— Да ты че, Ухо! — возмутился было долговязый хэд.

— Молчать! — рыкнул сержант.

— Есть минус два балла, — сник Гвоздь.

— Вот так-то! Чтоб никому обидно не было. А теперь взяли ее вдвоем — и потащили из камней. Сейчас тресовозка подъедет.

— Так, а это… — снова вскинулся Гвоздь. — А охота как же, а?

— Баста! Кончилась на сегодня охота, — ответил Ухо. — Переловили уже всех.

И добавил с досадой:

— Без нас переловили.

Операция прошла относительно успешно. Потерь не было. Тяжелораненых — тоже. Легкие ожоги в счет не шли. Мазь, повязка — и через пару дней все затянется.

Машину, попавшую под бутылки с горючей смесью, тоже удалось спасти. Пенные огнетушители вовремя сбили пламя. Вот только запах гари из БТР теперь выветрится не скоро.

Что же касается диких. Трех человек — старика и пару старух — попросту задавили: неликвидный товар охотников не интересовал. Еще одного — залегшего в траве и пальнувшего из ружья по командирскому броневику — пришлось пристрелить. В смысле — боевыми. Насмерть. Еще одному дикому чудом удалось уйти через заросшие камышом заболоченные овраги.

Всего в руки хэдхантеров попало девять человек.

Девять голов.

Невелика добыча, конечно, но…

— Ничего, — успокоил подчиненных Стольник. — Курочка — она по зернышку клюет.

Взводный, правда, отправил в свободный поиск машину разведчиков. Следовало хорошенько порыскать по округе: была велика вероятность того, что захваченная группа являлась лишь частью более многочисленного отряда диких.

Борис вместе с другими новобранцами загружал парализованных диких в тресовозку. Странная это была работа — таскать людей, как бревна. Живых — как мертвых.

Мужчины, женщины… Здоровые, подходящего возраста. Ликвидные, одним словом. На трес-рынке таких с руками отрывают. Но самым ценным экземпляром была, вне всякого сомнения, чернявая поджигательница. За нее можно было смело просить двойную, а то и тройную цену. На молодых телок всегда повышенный спрос.

Чернявой неожиданно заинтересовался Стольник. Взводный, наблюдавший за погрузкой добычи, кивнул на полуголую дикарку:

— Эту пока оставьте. Хочу поговорить.

И после недолгого молчания глубокомысленно добавил:

— Очень интересный экземпляр…

Действие парализатора должно было скоро закончится, и на дикую нацепили наручники. Так, на всякий случай. Сразу две штуки. Одни защелкнули на запястьях. Другие — на лодыжках. Легкие хэдхантерские наручники были очень удобным универсальным обездвиживающим спецсредством: ширина разъемно-раздвижных браслетов позволяла при необходимости использовать их и в качестве кандалов.

Стольник терпеливо ждал. Наблюдал. Изучал. Взводный стоял над пленницей, расставив ноги и чуть склонив голову. Вокруг толпились хэдхантеры. Со всех сторон сыпались скабрезные шуточки. Борис даже пожалел чернявую. Сейчас, в окружении ухмыляющихся мужиков, скрюченная параличом девчонка с пластиковыми кольцами на руках и ногах казалась ему особенно беспомощной и беззащитной.

Из одежды на дикой были только трусы и стянутые ниже колен узкие джинсы. Куртка и майка лежали в стороне. Изо рта стекала струйка пены. На смуглой коже виднелись кровоточащие раны от выдранных игл и следы от тяжелых ботинок Гвоздя. Ну и конечно, шрамы. На шее, на груди. Пятна на руках. Все-таки немножко подпорченным оказался товар.

Борис покосился на Стольника. Что же так заинтересовало взводного, о чем он собирается говорить с пленницей?

Чернявая застонала. Двинула ресницами. Шевельнулась раз, другой.

Время вышло. Час прошел.

Сведенные парализующей инъекцией мышцы вновь обретали свободу. Руки-ноги распрямлялись. Спина разгибалась.

Вперед выступил Ухо. Опустившись на корточки, сержант отвесил дикой пару звонких пощечин. Та глубоко и жадно вздохнула. Закашлялась. Открыла глаза — большие и карие.

