоверцев в письменной форме, подавая меморандумы и особые мнения. Однако были случаи, когда эти меморандумы и протесты удостаивались того, чтобы их зачитывали во время заседаний.

В таком случае неудивительно, что комиссии выносили свои «приговоры» в духе обвинительного акта, составленного властями. Антисемитские официальные лица проявили свою «ученость» в невежественной критике «духа иудаизма», Талмуда и национального сепаратизма евреев, и они предложили искоренить все эти влияния посредством культурных репрессий, таких как уничтожение об автономии еврейских общин, о закрытии всех специальных еврейских школ и о передаче всех сторон внутренней жизни евреев под контроль правительства. Представители русских мещан и крестьян, многие из которых еще совсем недавно сотрудничали или, по крайней мере, сочувствовали погромщикам, стремились доказать экономическую «вредность» евреев и требовали их ограничения. в своих городских и сельских занятиях, а также в своем праве на жительство за пределами городов.

Несмотря на господствовавшее настроение, пять комиссий высказали мнение, казавшееся, с точки зрения русского правительства, чистой ересью, о необходимости предоставить евреям право жительства по всей империи, чтобы облегчить чрезмерное скопление еврейского населения черты оседлости.

В то время как губернаторские комиссии — губернаторские в буквальном смысле этого слова, потому что всецело подчинялись губернаторам, — собирали свои заседания, главные сатрапы черты оседлости, генерал-губернаторы, были заняты отправкой своих выражений. мнения св.

Петербург. Киевский генерал-губернатор Дрентельн, который сам подлежал судебному преследованию за то, что допустил двухдневный погром в своем жилом городе, решительно осудил весь еврейский народ и потребовал принятия мер, рассчитанных «для защиты христианского населения». против такого высокомерного племени, как евреи, которые отказываются по религиозным соображениям иметь тесный контакт с христианами». Необходимо было, по его мнению, прибегнуть к юридическим репрессиям, чтобы противодействовать «интеллектуальному превосходству евреев», позволяющему им выйти победителями в борьбе за существование.

Подобные осуждения иудаизма исходили от генерал-губернаторов Одессы, Вильно и Харькова, хотя они расходились во мнениях относительно размеров, которые должны принять эти репрессии. Тотлебен, магистр Виленской губернии, отказавшийся мириться с погромами в Литве, тем не менее согласился с тем, что впредь евреям должно быть запрещено селиться в деревнях, хотя он был достаточно великодушен, чтобы добавить, что находит это несколько неудобным». лишить весь еврейский народ возможности зарабатывать себе на жизнь своим трудом». Сложилось впечатление, что воинствующая юдофобия намерена лишить евреев даже права на кусок хлеба.

Правительство заранее прекрасно понимало, что работа губернаторских комиссий даст удовлетворительные для него результаты. Поэтому он счел излишним дожидаться их докладов и резолюций и приступил к созданию в Петербурге 19 октября «Центрального комитета по пересмотру еврейского вопроса».