Так и должно быть, — неожиданно спокойно произнес Корень. — Чтобы справиться с хэдами, нам нужно быть хуже их. И чем хуже мы будем, тем быстрее справимся.

Борис, не желая соглашаться, покачал головой.

— Знаешь, Корень, я под таким не подписывался. Резать головы хэдам — это одно, но мочить всех подряд направо и налево…

— Разве я заставлял тебя это делать? — холодно улыбнулся старшой.

Борис промолчал. Нет, следовало признать, такого приказа он от Корня не получал.

У меня, слава богу, найдутся менее щепетильные люди, готовые избавить тресов от рабства.

Менее щепетильные? Ну да, Гарик, например. Он всегда готов, он с радостью избавит других от рабства. Легко и просто избавит. Ножом по горлу. Гарик — ценный и послушный охотник. Ну а он, Борис… А что он? Он сгодится в прикрытие, например. Он на этой охоте — мелкая сошка и одноразовый расходный материал.

Хлюпики-гуманисты нам не нужны… Так, кажется, говорил Стольник — хэдхантерский взводный и бывший командир Бориса. Похоже, тот же принцип исповедовали и охотники за хэдами.

— Пойми, Берест, — продолжал Корень, — убийство тресов — такая же необходимость, как и убийство хэдов. В чем-то это даже более важно.

— Более? — скривился Борис. — Более важно?

— Конечно. Тут ведь все просто. Во-первых, мы не должны позволять хэдам увозить тресов в столицу. Чем меньше их туда попадет, тем скорее столица загнется и сожрет сама себя. А во-вторых…

Лицо Корня стало жестким и злым:

— Во-вторых, каждый свободный человек должен раз и навсегда усвоить, что рабство не спасет ему жизнь. Он должен знать, что если он выберет участь треса, мы доберемся до него даже в тресовозке.

Да, действительно просто. Все. Слишком просто. Вот только…

— Ты решаешь за других, Корень.

— Я решаю для блага других. А впрочем, это решено не мною. У меня приказ.

— Приказ Вана?

— Да. И как бы я ни относился к этому приказу…

— А как ты к нему относишься? — прищурился Борис. — Если честно, а, Корень?

— И как бы я ни относился… — снова сквозь зубы повторил старшой.

— Нет, а все-таки как?

Корень вздохнул.

— Это разумный приказ.

— Разумный не всегда значит правильный. — В данном случае — правильный, — процедил Корень. — Мы уничтожаем тресовозки уже не в первый раз.

«Вот почему хэды стали бронировать трес-транспорты», — подумал Борис.

— И думаю, не в последний.

— Ну и что же ты чувствуешь, Корень, когда по твоей воле гибнут запертые в них люди?

— Люди? — Старшой криво усмехнулся. — Берест, ты уже и трупожоров считаешь людьми?

— В тресовозки попадают не только они.

— Да мне по хрену кто туда попадает! — с раздражением бросил Корень. — Важно, что туда попадают будущие рабы!

— Не по своей воле.

— По своей — не по своей! — Корень зло сплюнул под ноги. — Все равно! Они попадают. Они становятся тресами.

— Никто к этому не стремится специально.

— Они становятся тресами, Берест!

— Тресами люди становятся по-разному. И как правило, в том нет их вины.

— Зато у них всегда есть выбор. Лучше умереть в бою, сражаясь бок о бок с нами, чем сдохнуть в тресовозке.

Борис вздохнул:

— Если с вами, то — не в бою, а на охоте.

— Пусть так, — усмехнулся Корень. — Но мы охотимся на хэдов!

— За их головами вы охотитесь, — устало проговорил Борис. — Хотя сейчас я уже и не знаю, за чем больше — за хэдовскими головами или за тресами в хэдовских тресовозках.

Старшой фыркнул:

— Я же объяснял тебе, Берест: чем меньше будет тресов, тем скорее уйдут хэды.

— Одни уйдут — другие придут, — пожал плечами Борис. — И как будут действовать те, другие, еще неизвестно. Ты же слышал о грядущей реорганизации.

— Ну, это еще вилами по воде писано.

— Насчет трес-колонны пленный хэд тебя не обманул. Зачем ему было врать об остальном?

Корень поморщился.

— Слушай, Берест, ты меня напрягаешь. И чем дальше — тем больше. Рановато ты, парень, начинаешь права качать — вот, что я тебе скажу.

