«Наверное, для хэдхантера это достаточное оправдание», — подумал Борис.

— И потом, не забывай, Берест, какие времена сейчас, — добавил Стольник. — Идет борьба на выживание. Хочешь войти в госкорпорацию — надо поднимать свой рейтинг, а конкурентов — топить.

— И давно вы так воюете? — спросил Борис.

— А какая разница? Или тебе что-то не нравится, Берест?

Борис невесело усмехнулся.

— А я могу выбирать, что мне нравится, а что — нет?

— Не можешь, — отрезал Стольник. — Ты лишил себя такой роскоши, когда подписывал хэдхантерский контракт. Теперь ты обязан просто выполнять приказы.

Просто?.. Не так это просто, оказывается. И с каждым разом становится все сложнее.

С того берега доносились хохот, крики и мат. Помывка началась. Толстые ребристые шланги, протянутые к реке, дергались под водяным напором, словно агонизирующие жирные змеи. Холодный душ промывал тресовозки насквозь — вместе с людьми, которые находились внутри.

Когда из-под колес тресовозок в реку потекла грязная жижа, охрана отошла от машин. Кому охота топтаться в дерьме?

Стольник напрягся, замер. Вот он, самый подходящий момент?

— Еще раз повторяю: стрелять только по трес-транспортам! — напомнил взводный. — Если увижу, что кто-то задел хоть одного хэда — аннулирую всем баллы на хрен! Нулячими из рейда вернетесь! И на продление контракта не рассчитывайте. Все ясно?

— Так точно, — негромко и нестройно отозвались охотники. Народ был встревожен. Еще бы! Вернуться из рейда с нулевыми баллами — для хэдхантера хуже не придумаешь.

— Берест?

— Да понял я, командир, не дурак.

Он со вздохом направил автоматный ствол на широкий борт тресовозки.

Стольник снова прильнул к биноклю. Сам взводный стрелять не собирался. Ему-то не нужны личные баллы. Ему и групповых хватает выше крыши. Взводный просто наблюдал.

Группа ждала приказа.

И дождалась!

— Огонь! — скомандовал Стольник.

Автоматы ударили почти одновременно. Даже невооруженным глазом видно было, как брызжут фонтанчики воды, грязи и пыли, как тугие струи бьют из простреленных шлангов. И как косые росчерки точечных пунктиров прошивают борта тресовозок.

Шмалили, не жалея патронов, длинными очередями. Рожки быстро пустели.

В трес-транспортах истошно взвыли десятки глоток. В речную воду из-под колес обильно хлынуло красное.

Хэды на том берегу шарахнулись от тресовозок. Засуетились. Залегли. Укрылись за машинами. Блеснули на солнце окуляры биноклей. Охотники, сидевшие на броне, проворно нырнули в люки. Кто-то выкрикивал команды. Кто-то — матерился от души.

Взревели моторы. Поводя стволами, начали разворачиваться БТР. Бронированные машины въезжали в воду и запоздало старались прикрыть от пуль трес-транспорты.

На том берегу тоже затявкали автоматы. Коротко громыхнули пулеметы БТР. Засвистело над головой. Однако ответные залпы никого не задели. То ли вражеские стрелки не сумели прицелиться как следует, то ли…

— Ага, заметили нас! — ухмыльнулся Стольник. — И форму, небось, разглядели. Ишь, как осторожничают! Пугают, суки!

Только пугают? Вот оно что! Если обстрелянные хэдхантеры поняли, что атакованы коллегами, то тоже, наверное, поостерегутся стрелять на поражение. Тем более в чужом секторе. Понимают ведь, чем чревато убийство охотника.

Если это была война, то странная какая-то, не похожая на другие войны. Война, в которой не принято убивать противника.

От колонны отделились броневики разведчиков. Обе машины унеслись куда-то по шоссе.

«В обход поехали, — понял Борис, — брод искать».

— Живыми взять хотят, — осклабился Ухо. — Только слабо им!

Запыхтел выхлопами, зашевелился саперный вездеход. Неужто еще и переправу наводить задумали? Но это — долгая песня.

А дело — уже сделано.

