Чувства американского народа были менее сдержанно выражены в резолюции, принятой Палатой представителей 21 июля 1892 г.:

Решено, что американский народ через своих сенаторов и представителей, собравшихся в Конгрессе, настоящим выражает сочувствие русским евреям в их нынешнем положении и надежду на то, что правительство России, сила, с которой Соединенные Штаты всегда были в дружелюбия и доброй воли, смягчит, насколько это возможно, суровость законов и указов, изданных о них, а Президенту предлагается воспользоваться своими добрыми услугами, чтобы уведомить Правительство России о смягчении указанных законов и указов.

Высокопоставленные евреевцы Петербурга были полны ярости. «Время «излило свои обличительные речи на жидовских финансистов, ссылаясь на отказ Альфонса де Ротшильда участвовать в российском займе. Тем не менее правительство оказалось вынужденным ненадолго остановить волну угнетения.

Мы уже имели случай указать, что первоначально правительство планировало сократить еврейский элемент также и в городе Санкт-Петербурге.

Петербург, глава которого, жестокий Грессер, выразил свое отношение к евреям в ряде полицейских циркуляров. После первого налета московской полиции на евреев Грессер приказал своим жандармам обыскать на петербургских вокзалах всех еврейских беглецов из этого города, которые могли осмелиться бежать в Петербург.

Санкт-Петербург, и немедленно выслать их. В апреле ходили упорные слухи о том, что правительство решило постепенно удалить всех евреев из Санкт-Петербурга и таким образом сделать обе русские столицы юденрейном. Финансовый удар из Парижа несколько охладил пыл евреистов на берегах Невы. Массовое изгнание из Петербурга было отложено, и русские антисемиты вынуждены были удовлетворять свои каннибальские аппетиты поеданием московского еврейства, уничтожение которого проводилось планомерно под прикрытием бюрократической секретности.

Под влиянием официально совершённых «законных» погромов мало внимания уделялось уличному погрому, произошедшему 29 сентября 1891 года в городе Стародубе, в Черниговской губернии, напоминавшему ужасы восьмидесятых годов. Стародубский погром, хотя и вызванный экономическими факторами, принял религиозную окраску. Русские купцы этого города уже давно скрежетали зубами на своих еврейских конкурентов. Во главе с русским фанатиком по имени Гладков они протолкнули через местную городскую управу постановление, запрещающее всякую работу по воскресеньям и христианским праздникам. Постановление было направлено против евреев, которые отказывались вести торговлю в субботу и еврейские праздники, и которые были бы разорены, если бы они также воздерживались от торговли по воскресеньям и многочисленным греко-православным праздникам, таким образом оставаясь без дела вдвое больше дней. как христиане. Евреи обратились к черниговскому губернатору с просьбой отменить или хотя бы смягчить новое постановление. Решение губернатора пришлось на пользу евреям, которым было разрешено держать свои магазины открытыми в христианские праздники с полудня до шести часов вечера. Ответ местных травли евреев принял форму погрома.

В воскресенье, накануне Йом-Кипура, когда евреи на несколько часов открыли свои магазины, наемная толпа хулиганов из местной уличной толпы напала на еврейские магазины и стала крушить и грабить все, что попадалось под руку. на. Магазины были быстро закрыты, мятежники вторглись в жилища евреев, уничтожая находящееся там имущество и засыпая улицы обломками сломанной мебели и кожами от разорванных постельных принадлежностей. Грабителям помогали крестьяне, прибывшие из окрестных деревень. Вечером пьяная толпа, собравшаяся на рыночной площади, подожгла ряд еврейских магазинов и домов, нанеся их владельцам многомиллионный ущерб.

Все это происходило в канун священного Йом Кипура. Евреи, которые не осмеливались молиться в своих синагогах или даже оставаться в своих домах, прятались с женами и детьми на чердаках и в садах или в чужих домах. Многие евреи провели ночь в поле за городом, где, дрожа от холода, могли наблюдать за сиянием ужасного пламени, уничтожившего все их имущество. Малочисленная полиция оказалась «бессильной» против огромных полчищ грабителей и поджигателей. На второй день погром закончился, работа по уничтожению была завершена должным образом. Последующая судебная проверка ясно выявила тот факт, что погром был организован Гладковым и его сообщниками, о чем не могли не знать местные власти. Гладков бежал из города, но потом вернулся, заплатив лишь незначительное наказание за свое чудовищное преступление.

