То же самое было и в Нежине, где 20 и 22 июля был устроен погром. После нескольких тщетных попыток остановить беспорядки военные были вынуждены стрелять в разъяренную толпу, убив и ранив некоторых из них. Затем последовал крик: «Христианская кровь течет — бей жидов!» — и погром возобновился с удвоенной силой. Его остановили только на третий день.

Энергия июльских погромов, очевидно, иссякла в этих последних свирепых попытках. Кровожадные полчища поняли, что полиция и военные действуют вполне серьезно, и этого было достаточно, чтобы отрезвить их от погромного опьянения. К концу июля эпидемия вандализма прекратилась, хотя во многих городах за ней последовало большое количество пожаров. Трусливые бунтовщики, лишенные возможности безнаказанно грабить евреев, начали поджигать еврейские кварталы. Особенно это имело место в северо-западных губерниях, в Литве и Белоруссии, где власти с самого начала решительно восстали против всякого организованного насилия.

Серия погромов, учиненных весной и летом того же года, нанесла свои страдания более чем сотне населенных пунктов, населенных евреями, прежде всего на юге России. Но бедствие, порожденное паникой, ужасным предчувствием разнузданного насилия, было гораздо более обширным, ибо все еврейское население России оказалось его жертвой. Как в ушедшем Средневековье всякий раз, когда страдания евреев достигали печального апогея, так и теперь преследуемый народ оказался лицом к лицу с проблемой эмиграции. И как будто история стремилась связать конец девятнадцатого века с концом пятнадцатого, еврейские бедствия в России нашли отклик в той самой стране, которая в 1492 году сама изгнала евреев из своих пределов: испанском правительстве. заявил о готовности принять и укрыть беглецов из России. Древняя католическая Испания протянула приветственную руку жертвам современной греко-православной Испании. Однако предложение Испании сразу же было признано не имеющим большого практического значения. В авангарде интересов евреев стоял вопрос о том, на какую страну должно быть направлено эмиграционное движение: на Соединенные Штаты Америки, сулящие надежду на хлеб и свободу, или на Палестину, дающую приют раненым. национальная душа.

Пока еврейские писатели были заняты обсуждением этого вопроса, сама жизнь определила направление эмиграционного движения. Почти все беглецы с юга России уехали в Америку через западноевропейские центры. Движение шло со стихийной силой и совершенно неорганизованно, так что осенью того же года около десяти тысяч обездоленных еврейских скитальцев очутились съежившимися на первом привале, в городе Броды, расположенном на Русской реке. Австрийская граница. Их привлекли сюда слухи о том, что агенты Французского Альянса Израэлитов Universette снабдит их необходимыми средствами для продолжения путешествия через Атлантику. Центральный комитет Альянса, застигнутый неподготовленным к такой огромной эмиграции, был в отчаянии. Оно рассылало призывы, предостерегая евреев от массовой эмиграции в Америку через Броды, но было бессильно остановить волну. Когда представители французского Альянса, известный Шарль Неттер и другие, прибыли в Броды, они увидели ужасное зрелище. Улицы города были заполнены тысячами евреев и еврейок, измученных материальной нуждой, с голодными детьми на руках. «С раннего утра и до поздней ночи французские делегаты были окружены толпой, кричащей о помощи. Им преградили путь матери, которые бросали своих малышей под ноги, умоляя спасти их от голодной смерти».

Делегаты делали все, что могли, но количество беглецов постоянно росло, а процесс отправки их в Америку шел черепашьими темпами. Исход евреев из России был вызван не только погромами и вызванной ими паникой, но и обрушившимися на них со всех сторон новыми ударами либеральной руки Игнатьева.

Поколебавшись какое-то время, антисемитское правительство Игнатьева, наконец, определилось с отношением, которое оно должно было занять впредь по отношению к еврейскому вопросу. Ошарашенные началом погромного движения, руководящие круги России сначала были склонны приписывать его последствиям революционной пропаганды, но впоследствии пришли к выводу, что в интересах проводившейся ими реакционной политики и по мере средством оправдания позорных антиеврейских эксцессов перед глазами Европы, удобнее было свалить вину на самих евреев. С этой целью русским правительством была выдвинута новая теория, квазиэкономическое учение об «эксплуатации коренного населения евреями». Это учение состояло из двух, собственно говоря, взаимоисключающих частей: во-первых, евреи, как преимущественно торговый класс, занимаются «непроизводительным» трудом и тем самым «эксплуатируют» производительные классы христианского населения, т. крестьянства в частности.

Во-вторых, евреи, «захватив» торговлю и промышленность, — здесь молчаливо признается большое участие евреев в промышленной жизни, представленной ремеслами и мануфактурами, — соревнуются с христианскими городскими сословиями, т. е. мешают им. в собственной «эксплуатации» населения.

Первая часть этой странной теории основана на примитивных экономических представлениях, которые в ходу в переходные периоды, когда естественное экономическое производство уступает место капитализму и когда все сложные формы посредничества считаются непроизводительными и вредными. Мысль, высказанная во второй части тезиса, заключена в устройстве полицейского государства, которое рассматривает занятие определенных экономических позиций данной национальной группой как незаконный «захват» и считает своей функцией пресечение это соревнование с единственной целью обеспечить успех господствующей нации.

Русское правительство не беспокоил ни примитивный характер этой теории, ни подразумеваемое ею обращение к грубой полицейской силе — идея поддерживать «эксплуатацию», практикуемую русскими, за счет той, которую осуществляют евреи; его не смущали и внутренние логические противоречия. Правительству нужны были какие-то средства, с помощью которых оно могло бы снять с себя ответственность за погромы и доказать миру, что они были «народным приговором», местью, обрушившейся на евреев либо со стороны крестьян, жертв эксплуатации, либо со стороны Русские мещане, неудачные кандидаты на роль эксплуататоров. Эта точка зрения нашла отражение в рапорте графа Кутайсова, посланного царем на юг России для выяснения причин «беспорядков».

Игнатьев ухватился за эту неубедительную теорию и воплотил ее в более подробной форме в своем докладе царю от 22 августа. В этом докладе он попытался доказать тщетность политики, проводившейся до сих пор русским предприняли усилия, чтобы добиться слияния евреев с оставшимся населением и почти уравняли права евреев с правами коренных жителей». По мнению министра, недавние погромы показали, что «вредное влияние» евреев нельзя подавить такими либеральными мерами.

Главный источник этого движения, столь несовместимого с нравом русского народа, лежит, по Игнатьеву, в обстоятельствах исключительно экономического характера. За последние двадцать лет евреи постепенно сумели захватить не только торговлю и промышленность, но и приобрели посредством купли и аренды большое количество земельной собственности. В силу своей родовитости и солидарности они, за немногими исключениями, направили свои усилия не на увеличение производительных сил, а на эксплуатацию коренных жителей, прежде всего беднейших классов населения, с В результате они вызвали у этого населения протест, выразившийся в прискорбных формах — в насилии... Приняв энергичные меры для подавления прежних беспорядков и самодурства и ограждения евреев от насилия, правительство признает, что оно оправдано принять безотлагательно не менее энергичные меры к устранению нынешних ненормальных отношений, существующих между коренными жителями и евреями, и к ограждению русского населения от этой вредоносной еврейской деятельности, которая, по местным сведениям, была ответственна за беспорядки.