– Коз-з-зел! – снова с ненавистью процедила Стрелец-баба.

– Вместо доспехов берсеркеры носят звериные шкуры, – продолжил Василь. – Часто сражаются без одежды. А перед битвой, говорят, приводят себя в неистовство так, что крыша совсем съезжает. Викинги верят, что в бою берсеркеры не ведают страха, не чувствуют боли и становятся неуязвимыми для ударов врага.

– Фигня все это! – скривился Костоправ. – Нюх этот мудак, конечно, потерял конкретно, когда сунулся к Змейке, но яйца у него точно не железные.

Виктор вспомнил, как «псих-великий-воин» загнулся от удара в пах. В самом деле, какая тут может быть неуязвимость и нечувствительность к боли?

– Ну, я не знаю. – Василь попытался пожать плечами, но лишь поморщился, когда тугие путы впились в кожу. – Может быть, он просто не успел впасть в боевую ярость, потому что шел не воевать, а… Ну, в общем, совсем за другим он шел.

Змейка недовольно фыркнула. Костоправ в не самой вежливой форме попросил Василя заткнуться.

Возня под мачтой и разговор, который затеяли пленники, не остались незамеченными. К ним подошел невысокий, но крепко сложенный викинг. На его заросшем обветренном лице светились любопытством пытливые голубые глаза. Заплетенная в косицы светлая борода шнурками свисала на кольчугу и собранный из пластиковых пластин нагрудник. Ветер трепал русые волосы на непокрытой голове. На поясе висели стальная каска и короткий широкий меч. В руках викинг держал пистолет-пулемет незнакомой конструкции. Из-за спины торчал автомат, в котором Виктор узнал свой «калаш».

– Уше мошешь кофорить, рус? Тым в колофа польше не есть? – обратился косичкобородый викинг ко всем пленникам сразу, выплевывая вместе со слюной глухие согласные звуки.

Чужой акцент не помешал, впрочем, понять смысл сказанных слов.

– Да пошел ты в жопу со своим дымом… – зло и хрипло отозвался Костоправ.

– В шапу? – недоуменно захлопал глазами косичкобородый.

– Не в жабу, а в жопу, – угрюмо пояснил Костоправ, не задумываясь о возможных последствиях.

– Что есть ш-шопа? – нахмурился викинг. – Кте есть ш-шопа? Сачем мне тута итти?

По-русски изъясняться этот викинг худо-бедно умел, но, видимо, словарный запас у него все-таки был ограниченным. Некоторых элементарных выражений морской разбойник не знал. Только этим, наверное, и можно объяснить, что косичкобородый еще не впал в ярость.

Виктор решил вмешаться.

– Давай я буду говорить, – облизнув сухие губы, сказал он.

– Хорошо, – кивнул ему викинг. – Мой имя есть Аскел. Я есть хэрсир.

– Сир кто? – насмешливо осклабился Костоправ.

– Хэрсир, – торжественно повторил Аскел.

– Вожак ихний, – вполголоса пояснил Василь. – Мелкий князек или что-то вроде того. Не ярл, конечно, но и не простой воин.

– Хер, короче, он хер и есть! – хмыкнул лекарь, никак не желавший угомониться. – А там уж хоть сир, хоть не сир – один хрен.

– Я не понял тфой слоф, рус, но мне не нрафится тфой улыпка, – Аскел, раздраженный замечаниями Костоправа, все же начинал злиться и переставал следить за речью.

– Да неужели? – еще шире оскалился лекарь.

– Слышь, не нарывайся, а? – попросил Виктор.

– Кофори, как есть тфой имя? – потребовал у Костоправа Аскел.

– Хрен тебе! – буркнул Костоправ.

– Хрентепе? Турацкий имя! – викинг презрительно фыркнул. – Сити молча, Хрентепе. Не мешай.

Прежде чем разъяренный Костоправ успел что-то ответить, за него вступилась Змейка.

– А ты нам рот не затыкай! – звонкий голос Стрелец-бабы даже разбудил пару спящих викингов. Те вперились удивленными взглядами в пленников.

– Нато путет – саткну, – пообещал хэрсир. – Хотите крясный тряпка ф рот?

Костоправ и Змейка угрюмо замолчали. Грязную тряпку в рот они не хотели.

– Ты кто? – Аскел снова повернулся к Виктору. – Как софут?

– Золотой, – представился Виктор.

– Солото? – глаза викинга заинтересованно сверкнули. – Почему Солото?

– Так вышло, – буркнул Виктор.