— Да? — Борис смотрел на него исподлобья. — А что еще ты мне скажешь, старшой? Что ты вообще говоришь своим бойцам, когда они задают вопросы?

— А у нас вопросы не задают. У нас выполняют приказы. Давай так. — Корень перешел на чуть более дружелюбный тон. — Типа, перетерли базары и хватит. И замяли дело. Гарика больше не задевай. На охоте никаких разборок между членами группы быть не должно. А то ведь и нарваться можно. Не забывай, пока идет охота, я тут — царь и бог. Мне вовсе не хочется без нужды терять хороших бойцов, но если они тупы настолько, что начинают доставлять неприятности, то…

Старшой погладил автомат. Глаза Корня смотрели очень нехорошо.

— Вообще-то формально охота уже закончилась, — заметил Борис. — С хэдхантерской колонной мы разобрались, от погони оторвались. Твоя власть тоже кончилась, старшой. Все. Баста!

Корень скривил губы.

— Много ты понимаешь, умник! Кончилась, говоришь, охота и власть? Да я тебя самого сейчас кончу. Прямо сейчас. Здесь. Потом скажу, что ты решил бросить пост и свалить из группы. А я тебя, типа, не пустил. Не дал стать тресом.

Старшой осклабился.

— Гарик за тебя подписываться точно не станет. Верно я говорю, Гарик?

Глумливая ухмылка. Утвердительный кивок. Ну да, подлецы за других не подписываются.

— Мы с ним еще твою девчонку поделим. Натаха хороша в постели — я помню. А у нас хватит «ушастой валюты», чтобы попользоваться ею на законных основаниях.

Борис сжал кулаки:

— Да тебя ж в Союзе вашем за такой беспредел…

— Брось! — отмахнулся Корень. — Ничего мне не будет. То, что ты с нами, еще не значит, что ты наш. Ты ведь пока не член Союза. Значит — чужак. И жизнь твоя по большому счету не стоит разбитой шприц-ампулы. А у нас с чужаками как? Пока они полезны, их используют. Когда они начинают бузить, от них избавляются. Так что никто меня не осудит. Победителей у нас вообще судить не принято. Тем более — после такой удачной охоты. На которой ты, между прочим, Берест, не добыл ни одной головы.

— А ну-ка замерли! Охотнички-добытчики, мать вашу…

Голос Наташки прозвучал не громче шелеста листвы но весьма убедительно.

Она появилась словно из-под земли. Поднялась из-за кустов за спиной старшого и сразу же взяла его на прицел. Указательный палец чернявой лежал на спусковом крючке подствольника.

Корень, не видевший чернявой, но слышавший ее голос, застыл на месте как примороженный. Даже не повернулся. Старшой был сообразительным малым.

— Ствол на землю, Корень! — велела Наташка. — Предупреждаю: ты у меня на игле, а в моем подствольнике — полный магазин. Дернешься — поймаешь шприц-ампулу. Гарик, ты тоже сиди спокойно, не ерзай.

Корень бросил оружие. Автомат почти без звука упал на толстый слой прелой листвы. А вот Гарик чернявую не послушался. Попытался схватить свой «калаш».

Пуф-ф! Тихий плевок-хлопок. Наташка не блефовала: в шее Гарика качнулась шприц-ампула. Игла целиком вошла под кожу.

Слабый всхрип. Гарик повалился на бок, прижимая руки к груди и сворачиваясь калачиком.

Борис знал, что делать. Собрать оружие, боеприпасы. Гранаты. Готово…

— Спасибо, Наташ. Ты вовремя.

— Угу… — Как догадалась-то?

— А никак. Не догадывалась я ни о чем. Просто смотрю — Корень отошел проверить ваш пост и не возвращается. Подумала, не случилось ли чего. Волновалась…

— Ум-м-мница ты моя, — с признательностью промурчал Борис.

Он чмокнул чернявую в щечку. Она ответила тем же, что, впрочем, не помешало девушке удерживать старшого на прицеле.

— Головы не забудь, — напомнила Наташка.

— Думаешь, стоит?

— Лишними не будут.

Да, пожалуй, что не будут. На территории, контролируемой Союзом, с универсальной «ушастой валютой» не пропадешь.

Борис взял рюкзак Гарика.