Батцэцэг, отложив винтовку, вскочил на капот автоповозки и схлестнулся с кем-то в сабельном бою. Костоправ отвешивал направо и налево крепкие матюги и щедро раздавал люли шипастым кистенем. Двое горцев с разбитыми головами уже легли под его повозкой. Еще один — с окровавленным плечом, отползал в сторону. Четвертый безуспешно пытался дотянуться до орущего лекаря копьем.

А-Ка тоже бранился не хуже Костоправа. У Стрельца, похоже, заклинило автомат. Все-таки старенький уже калаш. Да и патрон в рожок не всегда попадает качественный.

Кого-то из нападавших А-Ка приласкал прикладом. Затем, забросив автомат за спину, схватился двумя руками за меч.

Виктору тоже без дела прохлаждаться не пришлось.

В десятке шагов от себя он заметил вражеского всадника, направившего лук на Костоправа и уже натягивавшего тетиву.

Рука машинально вскинула пистоль. Палец нажал спусковой крючок. Кремень в замке высек искру. Вспыхнул порох на полке. Укороченный самопал дернулся в руке, выплюнув огонь, дым и картечный заряд. Стрела, выпущенная из горского лука, ушла выше цели. Сам лучник мешком повалился с седла.

А на автоповозку прямо с быконя прыгнул новый противник. Под тяжелыми сапогами громыхнул капот. Солнце отразилось от лезвия длинной изогнутой шашки.

Виктор взмахнул палашом.

Дзынь! Лезвие соскользнуло с маленького круглого щита, подставленного кавказцем под удар. И теперь уже самому Виктору пришлось уклоняться от шашки.

Звяк! От верной смерти его спас дымящийся ствол бомбарды, под который Виктор успел поднырнуть. Клинок горца отскочил от пушки.

Вторым ударом Виктор достал-таки противника. Широкий палаш рубанул под щит и свалил горца.

Краем глаза Виктор заметил, как какой-то прорвавшийся за повозки всадник сбил А-Ка. Вражеский быконь принялся топтать упавшего Стрельца.

Виктор сумел дотянуться палашом до крупа животного. Горский быконь дернулся в сторону. Всадник попытался развернуть скакуна, но попал под кистень Костоправа, обрушившийся с соседней повозки. Наездник вылетел из седла так, что только ноги мелькнули.

А-Ка был изрядно потрепан, но живой. Пошатываясь, он поднялся на ноги. На доспехах Стрельца виднелись следы копыт. Сбитый и помятый шлем валялся на земле. Правая рука — то ли вывихнутая, то ли сломанная — висела плетью. Меч А-Ка держал в левой. Стрелец стоял бледный, прикусив нижнюю губу и прислонившись спиной к повозке Костоправа, но готов был продолжать бой.

Однако необходимости в этом уже не было. Стычка закончилась самым неожиданным образом.

На горцев, штурмовавших обозы, вдруг обрушился небольшой, но шумный отряд. Невесть откуда взявшиеся всадники с гиканьем, улюлюканьем, свистом и стрельбой ударили в тыл кавказцам.

Странные, кстати, всадники. Штаны с красными нашивками, шашки, длинные пики, широкие бурки, легкие кольчуги… Это точно были не ордынцы. Стрельцов среди них оказалось не больше полудюжины. Да и те, выпустив несколько пуль, тоже взялись за шашки.

С новым противником горцы схлестнулись еще яростнее, чем с ордынцами и купеческой охраной. Так рубятся с давним непримиримым врагом. Однако сражаться на два фронта кавказцам все же было затруднительно. Да и ордынцы наконец-то отбили атаку на левом фланге и подтянули к обозам подмогу.

Горцы сделали самое разумное, что можно было сделать в такой ситуации: повернули быконей и врассыпную бросились прочь. Нукеры Удуга и неведомые союзники, не сговариваясь, погнались за отступающим противником.

Ордынцы наскоро разбили лагерь на месте недавнего боя и выставили вокруг усиленные заслоны. Отправленные в погоню за горцами отряды еще не вернулись, а в ханском шатре уже стучали бубны. Из дымоходного отверстия гэра и из-за опущенного входного полога поднимался дым. Ордынские шаманы-лекари лечили Удуга.

Впрочем, импровизированных лазаретов хватало сейчас по всему лагерю. В купеческих обозах тоже нашлась работа для лекарей. И для Костоправа в том числе.