По два выданных каждому магазина были расстреляны до последнего патрона. Из тресовозок текли, смешиваясь с водой, грязью и фекалиями, кровавые ручьи.

— Уходим! — приказал Стольник. — Быстро.

Броневичок сорвался с места, едва десант запрыгнул на броню. Пока противник переправится через реку, они будут далеко. Конкурентам не достанется ничего, кроме россыпи стреляных гильз на примятой траве.

Заметая следы, они изрядно покружили по лесным буеракам, болотцам и озерным протокам. Лишь несколько часов спустя диверсанты на разведывательной машине вернулись к своей колонне.

Дальше ехали по намеченному маршруту — к хутору Бориса. Ехали так, будто ничего не случилось. Будто и не было никакой стрельбы у реки, исполосованных автоматными очередями тресовозок и кровавых ручьев, окрасивших речные воды.

Борис не слезал с брони и до боли в глазах вглядывался вдаль. Где-то там, впереди, скоро должен был показаться его хутор. Который он так недавно покинул.

Так недавно и так давно.

Уже на подступах к внешней линии обороны стало понятно: что-то случилось. Нехорошее что-то. Очень нехорошее.

Разбитые ворота. Поваленные блоки заграждений. Смятая колючка. Проходы-колеи в минных полях. И главное — нет охраны. Ни одного человека. А ведь прежде хуторские погранцы всегда были начеку.

Стольник остановил колонну и пустил вперед разведчиков. Маленький приземистый броневичок осторожно въехал на территорию хутора.

Борис не отрывался от бинокля. Он смотрел и не верил собственным глазам. Наверное, такое должно было произойти. Рано или поздно. Но ведь не так же рано.

За внешней хуторской границей раскинулись поля, исполосованные следами тяжелой техники. Следов было много. Широкие колеса вездеходов смяли посевы и взрыхлили землю.

Признаков жизни не наблюдалось нигде. Даже хуторской центр казался вымершим. Вторая линия укреплений, опоясывавшая центральную часть хутора, тоже была прорвана. Внутренняя ограда пробита в нескольких местах. Причем проламывали ее явно не БТР: с такой преградой не справились бы даже мощные Хэдхантерские машины.

В стене зияли округлые дыры с почерневшими и ровными, словно срезанными, краями — не очень большие, но достаточно широкие, чтобы в них мог пролезть человек. Судя по всему, здесь использовались фугаски-липучки. И незваные гости гранат не жалели. Хуторской центр атаковали сразу в нескольких местах.

Лязгнул люк. На броню поднялся Ухо. Сержант тоже прильнул к биноклю.

— Что это? — Борис повернулся к Уху. — Кто это? Кто мог все это сделать?

Собственно, он спрашивал о том, о чем и сам уже догадался.

— Полагаю, наши коллеги, — пожал плечами сержант.

— Пираты? Те самые?

— Думаю, да. Других мы в этих местах пока не встречали. Да и вряд ли другие смогли бы справиться с таким крепким орешком.

Разведка доложила, что в хуторе пусто, засад нет и путь свободен. Стольник двинул колонну вперед.

Вблизи все оказалось еще непригляднее. Особенно в центре.

На улицах царили тишина и запустение. Двери домов — вышиблены. Кое-где в стенах зияют дыры от фугасных гранат. Видны копотные отметины взрывов, следы пуль и осколков…

Живых здесь не было. В самом центре, возле конторы, валялось несколько трупов. Борис увидел знакомые лица.

Наверное, здесь дрались до конца. И бой, по всей видимости, шел нешуточный. Но на хутор навалились конкретно. И отбиться не удалось.

Стольник остановил колонну на центральной улице.

— М-да, — задумчиво произнес Ухо, глядя по сторонам.

Борис ничего не сказал. А нечего было.

К хутору своему особой привязанности он, собственно, никогда не испытывал. Борис искренне радовался, получив возможность покинуть эту дыру. Но все-таки это был ЕГО хутор. Как ни крути, но — его. И смотреть на непривычное запустение, царящее вокруг, было тоскливо. Тоскливо и страшно.

На безлюдной улице за конторой вдруг возникло слабое движение.

— Отставить! — рявкнул Стольник полудюжине хэдов, нервно вскинувших автоматы. — Не стрелять!