– Солото, – задумчиво повторил викинг и улыбнулся. – Хороший снак, что ты есть Солото, рус. Ты и тфой трусья мошет принести мне утачу и покатую топычу.

– Ты так думаешь? – усмехнулся Виктор. Вообще-то он как раз размышлял над тем, как бы принести хэрсиру Аскелу не удачу и добычу, а побольше проблем. Впрочем, для этого нужно иметь хотя бы развязанные руки и раскованные ноги.

Аскел обвел рукой судно:

– Мой корапль. Тхраккар.

Кивнул на воинов:

– Мой трушина. Тхрот.

Потом снова уставился на пленников.

– А фы фсе – мой топыча. Мой трэлл. Мой рап.

– Ага, раб, как же! – снова, не выдержав, вмешался в разговор Костоправ. – Размечтался, мля, едрить-педрить, ёперный бабай!

– Что есть «маля-етрить-петрить-йоперный-папай», Хрентепе? – недовольно наморщил лоб викинг. – Кофори понятный слоф или не кофори софсем и не сли меня!

– В самом деле, пасть закрой. – Виктора тоже начали утомлять неуместные лекарские комментарии.

Костоправ обиженно засопел.

– Это я фсял фас ф плен, – продолжал Аскел. – И я отнял фас у рыцарь черных крестоф Фритрих. Фы есть мой рап, рус. Но рап мошет стать не рап.

Та-а-ак, а это уже интересно. Даже Костоправ перестал сопеть и навострил уши.

– Я моку телать сфой трелл-рап фольный лейсинх и сфопотный карл.

– Василь, – шепнул Виктор. – Я что-то не совсем догоняю, к чему он клонит?

– Вроде как говорит, что может нас освободить, – ответил помор. – Сделать вольноотпущенным лейсингом или свободным человеком карлом.

– И чего ты хочешь взамен? – Виктор исподлобья глянул на хэрсира. Свобода рабам не дается просто так, за красивые глазки.

* * *

– Фы есть хороший фоин, – вновь заговорил Аскел.

«Псих-великий воин», – невольно всплыла в голове характеристика берсеркера.

– Фаша рус-тефка смокла попить мой персеркр.

«Попить» – в смысле «побить»? – Виктор усмехнулся. Вообще-то это у него кровушки Змейка в свое время изрядно «попила». А того викинга, носившего шкуру медведя-мутанта, она просто отправила в аут.

– А фы попили мноко мой трушинник, упили мой персеркр и стелали из пять мой фоин пять калек. – Хэрсир говорил об этом спокойно, но в глазах его полыхал едва сдерживаемый гнев.

Возможно, Василь прав: их вывезли в море для того лишь, чтобы утопить, а под освобождением из рабства Аскел подразумевает смерть?

– Фы кричали и трались как персеркры, – продолжал викинг, и гнев в его глазах разбавлялся уважением и даже восхищением.

Нет, похоже, топить их пока не будут.

– Скаши мне, фы есть рус-персеркр? – прозвучал вдруг неожиданный вопрос.

«Псих-великий-воин» – вновь пронеслось в голове. Вспомнилось, как они бросились в драку без всякой надежды на победу и как яростно пробивались сквозь толпу викингов.

– Может быть, – осторожно ответил Виктор. – А что?

– Мой трушина итет талеко в море вместе с лютьми черных крестоф.

Ага, Аскел тоже намылился в Инквизиторский поход на Запад. Но они-то тут с какого боку?

– В мой трушина нушен нофый персеркр, – объяснил хэрсир. – Персеркр – это есть сильная трушина. Сильная трушина – это есть мноко топыча. Понимаешь, Солото?

Да, конечно, теперь Виктор все понимал. Их отчаянное и безрассудное поведение в темнице настолько впечатлило Аскела, что он решил использовать воинственных пленников в качестве бойцов. Небось, уже строит планы, как на далеких западных берегах будет пускать их в битву в первых рядах, а потом грузить на драккар «топычу», захваченную с помощью русских берсеркеров.

– Клупо делать опычный слука-рап из хороший фоин. Хороший фоин толшен хорошо фоефать, – говорил викинг. – Если фы поплыфете со мной, чтопы хорошо фоефать, то станете сфопотный и покатый. Фсе фы. Ну? Что путешь кофорить, рус-персеркр? Какоф путет тфой слоф на мой слоф?

– Нам нужно посоветоваться, – ответил Виктор.

– Софетуйся, фремя мноко, – пожал плечами Акел и отошел на нос судна.