Так-то оно лучше будет. В нутро БТРа Юлька влезала никакая. Как прошла по коридору мимо Славкиной «могилы», так и опала вся. Да уж, зрелище было малоприятное… Слой застывшей мутной пены – щедрую ее порцию выплюнула противопожарная система бункера. Сквозь эту матовую пелену можно различить почерневшие от гранатных разрывов стены и пол. А между черным и белым виднеется что-то красноватое, бесформенное. Все, что осталось от Славки.

– Ты как, Юль? – Денис тронул девушку за плечо.

– Лучше. Уже лучше.

Она попыталась улыбнуться. Без особого, впрочем, успеха.

Машину тряхнуло еще раз. Потом началось то, что оптимисты называют сносной дорогой. И наконец, под колесами зашуршал разбитый асфальт – верный признак приближающейся Межрайонной Трассы.

Может быть, еще удастся догнать и обстрелять Караван, прежде чем волна атомного взрыва рассчитается за все и со всеми? Почему-то это казалось важным.

Денис поднялся наверх, на броню просто оттого, что не хотелось провести последние минуты жизни в тесном и душном железном гробу. А вот так, вцепившись в скобы с отслоившейся краской, ловя встречный холодный ветер и первые лучи просыпающегося солнца, – так было лучше. Гораздо.

Он смотрел не вперед. То, что впереди, не сулит им ничего хорошего. Пусть туда смотрят сейчас через маленькие неприкрытые броневыми листами прямоугольнички триплекса Ночка и оргский пахан. А он полюбуется родным городом. Напоследок.

Даже из окон служебных квартир Денису редко доводилось видеть Ростовск в предрассветной дымке. Утром, перед счастливым воем периметровских сирен, когда даже самые отчаянные нарушители Комендантского часа спешат попрятаться по норам, служба наружного наблюдения заканчивает вахту. И безумно хочется спать, и нет уже никаких сил восхищаться робкой игрой первых солнечных лучей на безлюдных улицах. Зато теперь… Теперь Денис во все глаза смотрел назад – на убегающие городские кварталы. Насмотреться! Самое время! За все сонно прожитые в четырех стенах с зашторенными окнами, за все так бездарно пропущенные утра!

И на шоссе он тоже смотрел. На широкое полотно, словно по шаблону разлинованное стойкой белой краской. Оно тоже убегало. Назад.

Ломаная, но очень аккуратно ломаная, спираль Межрайонной Трассы шла от Периметра к окраинам, по несколько раз пересекая каждый район Ростовска. И в конце концов вырывалась за пределы мегаполисных джунглей. Чтобы уткнуться в вечное глухое бездорожье за внешними городскими воротами.

Ржавые, массивные, ощетинившиеся шипами и опутанные «колючкой», кодированные-перекодированные ворота эти давным-давно не охранялись. По крайней мере ночью, во время Комендантского часа. Но и перелезть через такую преграду – не так-то просто. Взломать – тем более. Проход открывался с помощью сложных паролей федерального посольства. Только Караван, следующий из столицы в Ростовск или из Ростовска в столицу, мог распахнуть эти ворота.

Теоретически до ворот мегаполиса имелся короткий путь: если ехать напрямую, а не вилять по улиткообразному шоссе. Но обманчивая краткость маршрута лишь удлинит поездку. Или прервет ее. Навсегда. Свернуть с Трассы – значит, обречь себя на черепашью скорость и ежекилометровую опасность увязнуть с потрохами в грязных колдобинах спальных районов и окраинных улиц.

Старые разбитые ухабистые городские дороги малопригодны для быстрой езды, да и для езды вообще, и только эта… Межрайонная Трасса есть Межрайонная Трасса. Ее содержали в образцовом порядке, ее холили и лелеяли несколько поколений муниципальных и посольских властей.

Позади уже осталась растащенная баррикада, и трупы на обочинах, и наспех закатанные воронки, и догоревший, погребенный в развалинах «Москит». Позади – поваленный огнеметной капсулой столб и сорванное саперными машинами Каравана расплавленное дорожное покрытие, и сами черные от битума бульдозеры, намертво вмурованные в застывший уже асфальт, и смятые контейнерами Каравана останки «рабочего материала».

