Первоначально начальники отделов разработали проект, включающий 1230 статей, гигантский кодекс инвалидности; основано, очевидно, на том принципе, что в отношении евреев запрещено все, что не разрешено специальным законодательством. Размеры проекта были таковы, что даже правительство было потрясено и решило передать его министерским членам Комитета.
Измененный по форме и уменьшенный в размерах кодекс был представлен в 1834 г. в Юридический департамент, входивший в состав Государственного совета, и после тщательного обсуждения Юридическим департаментом был вынесен на пленарные заседания Совета. «Министерский» проект, хотя и меньший по объему, отличался такой строгостью, что Юридический департамент счел необходимым смягчить его. Министры, за исключением министра финансов, предложили в течение трех лет перевести всех евреев из деревень в города и местечки. Юридическое ведомство считало эту меру слишком рискованной, указывая на изгнание белорусских 1823 г., которое не дало ожидаемых результатов, и, «если оно разорило евреев, то, по-видимому, нисколько не улучшило положение жителей деревни». Пленум Собора согласился с Законодательным департаментом, что «предлагаемое изгнание евреев (из деревень), чрезвычайно трудное в исполнении и сомнительное для пользы, должно быть исключено из Статута и должно быть прекращено даже там, где это было издано, но не приведено в действие».
Отчет был представлен царю, который приложил к нему следующую «резолюцию»: «Где сия мера (изгнания) начата, то отменять ее неудобно, но отложить на время в правительства, в которых еще не было сделано никаких шагов к этому». В течение ряда лет эта «резолюция» висела, как дамоклов меч, над головами сельского еврейства.
Менее уступчивой была позиция царя в вопросе о частичном расширении черты оседлости. Департамент законов предлагал предоставить купцам первой гильдии право проживания во внутренних районах России в интересах казны и крупного бизнеса. На общем собрании Государственного совета только меньшинство (тринадцать) проголосовало за предложение. Большинство (двадцать два) утверждали, что не имеют права нарушать освященную веками традицию, «восходящую еще с петровских времен», запрещающую евреям проникать внутрь России; что допущение их «произведет очень неприятное впечатление на наш народ, который из-за своих религиозных представлений и общей оценки нравственных особенностей евреев привык держаться от них в стороне и презирать их»; что страны Западной Европы, предоставившие евреям осеннее подданство, «не могут служить примером для России, отчасти из-за несравненно большего числа живущих здесь евреев, отчасти потому, что наше правительство и народ, со всеми их известными терпимости, все же далеки от того безразличия, с которым некоторые другие народы относятся к религиозным вопросам». Обозначив свое одобрение последних слов восклицанием на полях «Слава Богу!», Государь разрешил все дело в следующей краткой резолюции: «Этот вопрос определен Петром Великим. разделяют мнение двадцати двух членов».
Хотя в этом случае царь поддерживал мнение Совета, представленное его большинством, в тех случаях, когда оно оказывалось благоприятным для евреев, он без колебаний отклонял его. Таким образом, Юридический департамент в составе Государственного совета, а вслед за ним и сам Совет робко предложили Николаю частично удовлетворить просьбу евреев о смягчении суровости воинской повинности[86], но императорский приговор гласил: «Оставить, как прежде». Столь же тверд был Николай и в вопросе об изгнании из Киева.
Департамент законов, руководствуясь ранее упомянутыми представлениями местного губернатора, высказался за отсрочку высылки, а четырнадцать членов пленума Совета согласились с предложением Департамента и постановили рекомендовать его на «благожелательное рассмотрение Его Величество», то есть просить Государя отменить губительный указ. Но пятнадцать членов отвергли все подобные предложения на том основании, что в том, что касалось этого вопроса, царская воля была безошибочной, так как царь решил дело в неблагоприятном для евреев смысле. Подобным же образом и многие другие решения Государственного совета были продиктованы не столько внутренним убеждением, сколько страхом перед ясно проявившейся имперской волей, переступить которую никто не решался.
