Всюду виднелись туго закрученные пружины и серпантины гибких сверкающих спиралей. Густо торчали изогнутые, жесткие и мягкие, трубки и разномастные трубочки. Где-то свободно свисали, а где-то – за малым не звенели от напряжения, будучи натянутыми до предела, многозвенчатые, связанные друг с другом, диковинные цепи и цепочки. Во многих местах торчали иглы и шипы – отнюдь не предназначенные для боя, а обращенные внутрь, в чрево голема, и поблескивающие капельками влаги на концах. Тонкие и толстые, короткие и длинные, прямые и загнутые. Но все – острейшие. Наиострейшие.

Сложная система фиксаторов, зажимов, защелок, штифтов, перемычек, скоб, крючьев, винтов и болтов надежно крепила каркас механического рыцаря воедино, давая, однако, возможность свободно двигаться подвижным сочленениям.

Мягких материалов здесь было мало. Так мало, что можно считать – не было вовсе. А вот металлов и сплавов разной прочности, упругости и пластичности – много. Разных металлов. Разных сплавов. Железо, свинец, медь, олово. Сталь, бронза, чугун… В некоторых матовых, полупрозрачных трубках перекатывались шарики ртути. Кое-где скупо поблескивало серебро. И совсем уж редко на отдельных деталях – ближе к яйцеобразному куполу-черепу – тускло желтели капельки золота. Или, быть может, просто позолоты.

Имелись и вовсе незнакомые Альфреду и трудноопределимые на глаз металлы и сплавы. Но все же большей частью механический голем был вылит, выкован, спаян, сварен, сцеплен, скручен из железа и стали. И из стали все же – в первую очередь. Из лучшей стали Оберландмарки – гибкой и твердой. Надежной.

Внимание маркграфа привлекли странные, ничем не заполненные пустоты внутри стального каркаса. Особенно большая дыра зияла в районе грудины металлического скелета – за его стальными ребрами, опутанными сложнейшей механикой. Специальные болты, петли и два рычажка у самого «брюха» позволяли раздвинуть, разверзнуть всю грудину, будто створки ставень или железной дверцы.

Одна створка приоткрыта. Маркграф заглянул внутрь. М-да… Наверное, при большом желании туда мог бы втиснуться человек. Целиком. А еще вернее – за стальные створки можно впихнуть куски человека. И, судя по тому, что пустующие ниши были изрядно перемазаны не только зловонными алхимическими смесями и разноцветными магическими маслами, но и красноватой сукровицей, за дверцы-ребра действительно вкладывали кровоточащую плоть. А после выкладывали. Куда выкладывали – долго гадать не нужно.

Подле голема стоял низкий широкий чан с толстыми стенками. Огня под этим массивным котлом не было, пара сверху – тоже, однако наполнявшая его красноватая, с коричневым оттенком, жирная, вязкая жижа шкворчала и булькала, словно в раскаленном печном горшке. В жиже, как в масле, на огромной сковороде багровели вырезанные органы. Человеческие – уж в этом-то Альфред Оберландский разбирался.

Между человеческими потрохами в котле и выставившим на всеобщее обозрение свое механическое чрево нечеловеком находилась невысокая, легкая, но весьма удобная в использовании лестница с раздвижной опорой. Всего-то три ступеньки, без которых, правда, весьма затруднительно было бы дотянуться до яйцеобразного купола-черепа великана.

Каменный пол под стальными ногами, перевитыми, будто сухожилиями, трубками, пружинами и проволокой, блестел от влаги. Пол был заляпан кровью и колдовскими эликсирами. На стене, за спиной механического рубаки, тоже виднелись пятна и потеки. Вероятно, вскрывать, осматривать, чинить и чистить голема – работенка не для чистоплюев.

А таковых, собственно, поблизости и не наблюдалось.

– Вот, ваша светлость, извольте полюбоваться, – Лебиус небрежно коснулся стальной ладони. – После нидербургского турнира наш герой не пострадал ни в малейшей степени. Все уже проверено, все тщательно осмотрено. И все цело. Доспехи выдержали и удары копий, и арбалетные выстрелы. Только кольчугу над правым налокотником пришлось немного починить, а так…

Оберландский маркграф Альфред Чернокнижник не слушал магиера. Маркграф смотрел на неподвижного великана. На своего стального рыцаря. На своего лучшего рыцаря. Смотрел, закинув голову. Непривычно смотрел – снизу вверх. Страх и восторг переполняли душу властителя Верхней Марки. Однако ни того ни другого сдержанный Альфред старался не выказывать.

