Броды этой обездоленной массы беглецов. В течение лета и осени эта задача была успешно решена. Большое количество эмигрантов было отправлено в США, а остальные рассредоточены по различным центрам Западной Европы.

В стороне от шоссе американской эмиграции узким параллельным путем шла еврейская эмиграция в Палестину. Палестинское движение, возникшее незадолго до этого, привлекло множество энтузиастов из числа еврейской молодежи. Весной 1882 г. в Харькове образовалось общество еврейских юношей, состоявшее в основном из студентов университетов, под названием «Билу», по начальным буквам их еврейского девиза «Бет Яакоб». leku wenelka — «О дом Иакова, подойдите и пойдем». Целью общества было создание образцового сельскохозяйственного поселения в Палестине и ведение широкой пропаганды идеи колонизации древней родины евреев.

В результате этой пропаганды несколько сотен евреев в разных частях России вступили в общество «Билу», Из них только несколько десятков пионеров уехали в Палестину в период с июня по июль 1882 года.

Сначала руководители организации попытались вступить в переговоры с турецким правительством с целью получения от него большого участка земли для колониальных целей, но переговоры провалились. Горстка первопроходцев была вынуждена работать в сельскохозяйственных поселениях близ Яффы, в Микве Исраэль, фонде Альянса Израэлитов в Париже, и в колонии Ришон-ле-Цион, недавно созданной по частной инициативе. Юным идеалистам пришлось пережить немало лишений в непривычной среде и в совершенно чуждой им области деятельности. Значительная часть первопроходцев вскоре была вынуждена отказаться от борьбы и уступить место новым поселенцам, возможно, менее умным, но физически лучше приспособленным к своей задаче. Основы палестинской колонизации были заложены, хотя и в чрезвычайно узких пределах, и сама идея национального восстановления еврейского народа в Палестине была тогда, как и позднее, гораздо большим социальным фактором еврейской жизни, чем практическая колонизация страны. которые могли принять лишь незначительное количество рабочих. В те минуты, когда русские ужасы делали жизнь невыносимой, взоры многих страждущих были обращены на восток, на крохотную полоску земли на берегу Средиземного моря, где доживала мечта о новой жизни на воскресших руинах седой старины. обещание исполнения.

Современный писатель, обозревая недавние события в русской долине слез, делает следующие наблюдения: еврейская жизнь во второй половине 1882 года приняла однообразно-мрачный, угнетающе-скучный вид. постельные принадлежности; оконные стекла больше не разбиваются о улицы. Громов и молний, еще недавно наполнявших воздух и радовавших сердца греко-православных людей, больше нет. Но действительно ли евреи выиграли от перехода от незаконных преследований к легальным преследованиям Третьего мая?

Обиженные, ограбленные, доведенные до нищенства, посрамленные, оклеветанные и подавленные, евреи были изгнаны из человеческого общества. Их нищета, доходящая до нищенства, прочно установилась и прочно закрепилась за ними. Мрачная тьма, без луча света, опустилась на тот заколдованный и тесный мир, в котором так долго томилось это несчастное племя, задыхаясь в удушающей атмосфере нищеты и презрения. Это будет продолжаться долго? Сломается ли наконец дневной свет?

Катастрофа начала восьмидесятых застала евреев России врасплох и застала их неподготовленными к духовной самозащите. Впечатления от недавней короткой «эпохи реформ» были еще свежи в их памяти. Они еще помнили первые шаги правительства Александра II в направлении полной гражданской эмансипации русского еврейства, призывы интеллигенции России к евреям сблизиться, светлые перспективы обновленной России. Скудные дары русского правительства были встречены русским еврейством с порывом благодарности и преданности, граничащим с лакейством. Интеллектуальные молодые евреи и еврейки, прошедшие русские народные школы, предпринимали неистовые усилия не только к объединению, но и к полному культурному слиянию с русским народом. Лозунгами дня стали ассимиляция и русификация. Литературные идеалы молодой России стали священными скрижалями еврейской молодежи.

Но вдруг, о чудо! тот самый русский народ, в котором прогрессивные силы еврейства были готовы слиться со своей идентичностью, явился в образе чудовища, извергавшего полчища на полчища бунтовщиков и убийц. Правительство сменило фронт и приняло политику реакции и яростной ненависти к евреям, в то время как либеральные классы России проявляли лишь скудное сочувствие к угнетенной и обиженной нации. Голос враждебной прессы, Новое «Время», «Русь» и другие звучали в воздухе с падающей силой, тогда как либеральная печать, отчасти — но только отчасти — благодаря ужесточению цензуры, небрежно защищала евреев. Даже публицисты радикального типа, группировавшиеся главным образом вокруг журнала «Отечественные Записки («Записки Отечества») смотрели на погромы лишь как на жестокое проявление экономической борьбы, а всю сложную еврейскую проблему со всеми ее вековыми трагическими последствиями рассматривали в свете подчиненной социальной экономический вопрос.

Единственным, чью душу глубоко взволновало зрелище новых страданий древнего народа, был русский сатирик Щедрин-Салтыков, изливший свои чувства летом 1882 г., после завершения первого цикла погромов, в статье, отмеченной лирическим оттенком, столь отличным от его обычного стиля. Но Щедрин был единственным известным русским писателем, откликнувшимся на еврейское горе. Тургенев и Толстой хранили молчание, тогда как литературные знаменитости Западной Европы Виктор Гюго, Ренау и многие другие выступили со страстными протестами. Русская интеллигенция оставалась холодной перед жгучими пытками еврейства. Образованные классы русского еврейства были задеты этим холодным отношением, и их прежний энтузиазм сменился разочарованием.

В эпоху погромов спасение иудаизма прежде всего было связано с идеей эмиграции. Защитники американской эмиграции были склонны идеализировать это движение, возникшее на самом деле из практической необходимости, и не без основания видели в нем начало нового свободного центра иудаизма в диаспоре. Еврейский поэт Иуда Лейб Гордон обращается к «Дочери Иакова, опозоренной сыном Еммора " следующими словами:

Приди и отпусти туда, где свет свободы Равномерно сияет на всех, Где каждый человек без позора Свободен придерживаться своей веры и своей расы, Где и ты не будешь больше бояться Бесчестья от зверей, сестра моя дорогая.!

Представители американской эмиграции были вдохновлены перспективой исхода из страны рабства в страну свободы. Многие из них с нетерпением ждали создания сельскохозяйственных и фермерских поселений в этой стране и концентрации больших еврейских масс в малонаселенных штатах Союза, где, как они надеялись, евреям может быть предоставлено значительное самоуправление.

Наряду со стремлением к пересадке еврейских центров в диаспору, в родовых муках погромы. Первым теоретиком этого нового движения, получившего название «Любовь к Сиону», был М. Л. Лилиенблюм, который на прежней стадии радикализма проповедовал необходимость религиозных реформ в иудаизме. Еще осенью первого погромного года Лилиенблюм опубликовал ряд статей, в которых интерпретировал только что возникшую идею палестинской колонизации в свете общенациональной задачи для всего еврейства. Лилиенблюм старался показать, что корень всех исторических несчастий еврейского народа лежит в том, что он был во всех странах чуждым элементом, отказывающимся во всей своей полноте ассимилироваться с господствующей нацией, как бы с помещиком. Землевладелец терпит своего арендатора только до тех пор, пока он находит его удобным; стоит арендатору сделать малейшую попытку конкурировать с арендодателем, и он будет немедленно выселен. В Средние века евреев преследовали за религиозный фанатизм.