Как вскоре выяснилось, напрягался я зря – увидев себя в большом зеркале, Лада издала настолько счастливый вопль, что все угрызения совести как ветром сдуло. А после того, как сестренка закончила изучать результаты моих трудов, прыгнула ко мне через всю спальню, и обняла, я о них вообще забыл. Ведь Рыжая была счастлива до безумия и щедро делилась этим чувством со мной. Вот я и порадовался. И даже чуточку погордился. Но в какой-то момент все-таки прервал уютную тишину и озвучил небольшое условие:

– Рыжик, особо пристрастные и въедливые личности могут догадаться, что твоя внешность доработана. Я развиваюсь в боевом направле-…

– Дальше можешь не объяснять… – деловито заявила она и озвучила мое решение: – Меня правила матушка, целительница-«семерка». Незадолго до гибели. А ты тут вообще не при делах.

– Угу… – подтвердил я.

– Буду молчать до последнего, а потом расколюсь… – хихикнула она, а затем поймала очередную интересную мысль, села и дернула меня за руку: – Идем сначала в прихожую, а затем в гардеробную: ты вчера накупил мне гору шмотья, значит, сегодня обязан помочь подобрать наряд на выход.

– Непоседа… – вздохнул я, уперся взглядом в «обновленную» грудь и захлопал глазами, не зная, как выразить свою мысль, чтобы не обидеть сестренку. Но она запросто разобралась в каше из моих эмоций, несколько раз ткнула пальцем в левое полушарие, упруго сопротивлявшееся давлению, и посерьезнела:

– Перестань подбирать выражения – я знаю, как ты ко мне относишься и даже мысленно не цепляюсь к формулировкам. Что касается груди – да, она была очень даже ничего, но в абсолютный идеал ее превратил именно ты. Более того, твоими стараниями я стала настолько красивой, что не хочу одеваться: меня сводят с ума восхищение, чувствующееся в твоих эмоциях, и собственное отражение. Так что любуйся в открытую и делай комплименты, а я буду млеть!

Я оценил и откровенность, и… хм… открывающиеся возможности, но боялся потерять голову и наломать дров. Обижать Ладу «равнодушием» тоже не хотелось, поэтому я нашел щадящий выход из непростой ситуации – включил ехидство:

– То есть, прогулка под ручку, по сухому асфальту и без отвода глаз отменяется?

Сестренка смешно наморщила носик, еще раз посмотрела на себя в зеркало и расстроено вздохнула:

– Нет, прогуляться надо. Что ж, идем упаковывать этот шедевр в самое красивое шмотье…

«Самого красивого шмотья» Рыжая накупила вагон и маленькую тележку. Но, слава богам, тратить время на бесконечные примерки не собиралась – спросила, как я представляю себе прогулочный наряд, показала всего три варианта, согласилась с моим выбором и помогла выбрать одежду для меня. Краситься даже не подумала, понимая, что и так выглядит убийственно. Просто расчесала волосы, стянула в «конский хвост», влезла в босоножки на внушительной платформе и заявила, что готова.

Я оглядел ее с головы до ног и не согласился. Поэтому вытащил из пространственного кармана шкатулку с драгоценностями Радославы, нашел нужные сережки и протянул сестренке:

– Бери. Она бы потребовала надеть именно их.

Надела, полыхнула тихой грустью, потом утянула меня в прихожую, открыла дверь и заставила себя развеселиться:

– Подставляй локоть и веди. А то я разучилась ходить по асфальту…

Оценить реакцию прохожих на свою спутницу не удавалось больше часа – в парке, по которому мы гуляли, не было ни одной живой души. Впрочем, это одиночество радовало обоих. Даже при том, что мы ни на миг не снимали покровы, постоянно контролировали окружающее пространство, а я «сканировал» окрестности чувством металла и обнаружением жизни. А потом сестренка призналась, что на природе без отвода глаз чувствует себя крайне некомфортно, и предложила заглянуть в ТРЦ – посидеть в каком-нибудь ресторане или кафе, вкусно поужинать и, до кучи, хоть немного привыкнуть к цивилизации.

Я согласился, забил в «Проводник» слово «Апельсин» и свернул на аллею, ведущую в нужном направлении. А где-то минут через десять увидел впереди еще одного первокурсника, поступившего в МАО вне конкурса и уже переселившегося на ее территорию.