— Не ссы, Стрелец, ничего страшного с тобой не стряслось, — пробурчал Костоправ, осмотрев правое плечо А-Ка. — Вывих просто. Здесь больно? — лекарь надавил на опухшее плечо пальцем.

— А-а-а! — взвыл Стрелец.

— Чего ты дергаешься, как девственница в казарме?! — поморщился лекарь. — А здесь бо…

Палец Костоправа ткнул в плечо с другой стороны.

— А-а-а! — немедленно отреагировал А-Ка.

— Вот разорался, мля, петух! — сплюнул лекарь. — Я спрашиваю, так больно?

— А-а-а! Да полегче ты, коновал, мать твою!

— Я Костоправ, твою мать!

— Косоправ — вот кто ты! Если что и поправишь, то наперекосяк и… А-а-а!!!

Это Костоправ резко рванул руку Стрельца, вправляя сустав. Перебранка стихла.

Прежде чем А-Ка, судорожно хватавший ртом воздух, вновь обрел способность говорить и смог послать лекаря куда подальше, тот еще раз наскоро ощупал…

— А-а-а!

…плечо Стрельца и удовлетворенно кивнул. Видимо, вывихнутый сустав встал на место.

— Кто следующий? — Костоправ отвернулся от пациента.

— Убью-у-у, сука, — обессиленно простонал А-Ка, поглаживая вправленное плечо и блаженно улыбаясь.

«Все в порядке», — понял Виктор, предпочитавший наблюдать за процедурой лечения со стороны и не вмешиваться.

А лекарь уже вразвалочку, какой-то палаческой походкой шел к другому раненому. Костоправ то ли не услышал угрозы Стрельца, то ли не счел нужным отвечать.

Следующий пациент — им оказался китаец из обоза Ся-цзы — побледнел еще до того, как Костоправ склонился над ним. Бледность отчетливо проступила даже сквозь природную желтизну кожи, а страх заметно расширил узкие глаза азиата. Что и неудивительно: бедняга видел, как лекарь обращался с А-Ка, и понимал, что с ним тоже церемониться не будут.

«А ведь смелый боец», — подумал Виктор. Впрочем, лечебные процедуры Костоправа способны были напугать любого смельчака.

Несколько болезненных, судя по громким вскрикам, манипуляций. Скорая перевязка. Китаец потерял сознание. Костоправ направился дальше. Виктор последовал за ним.

— Так, а тут что у нас за девочка с царапиной?

«Девочкой» был здоровенный усатый мужик. «Царапиной» — глубокий сабельный след на левой руке под порванной кольчужной сеткой. Если бы не кольчуга, горская шашка могла бы, наверное, и вовсе срубить конечность.

Усач оказался бойцом из того самого отряда неожиданных союзников, что так кстати напали на горцев. Он не походил ни на степняка, ни на кавказца, зато сильно смахивавший на славянина. Из-за своей раны усач не смог вместе со своими товарищами преследовать отступающего противника и остался возле купеческих обозов.

Раненый держался мужественно. Прикусив длинный вислый ус, тяжело дышал, глухо стонал, но не произносил ни слова.

Однако Костоправ мог растормошить кого угодно.

Пока лекарь задирал разрубленный рукав кольчуги, незнакомец терпел. И пока ему срезали промокшую от крови одежду — тоже. Даже пока шло промывание, раненый лишь что-то нечленораздельно мычал, стиснув зубы. Но когда Костоправ взялся по живому штопать рану, союзник не выдержал. Взревел медведем. И уж тут-то его прорвало.

— Едрить твою налево! Туда ж растудыж через колено пятым боком! Чтоб тебя, живодер хренов! И маму твою! И бабушку! И прабабушку-у-у! — выл незнакомец.

Потом прозвучало много других нелицеприятных слов.

Костоправ, склонив голову, все выслушал очень внимательно.

— Ишь ты! — лекарь удивленно и даже с уважением смотрел на пациента. Затем перевел взгляд на Виктора. — Гля, Золотой, еще один толмач выискался! Даже ругается по-нашему!

— Я тебя сейчас так перетолмачу, урод — родная мама не узнает! — скривился раненый.

— Не груби дяде врачу, мудозвон однорукий, — назидательно произнес Костоправ, потуже затягивая повязку и заставляя усача стонать от боли.

— Успокойся, Костоправ! — Виктор счел необходимым вмешаться.