Позади были опустевшие улицы, жилые кварталы и укрепостановки. Позади – широкое кольцо промзоны. Катафалк-Призрак промчался уже и мимо окраин аграрного городского сектора с бесконечными садово-огородными участками, теплицами, фермами и полями, под завязку напичканными химией. Здесь снимают по три суперурожая в год. Отравленных, конечно, как и все в этом городе, но поддерживающих тем не менее жизнь мегаполиса.

Все, все позади. Шел последний виток асфальтной спирали, до которого не добирался ни один гражданский транспорт. БТР ехал вдоль городской границы. Вдоль плотно подогнанных блоков высоченного забора с редкими узенькими стальными дверцами-калитками для обслуживания грандиозного оборонительного сооружения. А поверху – путанные-перепутанные связки колючей проволоки и «егозы».

Говорят, после каждого дождя спецкоманда милков опрыскивает «колючку» какой-то химией, что убивает наповал: чуть оцарапался – и готов. А за бетонно-ядовитой преградой город, по слухам, опоясывают еще и непроходимые минные поля. Так надо: Ростовску приходится защищаться не только от оргов: внешние одичавшие племена выродков человечества тоже имеют виды на одинокие островки подыхающей урбанистической цивилизации.

Ирина выжимала из машины все, что могла. Четкий белый пунктир на ровной поверхности асфальта сливался в линию и стремительно уносился прочь. Однако бесконечная эта полоса, рождающаяся под колесами БТРа, никак не желала обрываться. Упрямая, настырная, она снова и снова бессильно цеплялась за протекторы. Обреченный город не отпускал жертву. Жертву? Или все-таки прав всезнающий Федеральный Полномочный Посол Кожин Павел Алексеевич – виновников своей гибели?

– О чем задумался, Денис?

Юла? А он и не заметил, когда она поднялась наверх. Действительно, задумался…

– Пытаюсь понять, как все произошло, и могли ли мы хоть что-нибудь изменить.

Странно, что при такой скорости вообще можно разговаривать. Перекрикиваться разговорами.

Юла молча пожала плечами. Самый лучший ответ на подобные вопросы. Устроилась рядом и тоже замерла, поддавшись гипнотическому очарованию бесконечной белой линии на черном асфальте.

– Спустилась бы вниз. Упадешь еще.

Юла покачала головой. Как же, спустится она, когда скоро все… и навсегда… а на душе так паршиво! Была б возможность, – и Ирина с Николаем повылезали бы из бронированной утробы. Но Ночке надо вести БТР, а недоверчивому оргу – следить за рабочим материалом третьего уровня.

Что ж, в таком случае Денис и Юла – везунчики. Поболтать ни о чем перед смертью и ветер в лицо – такая роскошь!

Шоссе, черный асфальт, белая полоса… И – назад, все назад…

– Юль, как думаешь, это дорога бежит от нас или мы несемся от нее сломя голову?

– Дорога не может убегать, День, как бы ей того ни хотелось. И нам не сбежать от своей Трассы. Свернули бы, да некуда. Тут все повязано. Мы просто едем вместе. С шоссе. Только в разные стороны едем.

Вот так, значит? Что ж, ответ верный. Слишком верный, чтобы быть правильным.

Броня исчезла, словно по мановению волшебной палочки. Только что была – и… Как будто растворилась в воздухе. Удар… снова, опять…

Его било, тащило, швыряло, крутило.

Способность соображать вернулась, когда Денис перестал катиться по земле. Хорошо, что по земле. Удар об асфальт на такой скорости мог бы и убить.

Переломы? Он пошевелился. Вроде нет. Наверное, удачно сгруппировался при падении. Денис приподнялся, встал на четвереньки. Отпрянул в сторону.

Мина! Универсальная осколочно-фугасная мина на боевом взводе лежала в нескольких сантиметрах от левой руки. Упади он чуть в сторону… Такая штука не то что человека – БТР разорвет в клочья. Только притронься, только коснись… А вот еще одна и еще!

Адские машины валялись повсюду – на шоссе, на обочине, за обочиной. Саперы Каравана не утруждали себя маскировкой зарядов. Мины просто активизировали и на ходу сбрасывали с арьергардного замыкающего Контейнера. Сыпали густо, не скупясь. Видимо, Кожину очень не хотелось, чтобы вслед за Караваном из города выскочил кто-нибудь еще. И не выскочит: теперь здесь даже на велосипеде не проехать.