– Впечатляет! – только и пробормотал маркграф. – Мощь металла, уподобившегося человеку… Несокрушимая, неуязвимая мощь…

– Вообще-то в таком виде голем уязвим, – осторожно сказал Лебиус. – Но вот когда к внутреннему каркасу снова будет прилажена внешняя броня…

Внешняя броня лежала неподалеку. В углу, у глубокой ниши, заваленной инструментами, требовавшимися для разоблачения голема. Огромные доспехи – будто обломки разрушенного колосса. Все сплошь покрыты темно-синим… То ли краской, то ли алхимической смолью, то ли колдовским налетом.

Шлем – толстостенное ведро с узкой смотровой прорезью и небольшим выступающим козырьком посередине, с гребнем вверху и с отверстиями для болтов крепления внизу. Над козырьком – сияющие символы – белые с красным. Неведомые магиерские письмена. Только первый знак (Альфред точно помнил, что прежде их было пять, теперь же стало четыре) отчего-то затерт.

Подле глухого, лишенного забрала и дыхательных отверстий шелома к стене прислонена массивная кираса. И на шлеме, и на нагруднике видны царапины и небольшие, махонькие совсем, вмятины. Всего лишь царапины, всего лишь вмятины – почти незаметные следы таранных копейных ударов и обстрела из мощных армбрустов.

Рядом – набрюшник, тассета… Подвижная – из широких колец и створок – защита рук и ног, разобранная на отдельные сегменты. Шипастые наплечники, налокотники, наколенники. Устрашающих размеров латные рукавицы, снятые со стальных дланей. Прочная и гибкая кольчужная сетка, закрывающая сочленения.

Еще – меч. Огромный, длинный. Немного выщербленный по лезвию. Но самую малость выщербленный. На этот клинок пошла хорошая сталь. Чуть поодаль – булава. Громадная, как молот водяной мельницы. Ее тоже увезли с нидербургского ристалища.

– В таких латах не страшны ни вражеские копья, ни мечи, ни стрелы, – вдохновенно произнес магиер.

– Тяжелые, – без всякого выражения, как бы между прочим, заметил Альфред Оберландский.

– Что? – не понял магиер.

– Латы, говорю, тяжелые.

– О, да, – согласился Лебиус. – Обычные кости не выдержат такую тяжесть. Но когда кости выкованы из стали…

– Я слышал, своего первого голема ты создал не из металла, а из глины, – повернулся Альфред к магиеру. – Это правда?

– Правда, – ответил тот. – Големов можно творить из разных субстанций. Глина же дешева, мягка и податлива. Работать с ней просто. Поэтому раньше я и использовал ее…

Лебиус развел руками, словно оправдываясь за глупую и недостойную выходку.

– Сейчас же, благодаря щедротам вашей светлости, у меня хватает иных материалов, – магиер низко склонился перед маркграфом. – И имеются чудесные мастератории, в которых можно обрабатывать любое сырье.

Капюшон с двумя прорезями для глаз еще раз качнулся вниз.

– Глина же… Глина – материал ненадежный. Почти столь же ненадежный, как и слабая человеческая плоть. А вот металл… Сами понимаете, металл есть металл. Особенно славный оберландский металл.

Третий поклон.

– И все же, помимо металла, я вижу здесь куски плоти, – маркграф кивнул на чан с бурлящей коричневатой жижей и аккуратно уложенными в ней вырезанными органами. Красные, склизкие, они подрагивали и трепетали среди лопающихся пузырей, как живые существа. – Куски слабой человеческой плоти. Это ведь то, что осталось от барона Леопольда фон Нахтстлиха, преследовавшего тебя в моих землях, не так ли? Ты, помнится, собирался использовать его тело при создании первого механического голема.

– Да, все верно, ваша светлость. Объявив на нидербургском турнире о благородном происхождении своего рыцаря-защитника, вы не покривили душой. Части его милости господина барона действительно присутствуют в этой машине. Его смерть и его плоть были необходимы для сотворения голема, ибо, чтобы оживить мертвое, нужно сначала особым образом умертвить живое. Сакральная жертва… Таков закон черного магиерского искусства, такова непреложная истина некромантии, понимаете?