Через год, в апреле 1851 г., правительство сделало еще один шаг вперед и приступило к вопросу о женской одежде. «Его Императорскому Величеству было милостиво повелеть запретить еврейским женщинам брить голову при вступлении в брак».[90] В октябре 1852 г. этот указ был дополнен положением о том, что замужняя еврейка, виновная в бритье головы, подлежит штрафу в размере пяти рублей (2,50 доллара), а раввин, подстрекавший к этому преступлению, должен быть привлечен к ответственности. Так как ни евреи, ни иудейки не желали подчиняться имперским приказам, первые по привычке, вторые из религиозных соображений, то провинциальные власти начали регулярную войну против этих «бунтовщиков».

И генерал-губернаторы, и подчиненные им губернаторы проявляли в этом направлении необычайный энтузиазм. Чиновники с величайшим усердием выслеживали не только женщин-преступниц, но и их сообщников — раввинов, присутствовавших на свадебной церемонии, включая даже парикмахеров, призванных брить головы еврейским дамам. Еврейских женщин осматривали в полицейских участках, чтобы выяснить, носят ли они все еще собственные волосы под платками или париками. Часто борьба проявлялась в трагикомических и даже отталкивающих формах. В некоторых местах полиция приняла обычай насильно укорачивать плащи или укорачивать длинную одежду евреев.

Противостояние властям было особенно сильным в Царстве Польском, где рядовые хасиды были готовы принять мученическую смерть за любой еврейский обычай, каким бы устаревшим он ни был. Борьба затянулась надолго и дошла даже до следующего царствования, но победа осталась за бунтующими массами. Хотя в более поздний период, в результате общекультурных тенденций, традиционный еврейский костюм уступил место в некоторых слоях еврейства европейской форме одежды, это произошло не вопреки полицейским мерам, а вопреки им. Принудительная ассимиляция сейчас так же мало удавалась, как принудительная изоляция в Средние века. Средневековые правители навязали евреям особую форму одежды и «желтый значок», чтобы отделить их от христиан. Николай I применял насильственные средства, чтобы сделать евреев по стилю одежды похожими на христиан. Насилие, к которому прибегали в обоих случаях, хотя и различалось по форме, имело один и тот же мотив.

Была еще одна область, в которой сжимающая и давящая власть царизма могла в полной мере применить свою разрушительную энергию. Мы имеем в виду призыв в армию. Это подлинное создание имперского мозга становилось все более невыносимым, служив в еврейской жизни карательно-исправительным учреждением, с его «захватом» старых и молодых, его инквизиционным режимом кантонистов, его депортацией на четверть века и дольше. в дальние регионы. Даже русские крестьяне ужасались при мысли о николаевской воинской повинности, которая в воспоминаниях живописцев того времени изображается как пожизненная ссылка, и часто уклонялись от воинской повинности, убегая от помещиков и скрываясь. в лесах. Насколько страшнее должна была быть воинская повинность для еврея, чья семья лишилась и молодого отца, и нежного сына. Не оставалось неиспользованных средств, чтобы уклониться от этого чудовищного обязательства. В отчетах губернаторов говорится о «неизмеримых трудностях проведения воинской повинности среди евреев».

Если не считать бесчисленных случаев членовредительства, — цитируя слова одного из этих отчетов, составленного в 1850 г., — исчезновение всех без исключения трудоспособных евреев стало настолько повсеместным, что в некоторых общинах, кроме непригодных к призыв на военную службу по возрасту или физическим недостаткам, при призыве на военную службу не может быть найдено ни одного лица, которое могло бы быть призвано в армию. Некоторые бегут за границу, а другие прячутся в соседних правительствах.

