— Крысятничаете? — заговорил Корень.

— Берем свое по праву, — буркнул Борис. — Мне ведь тоже кое-что причитается за участие в операции. Или я ни одного хэда у моста не замочил? Или отход группы не прикрывал?

Когда он отцеплял поясные авоськи Гарика, старшой неодобрительно покачал головой.

— Берест, ты хоть знаешь, что у нас, в Союзе, полагается за кражу «ушастой валюты»?

— А что у вас полагается старшому егерской группе нечестное распределение добычи? — парировал Берест. — Помнится, ты говорил, что за подобные вещи тоже по головке не гладят. И потом… Победителей не судят. Твои слова?

Корень усмехнулся.

— Мои, только к чужакам они не относятся. Ты не Член Союза, Берест. И она. — Корень кивнул на Наташку, — тоже. Так что вас будут судить в любом случае. А впрочем… С чужаками у нас обычно разбираются без суда и следствия.

— Этого. — Борис тряхнул перед лицом старшого рюкзаком Гарика и хэдхантерскими головами в плетеных сетках, — нам с Наташкой хватит, чтобы купить членство в вашем долбаном Союзе. Еще и останется. И кстати, старшой… Отстегни-ка свою авоську.

— Да? — Лишаться добычи Корню явно не хотелось. — А если я сейчас своих ребят позову? Они ж тут недалеко. Услышат ведь.

Борис направил автомат на старшого. Потом чуть приподнял ствол.

— А если я очередь боевыми дам? Думаешь, хэдовская облава далеко ушла? Думаешь, пятнистые не услышат?

— Во-во! А я тебе в ляжку шприц засажу, — поддержала его Наташка. — Как считаешь, Корень, ребятки твои потащат тебя на хребтине? Я что-то сомневаюсь в этом. Скорее кончат вас с Гариком, лишь бы вы в тресы не попали. Ну, как это у вас принято… Короче, кидай головы, пока мы добрые.

Поджав губы, Корень расстегнул поясную пряжку. Отцепил авоську с двумя хэдхантерскими головами. Небрежно бросил сетку на землю. Вроде и подальше от себя. Но не так, чтобы очень далеко. Замер, опустив руки и голову.

В правой руке покачивался ремень.

Борис, удерживая Корня на мушке, осторожно подошел к связке.

И нарвался на неожиданный финт. Рука старшого вдруг резко дернулась и нанесла стремительный едва уловимый глазом удар.

Щелк! Зажатый в кулаке ремень захлестнул цевье и ствол. Рывок…

Автомат ушел в сторону. Борис машинально успел нажать на курок. Выстрелил. Дважды. Не боевыми, конечно, — он не самоубийца Привлекать внимание егерей Корня и идущих по их следу хэдов Борис не собирался.

Хлоп! Хлоп! Увы, обе шприц-ампулы воткнулись в землю. А старшой — уже рядом.

Звяк! Ударом ноги вышиб автомат из рук Бориса.

Корень действовал жестко и с нечеловеческой скоростью. Это был не Гарик. Это был боец покруче.

В следующее мгновение старшой перехватил и развернул Бориса, прикрывшись им, как живым щитом. Как когда-то Борис закрывался от самого Корня Гариком.

Еще миг — и на шею наброшен проклятый ремень. Широкая кожаная удавка впечаталась в горло. Сразу стало нечем дышать.

Наташка с автоматом протупила, хотя и находилась буквально в нескольких шагах от них. Да, растерялась чернявая совсем не по делу, промедлила, упустила момент, когда можно было стрелять. Когда нужно было. А теперь — все. Теперь драгоценные мгновения были потеряны.

— Стой, где стоишь, Натаха, и не рыпайся! — словно сквозь вату услышал Борис голос Корня.

Кислорода катастрофически не хватало. Сознание уплывало. Вот-вот наступит полная отключка, а тогда…

Дожидаться этого самого «тогда» Борис не стал. У него в запасе оставалось лишь несколько мгновений. И он решил их использовать.

Борис обмяк всем телом, имитируя потерю сознания, обвисая на ремне-удавке и увлекая старшого за собой — вниз, к земле.

Старшой поддался, открылся. Самое то, чтобы выпустить шприц-ампулу. Но Наташка почему-то опять не выстрелила. Все еще боится попасть в него, в Бориса? Что ж, он признателен, конечно, но все же следовало бы чернявой рискнуть.

Ладно, раз бездействует она, придется выпутываться самому.