Никакого блуждающего взгляда, никакого недоумения и непонимания. Сразу — осмысленное выражение. Лютая ненависть и жгучая злость. Страха не было…

Дикая дернулась. Наручники на руках и ногах впились в кожу.

— Очухалась! — хмыкнул Ухо.

Сержант поднялся, отступил в сторону. Над пленницей склонился Стольник.

Взводный улыбался. Без каски и с благодушной улыбочкой на губах он был похож на доброго дядюшку.

— Ну, загадочная незнакомка, расскажешь нам что-нибудь о себе?

Незнакомка молчала.

— Хорошо, — пожал плечам Стольник. — Не хочешь говорить сама, за тебя все, что нужно, скажет твое тело.

Никакой реакции…

— Знаешь, что, к примеру, я думаю вот об этом?

Стольник бесцеремонно ткнул пальцем в левую грудь девушки. Туда, где на смуглой коже багровел длинный рубец. Чернявая сжалась, прикрываясь скованными руками. Но, конечно, полностью закрыться она не могла.

— Индивидуальный идентификационный номер, да? ИИН у тебя здесь был, верно? Тату-клеймо треса?

Чернявую аж передернуло от этих слов. Стольник словно и не замечал ничего.

— ИИН на сиськи обычно ставят трéскам, которых продают для сексуальных утех, — как ни в чем не бывало продолжал он. — Тебе, наверное, пришлось очень постараться, чтобы вывести клеймо, а? Бритвой резала или как?

Молчание… Борис не верил своим ушам. Беглая трéска?! Если Стольник прав, значит, девчонку когда-то уже продали в тресы, сделали из нее секс-рабыню, а позже она каким-то чудом умудрилась сбежать от хозяина. Такое если и случалось, то нечасто. Крайне редко такое случалось. По крайней мере, Борис о таком не слышал ни разу.

— А эти пятна… — Стольник указал на руки пленницы. — Они ведь остаются от контакта с агрессивными средами?

Руки в наручниках прятать было некуда. Дикая и не пыталась их спрятать.

— Где ты работала? Химическая промышленность? Вторичная переработка?

Ни слова в ответ.

— Вообще-то после кризисов осталось не так много предприятий, где ты могла бы получить подобные отметины, — рассуждал вслух Стольник. — Да и у тресов, работающих там, в язвах все тело — с ног до головы. Там люди травятся быстро, слабеют еще быстрее и живут совсем не долго. И находятся к тому же под такой охраной, что… В общем, ты явно не оттуда, подруга. Тогда, может быть, коллектор?

Борис вздрогнул. Коллекторские системы, зловонные клоаки больших городов, через которые ежедневно тоннами прокачиваются отходы и нечистоты, — это еще хуже, чем не оправившийся еще толком после кризисов химпром. Хуже, потому что смерть в коллекторе более растянута во времени, но от того не менее ужасна и мучительна.

Но в принципе — да, там тоже, наверное, хватает и химических отходов, и дезинфицирующих растворов. Коллектор надлежит поддерживать в должном порядке и чистоте. Иначе мегаполисы попросту захлебнутся в собственном дерьме. Разумеется, чисткой разветвленной системы сливов и труб занимаются исключительно тресы.

Это грязная, унизительная и тяжелая работа. И в коллектор обычно отправляют в наказание за тяжелые проступки. Гнить заживо отправляют.

Борис покосился на хрупкую фигурку дикой. Он не мог взять в толк: как может один человек… один трес служить и для сексуальных утех и работать в коллекторе? Такое не укладывалось в голове!

— Так что, коллектор, да? — заглянул в глаза пленницы взводный.

Дикая ничего не ответила. Однако глаза отвела. Неужели Стольник угадал?

— А ожог на шее случайно не от гладиаторского ошейника?

На щеках чернявой пленницы заиграли желваки. Опять в точку?

Ну надо же! Так она еще и гладиатор?! Борис ошеломленно смотрел то на девчонку, то на командира. Да нет же, не может быть такого! А хотя… Хотя почему нет? На арены колизеев в последнее время выпускают не только мужчин. Женские бои тоже бывают. И смешанные команды дерутся. Такие бои сейчас, кстати, особенно популярны.

Борис вспомнил, как ловко девчонка свалила верзилу Гвоздя. Драться она умела. И вполне могла научиться этому на арене.