Следует, однако, добавить, что правительство было крайне недовольно новым появлением ужасного призрака 1881 года, так как оно имело тенденцию лишь к еще более яркому выражению политики легальных погромов, которой была встревожена Западная Европа. В самом деле, уже в октябре официоз Гражданин имел случай напечатать следующую новость: Вчера финансовый рынок был отмечен депрессией; наши ценные бумаги упали из-за новых слухов о предполагаемых мерах против евреев.

Комментируя это, газета заявила, что эти слухи совершенно неосновательны по той причине, что «в настоящее время все наши правительственные ведомства отягощены проблемами первостепенной государственной важности, которые не терпят отлагательств и едва ли могут находить время заниматься такими делами, как еврейский вопрос, который требует зрелого рассмотрения и медленного продвижения в действиях».

Сдержанный тон придворного журналиста графа Мещерского лишь отчасти соответствовал действительности. Он был прав, утверждая, что ужасное бедствие, охватившее всю страну, заставило заклятых врагов иудаизма приостановить выполнение всей своей программы. Но он забыл прибавить, что один пункт этой программы, осуществление которого уже началось, — высылка из Москвы — проводится в жизнь с беспощадной жестокостью. Огромная волна эмиграции, возникшая в результате этого изгнания, выбросила на берега Европы и Америки жертв гонений, которые перекликались с воплем бедствия из царской страны.

Вскоре после этого сбитый с толку мир обрушился на новый, не имеющий аналогов в истории сюрприз: российское правительство вело переговоры с еврейским филантропом бароном Хиршем о постепенном переселении трех миллионов своих еврейских подданных из России в Аргентину.

К концу 80-х годов план поощрения еврейской эмиграции из России, от которого отказались с отставкой графа Игнатьева, вновь был благосклонно встречен руководящими правительственными кругами. Чувства царя были выражены в заметке на полях, которую он приложил к отчету губернатора Подолии за 1888 год. быть весьма желанным» было дополнено царским почерком словами «и даже весьма полезным». На предложение одесского губернатора лишить еврейских эмигрантов права вернуться в Россию царь ответил решительным «да». Официальный русский хронист доходит даже до того, что признает, что «это было частью плана стимулировать эмиграцию евреев (а также немецких колонистов) путем более строгого соблюдения воинской обязанности» — замысел что, с политической точки зрения, вполне может быть объявлено преступным и которое, очевидно, было причиной суровых военных штрафов, наложенных на евреев. Тот же чистосердечный летописец добавляет: «Нетрудно понять, с каким сочувствием правительство восприняло предложение Еврейской колонизационной ассоциации в Лондоне, основанной бароном де Хиршем в 1891 году, удалить в течение двадцати пяти лет, 3 250 000 евреев из России.

Имя Мориса де Хирша было известно российскому правительству.

За несколько лет до этого ей приходилось вести с ним переговоры, результатами которых ей нечем было хвастаться. Этот великий немецко-еврейский меценат, решивший потратить сотни миллионов на экономическое и сельскохозяйственное развитие своих единоверцев в Восточной Европе, пожертвовал в 1888 году пятьдесят миллионов франков на учреждение в России школ искусств и ремесел, как а также мастерские и сельскохозяйственные фермы для евреев. Для него было естественно предположить, что русское правительство будет только радо принять этот огромный вклад, который должен был стимулировать производительный труд в стране и повышать благосостояние ее обездоленных масс. Но он забыл, что выгоды, ожидаемые от фонда, достанутся еврейскому пролетариату, который, согласно катехизису ненависти к евреям, должен был быть «удален от монархии». Условие, сделанное русским правительством представителям барона Хирша, было совершенно неприемлемо: оно настаивало на том, чтобы деньги были переданы не еврейским государственным учреждениям, а русскому правительству, которое растратит их по своему усмотрению. Кому-то пришла в голову постыдная идея, принятая представителями барона Гирша, умилостивить Победоносцева подарком в миллион франков на нужды его любимого учреждения, греко-православных приходских школ.