Борис резко вскинул руки. Но вцепился не в удавку. Рвать прочный кожаный ремень — бесполезно. Борис нащупал за своей головой голову Корня. Схватился за его виски и уши. Вдавил большие пальцы в глаза противника.

Сдавленно прорычав сквозь зубы что-то нечленораздельное, старшой отпрянул назад. Отпустил и ремень, и Бориса. Схватился за глаза.

— Наташка! — прохрипел Борис.

Однако она снова не выстрелила. Вместо того чтобы всадить в егеря шприц-ампулу, бросилась к Корню, перехватив автомат как дубинку и целя прикладом в голову.

Ударила.

Промахнулась.

Старшой увернулся. Упал. В перекате сам подхватил лежавший в листьях автомат. Приподнялся на колено, вскидывая ствол.

Но и он выстрелить не успел.

Борис схватил первое, что попалось под руку. Под руку ему попалась авоська Корня. Та самая, с хэдхантерскими головами.

И-эх! Взмах. Удар с плеча…

Две человеческие головы в плетеной сетке обрушились на лицо старшого, словно кистень. Повалили дикого на спину.

Короткая, но показавшаяся в тишине леса оглушительно громкой автоматная очередь вспорола воздух Корень все же нажал на курок. Пальнул боевыми. Случайно ли, специально — какая разница теперь-то?

Теперь надо было делать ноги.

Со второй попытки Наташка достала-таки прикладом голову Корня. Что ж, хороший удар в черепушку действует не хуже хэдхантерского парализатора. Старшой затих. Зато в лесу уже слышались всполошенные крики егерей. И возможно, очень скоро сюда пожалуют и хэды.

— Почему шприцом не выстрелила? — в сердцах бросил Борис. — Сразу? Пока Корень меня душил?

— Не могла, — отозвалась чернявая. — Кончились шприцы.

— Как кончились?! У тебя же полный магазин в подствольнике.

— Это я так Корню сказала.

— А на самом деле?

— Пошутила, — буркнула Наташка. — Одна ампула только оставалась. На Гарика ее израсходовала.

— Ш-ш-шутница, — прошипел Борис. И добавил: Ладно, по стволу — в зубы, магазины-гранаты — по карманам — и бежим.

Сильно нагружаться им сейчас было нельзя. Но Наташка все же настояла на том, чтобы взять рюкзак и авоськи с хэдхантерскими головами. Бросать «ушастую валюту» она не хотела ни в какую.

— Хорошо, — сдался Борис. — Я понесу рюкзак. Ты — хватай сетки.

Может быть, именно из-за этого лишнего груза их и отловили уже на следующий день.

Хруст ветки под ногой заглушил негромкий посторонний звук. Хлопка подствольного ампуломета Борис не услышал.

Только — ш-ш-ших! Что-то прошелестело по высокому кустарнику, через который он пробирался. Наверное, кусты его и спасли, отклонив снаряд в сторону.

Звяк! Шприц-ампула разбился о дерево, возле головы Бориса. Игла застряла в коре. Брызги парализатора и осколки разбитого пластика чуть не попали в лицо.

— Ложись! — Борис упал в густую траву сам и свалил Наташку. Стараясь не тревожить кусты, они отползли чуть в сторону и назад. Залегли в глубоком овражке. Замерли.

Второй шприц сбил листья над их головами. Третий вошел в землю сильно правее.

Кто-то палил в них нелеталкой. То ли их хотели взять живыми, то ли просто не хотели лишнего шума. Судя по всему, стреляли через широкую старую просеку, которую только что миновали Борис и Наташка. Когда-то здесь проходила ЛЭП. Теперь остались только покосившиеся столбы с обрывками проводов.

Наверное, их засекли, когда они переходили открытое пространство. Когда почти перешли уже.

Но вот кто стрелял?

Это вполне могли быть хэдхантеры, идущие по следу диких егерей. А могли быть и охотники Корня, решившие отомстить за старшого.

В зарослях на противоположной стороне просеки вроде бы наметилось слабое шевеление. А может быть, и нет. Может, просто показалось.

Борис прижался щекой к автоматному прикладу. Нет, в густом кустарнике и разросшемся подлеске ничего не разобрать! Указательный палец правой руки лежал на курке «калаша», пальцами левой руки Борис оглаживал спусковой крючок подствольника. Он готов был ответить и пулей, и шприцом. Лишь бы цель оказалась в зоне видимости.