В этих условиях весь проект статута прошел через Государственный совет. На заседании 28 марта 1835 г. Совет проголосовал за представление его на подпись императору. По этому поводу раздался одинокий и запоздалый голос в защиту евреев, не вызвавший отклика. Член Совета, адмирал Грейг, имевший смелость плыть против течения, представил «особое мнение» по предложенному статуту, в котором отстаивал ряд послаблений в невыносимом правовом положении евреев. Грейг сформулировал весь вопрос в двух словах: «Должны ли евреи страдать в стране или нет?»
Если да, то мы должны отказаться от системы «препятствования им в их действиях и в их религиозных обычаях» и предоставить им, по крайней мере, «равную свободу торговли с другими», ибо в этом случае «мы можем ожидать большего добра от их благодарности, чем от их ненависти».
Если, однако, сделать вывод, что евреев нельзя терпеть в России, то остается только «изгнать их всех без исключения из страны в чужие земли». Это может быть «полезнее, чем позволить этому сословию остаться в стране и удерживать его в положении, которое неизбежно будет вызывать у них постоянное недовольство и обиду». Едва ли нужно добавлять, что голос «странного» адмирала не был услышан.
Еврейскому народу также не удалось добиться того, чтобы его услышали. Ошеломленное непрерывной чередой ударов и движимое духом мученичества, русское еврейство сохраняло спокойствие в те мрачные годы. Тем не менее, когда стали просачиваться новости о готовящемся всеобщем регулировании правового статуса евреев, часть российского еврейства заволновалась. Ибо предвидеть удар мучительнее, чем принять его, и вполне естественно было попытаться остановить руку, поднявшуюся для удара. В конце 1833 г. Государственный совет получил в составе материалов по еврейскому вопросу две записки: одну от виленского кагала, подписанную шестью старейшинами, и другую от литмана Фейгина из Чернигова, известного в административных кругах. в качестве коммерсанта и государственного подрядчика.
Виленский кагал заявил, что репрессивная политика, проводимая в последние годы «Еврейским комитетом», привела большую часть еврейского народа «в крайний беспорядок» и заставила евреев «содрогаться и содрогаться при мысли о что общий еврейский статут был составлен тем же комитетом и теперь представлен в Государственный совет для пересмотра». Далее заявители говорят, что под тяжестью череды жестоких дискриминаций, затрагивающих не только их права, но и способ несения военной службы, евреи впали бы в полное отчаяние, если бы они не возлагали свои надежды на благосклонность правительства. Царь, который во время своего недавнего путешествия по западным провинциям выразил депутатам еврейских общин свое имперское удовлетворение верностью престолу, проявленной евреями во время польского восстания 1831 года. Поэтому виленский кагал умолял Государственный совет «обратить внимание на этот несчастный и оклеветанный народ» и прекратить все дальнейшие преследования.
Более решительная нота протеста звучит в меморандуме Фейгина.
Цепочкой ссылок на последние меры правительства он демонстрирует тот факт, что «еврейский народ преследуется не из-за его моральных качеств, а из-за его веры».
Евреи, столкнувшись с новым статутом, потеряли всякую надежду на лучшую долю, поскольку правительство приступило к этой мере, не спросив объяснений или оправданий этого народа, тогда как, согласно обычной правовой процедуре, даже отдельный человек может не быть осужденным, не будучи призванным оправдаться.
Упрек не подействовал. Правительство предпочло вынести свой приговор заочно, не прислушиваясь к мнению защиты и без каких-либо гарантий честной игры. В соответствии с этой позицией оно также отклонило ходатайство Виленского кагала о разрешении «направить в столицу не менее четырех депутатов в качестве представителей всего еврейского народа с целью представить правительству свои разъяснения и предложения относительно реорганизации». иудеев, после того как им представили проект статута». Окончательный приговор был вынесен весной 1835 г., а в апреле новый «Положение о евреях» получил подпись царя.