Реакция парня ростом ненамного выше моей сестренки, но в полтора раза шире, рассмешила: увидев бюст, распирающий светло-голубую блузку, и умопомрачительные ножки, он поднял взгляд выше, оценил лицо и обалдело открыл рот. Этого восторга Ладе хватило за глаза – убедившись, что ее новая внешность нравится не только нам, она перестала замечать абсолютно всех представителей сильного пола. То есть, даже в ТРЦ, в котором мы то и дело натыкались на других счастливчиков, она видела лишь только меня и некоторые витрины. Причем, по моим ощущениям, не играла. И это, каюсь, тешило самолюбие. А еще минут через десять, подняв девчонку на пятый этаж и оказавшись в зоне игровых автоматов, я получил возможность оценить еще несколько черт характера этой девчонки.

Первые восемь-десять секунд парной стрельбы из световых пистолетов по «мигрирующим Дичкам» Рыжая изображала оживший пулемет и не промахивалась вообще. Но как только сообразила, что стреляет намного лучше меня, плавно съехала в уровне и все оставшееся время игры хоть немного, но проигрывала. Страдать, естественно, не страдала, чтобы ненароком не нарушить данную клятву. Но искренне восхищалась каждым моим удачным выстрелом, а после удачных серий звонко целовала в щеку.

Когда я попросил ее не валять дурака, а играть в полную силу, проявила еще одно приятное качество: заявила, что начнет выкладываться только после того, как поднимет мой уровень выше своего. Ибо в глазах окружающих обязана выглядеть чуть-чуть слабее. Почувствовав, что не убедила, подкинула еще один весомый аргумент – сообщила, что на этом аттракционе мы изначально были в неравных условиях, ибо ее всю жизнь дрессировал пластун, а от нашей заимки до ближайшего тира было лететь и лететь.

Но больше всего порадовал общий принцип выбора аттракционов. Семнадцатилетняя девушка, в которой, по определению, должно было играть детство, останавливалась только возле тех, на которых в принципе нельзя было потерять лицо или показаться с недостаточно правильной стороны. Причем делала это отнюдь не по наитию:

– Ты у меня не абы кто, а глава рода. Значит, в любой ситуации должен выглядеть достойно. Я, как твоя законная супруга, обязана соответствовать. А адреналина мы нахватались еще в Диком Лесу.

С последним утверждением было сложно не согласиться. Однако вспоминать о той жизни не было никакого желания, поэтому мы продолжили развлекаться в «достойном режиме». Наслаждаясь не столько самими аттракционами, сколько возможностью веселиться на пару. А после того, как попробовали силы на всем, что действительно заинтересовало, отправились ужинать. По совету Лады выбрав ресторан японской кухни.

У нас, в Новоалексеевке и Горно-Алтайске, таких заведений не было, но жительница куда более крупного Красноярска оказалась великолепным советчиком, так что трапеза удалась на славу – я умял порцию мраморного мяса, перепробовал несколько видов сырой рыбы и получил от всего этого море удовольствия. А потом на пороге практически пустого зала возникла парочка уродов-первокурсников и испортила вечер.

Тот, который вломился в «Фудзияму» первым, уже шаге на втором-третьем увидел Ладу и довольно ощерился, продемонстрировав крупные идеально белые зубы с выделяющимися резцами:

– Ого, Болеслав, вот это сиськи!!!

– Это не сиськи, а дойки! – авторитетно заявил второй, оказавшийся повыше, покрепче и понаглее: – И мы их подоим. На пару. Начнем первого сентября и месяца за три-че-…

– Сомневаюсь… – буркнул я, выйдя из скачка слева от него, выбил подсечкой обе ноги и раз восемь-десять шарахнул лицом об угол массивного дубового стола.

Последний удар вынес не только покров, но и нижнюю челюсть, так что я переключился на конечности – переломал руки в локтевых суставах, в том же стиле изуродовал нижние конечности, а потом вмял грудину почти до позвоночника и представился:

– Нестеров. Яромир Глебович. Будет желание поговорить о дойках – обращайтесь. С большим удовольствием отправлю вас к целителям еще раз.