В центральных губерниях Польши положение евреев, как указывалось ранее, определялось взаимодействием классовых и экономических сил, с одной стороны, и религиозных и политических интересов, с другой, изменяясь в соответствии с различными сочетаниями противостоящие фракции. В то время как короли и вельможи, движимые фискальными и аграрными соображениями, в большинстве случаев поощряли коммерческую деятельность евреев, городские сословия, торговые и купеческие гильдии из соображений конкуренции старались им воспрепятствовать. Что же касается католического духовенства, то оно, по общим принципам, всегда было начеку, чтобы притеснять «неверных».

Что же касается экономического соперничества и социального гнета, то евреи могли противостоять им, либо воздействуя на польские правящие круги, либо объединяя свои силы и объединяя их в прочно организованную схему самоуправления, которая была уступал им в столь значительной мере. Во всяком случае, это была культурная борьба между двумя элементами: польским и еврейским населением, христианским и еврейским сословиями или церковью и синагогой. Эта борьба была чрезвычайно осложнена в юго-восточных окраинных губерниях Польши, так называемой Украине,[40] наличием третьего элемента, чуждого полякам не менее, чем евреям, — местного туземного населения, которое было русским. по расе и православный по религии и занимался в основном сельским хозяйством.

Обширная область вокруг южного бассейна Днепра, вся территория, включавшая Киевскую, Полтавскую и Черниговскую губернии, включая части Подолии и Волыни, находилась под политической властью польских королей и под экономическим владычеством польского магнаты. Огромные поместья, включавшие в себя большое количество деревень, населенных русскими крестьянами, находились здесь в руках богатых польских помещиков, пользовавшихся всеми правами феодальных собственников. Порабощенные крестьяне, или хлопцы, как их презрительно прозвали польские дворяне, были чужды своим господам в отношении религии и национальности. В глазах католиков, особенно в глазах духовенства, греческая православная вера была «религией хлопов», и они стремились искоренить ее, навязывая ей обязательные церковные союзы[41] или преследуя «инакомыслящих». Поляки смотрели на русское население как на низшую расу, принадлежавшую больше к Азии, чем к Европе. В этих условиях экономическая борьба между крепостником-помещиком и его крепостными, не смягчаемая чувством общности и религии, должна была принять острые формы. Кроме тяжкого земледельческого труда, который крестьяне должны были регулярно и безвозмездно отдавать помещику, они были обременены множеством мелких податей и налогов, взимаемых с пастбищ, мельниц, ульев и т. д. Польские магнаты жили, как правило,, подальше от своих украинских владений, оставив управление последними в руках стольников и арендаторов.

Среди этих сельских арендаторов было много евреев, которые в основном брали в аренду у кастрюль право «пропинации», или продажи спиртных напитков. Эти договоры привели к передаче евреям части власти над русскими крепостными, которой владели дворяне-землевладельцы. Еврейский арендодатель стремился извлечь из поместья дворянина столько прибыли, сколько получил бы сам владелец, живи он в нем. Но при господствующих условиях крепостничества эти прибыли можно было извлечь только путем беспощадной эксплуатации крестьян. Более того, презрительное отношение шляхты и католического духовенства к «религии хлопов» и их стремление принудить к католичеству православных крепостных, навязывая им церковную унию, придавали резкую религиозную окраску этому экономическому антагонизму. Угнетенное крестьянство реагировало на такое обращение зловещим ропотом и аграрными волнениями в ряде мест. Порабощенный южнорусский мужик ненавидел польского пана в качестве помещика, католика и лакха.[42] Не менее сильно он ненавидел еврея-арендара, с которым он вступал в ежедневный контакт и которого он считал одновременно и управителем кастрюли, и «неверным», совершенно чуждым ему из-за его религиозных обычаев и привычек. жизни. Так украинский еврей оказался между молотом и наковальней: между кастрюлей и хлопком, между католиком и греко-православным, между поляком и русским. Три класса, три религии и три национальности столкнулись на почве, содержащей в своих недрах страшные вулканические силы, — и должна была последовать катастрофа.

Южнорусское население, хотя и политически и сельскохозяйственно зависимое от поляков, было далеко не тем терпеливым «вьючным животным», в которое пыталось превратить его господство крепостного права. Сочетание многих обстоятельств способствовало укреплению воинственного духа этого населения. Близость Новорусских степей и Крымского ханства, откуда часто вырывались полчища татар, чтобы налететь, как хищные птицы, на восточные области Польши, заставляло жителей Украины объединяться в воинственные отряды, или казаки[43], для борьбы с захватчиками. Польское правительство, действуя через своих местных губернаторов или старост, поощряло формирование этих компаний для защиты границ Империи. Так возникло украинское казачество, полувоенная, полуземледельческая каста, с автономной организацией и своим гетманом во главе.

Кроме украинских казаков, подчинявшихся польскому правительству, существовали и так называемые запорожские казаки, вполне самостоятельная военная организация, жившая за Днепровским водопадом, в степях так называемой Новороссии. нынешних правительств Екатеринослава и Херсона и предавались частым набегам на турок и постоянным войнам с крымскими татарами. Этот военный лагерь, или сечь,[44] за водопадом Днепра привлекал многих хлопцев с Украины, которые предпочитали вольную, ничем не ограниченную военную жизнь унылому существованию рабов-работников. Сечь представляла собой примитивную военную республику, где превыше всего ценились удаль, отвага и рыцарские подвиги. Это была полуварварская татарская орда, только исповедовавшая греко-православную веру, и по происхождению русская, правда, впрочем, с немалой примесью монгольской крови. Украинские и запорожские казаки находились в постоянных отношениях друг с другом. Крестьяне Украины с гордостью и надеждой смотрели на эту свою национальную гвардию, которая рано или поздно должна была освободить их от власти поляков и евреев. Польское правительство не заметило, что на восточных границах империи постоянно скапливалась масса взрывчатых веществ, грозившая разрушить всю Польскую республику.

Не могли евреи предвидеть и того, что эта страшная сила будет направлена против них и запятнает кровью многие страницы их истории, послужив страшным предзнаменованием на будущее. Первое предупреждение прозвучало в 1637 году, когда из-за Водопада в Полтавской губернии внезапно появился казачий предводитель Павлюк, подстрекавший крестьян к восстанию против панов и евреев. Восставшие разрушили несколько синагог в городе Лубнах и близлежащих населенных пунктах, убили около двухсот евреев. Однако настоящая катастрофа произошла десятью годами позже. Восстание казаков и украинских крестьян в 1648 году открывает в истории евреев Восточной Европы эпоху погромов, которые Южная Россия завещала будущим поколениям вплоть до начала ХХ века.

Весной 1648 г. при короле Владиславе IV. еще восседавший на польском престоле, один из популярных казацких предводителей Богдан Хмельницкий из города Чигирина Киевской губернии развернул знамя восстания на Украине и в районе за Днепровскими водопадами. Взбешенный поведением польских властей на родине,[45] Хмельницкий стал подстрекать украинских казаков к вооруженному сопротивлению. Они избрали его тайно своим гетманом и уполномочили вести переговоры с запорожцами. Прибыв в область за Днепровским водопадом, он организовал военные компании и заключил союз с крымским ханом, который заключил договор о посылке на помощь мятежникам больших отрядов татар.