На тех, кто скрывался, охотились, как на диких зверей. Их жизнь, как свидетельствует современник, была хуже, чем у галерных рабов, ибо малейшая неосмотрительность приводила к их гибели. Многие прибегали к членовредительству, чтобы сделать себя непригодными для военной службы. Они отрубали себе пальцы на руках или ногах, портили зрение и наносили всевозможные увечья, чтобы уклониться от военной службы, которая фактически была каторгой. «Самая мягкосердечная мать, — по выражению современника, — подставила бы палец своего любимого сына под кухонный нож доморощенного хирурга-шарлатана».

Это уклонение привело к огромному дефициту, который сильно ударил по еврейским общинам, поскольку последние несли коллективную ответственность за поставку полной квоты новобранцев. Сообщения о неудовлетворительных результатах призыва среди евреев привели в ярость петербургское правительство. Упорное нежелание людей разлучаться чуть ли не на всю жизнь с близкими и дорогими им людьми или видеть своих малышей уносимыми в раннюю могилу или в купель для крещения, расценивалось как проявление преступного своеволия. Соответственно, прежние меры «пресечения» и «обуздания» этого своеволия были усовершенствованы новыми. В декабре 1850 года царь приказал, чтобы за каждого пропавшего еврея-рекрута в данной общине трое мужчин не моложе двадцати лет из той же общины и еще один рекрут за каждые две тысячи рублей (1000 долларов) недоимки по налогам. услуга. Через год были изданы следующие зверские меры с целью «прекратить укрывательство евреев от военной службы»: беглецы должны были быть схвачены, высечены и призваны в армию сверх положенной нормы рекрутов. Общины, в которых они были спрятаны, должны были быть оштрафованы. Вместо него брали родственников рекрута, не явившегося вовремя, даже если эти родственники оказывались главами семейств. Официальные представители общин в равной степени подлежали отправке в армию, если их признавали виновными в какой-либо неточности при проведении призыва.

После обнародования этих законов в еврейских общинах начался террор. Кагальские старейшины — следует помнить, что они продолжали существовать после упразднения кагалов, выступая фискальными агентами правительства — теперь столкнулись с ужасной альтернативой: стать, по словам современника,, «либо убийцы мучеников», т. е. либо любого юношу и мальчика брать в плен и посылать в армию без разбора, либо самим надевать серую форму и зачисляться на военную службу в качестве «штрафных» рекрутов.

В результате в черте оседлости началась жестокая охота на людей. Взрослые были схвачены и, несмотря на то, что они были единственной опорой своих семей, были взяты в плен, а восьмилетние дети были схвачены и представлены вербовочным органам как достигшие обязательного двенадцатилетнего возраста. Но, несмотря на всю эту охоту, многие общины не могли обеспечить свою норму воинов, а количество «штрафных» рекрутов из числа кагалских старейшин было весьма значительным.

Плач и стоны раздавались в окрестностях призывных пунктов в еврейских городках, где родители и родственники прощались со своими близкими, обреченными на вечную казарменную жизнь. И все же ярость правительства не была удовлетворена. В 1853 г. были изданы новые «временные правила» «в порядке эксперимента», по которым не только общинам, но и отдельным евреям предоставлялось право предлагать в качестве замены любого собрата-еврея из другого города, чем его собственный, пойманного без регистрации. заграничный пасспорт. Любой еврей, случайно отлучившийся от своего места жительства без паспорта, мог быть схвачен и призван на службу вместо обычного рекрута из семьи похитителя. «Пленного» независимо от возраста делали солдатом, а похитителю давали расписку на одного рекрута.

Началась новая жестокая охота. Официальные «похитители», нанятые кагалами, больше не были единственными, кто охотился за живой добычей. Теперь в погоне принялись все частные лица, желавшие найти замену члену своей семьи или просто желавшие заработать копейки, продав свою вербовочную квитанцию. Появились полчища еврейских бандитов, которые заполонили дороги и постоялые дворы, хитростью или силой заставляли путешественников расставаться с паспортами, а затем волокли их на призывные пункты в качестве «пленников» для отправки в армию. Никогда прежде еврейские массы, поддавшись давлению сверху, не опускались до такой глубины деградации. Еврей стал добычей для своего собрата-еврея.