— А ты сделай подарок, — женщина еще раз запустила пальцы в лохматую шевелюру Фрея и слегка растерялась. — Никогда не думала, что земляне красивы.

— Это уже не совсем землянин. Если не ошибаюсь, его как следует обработали перед Акрусом.

Матлин от ярости заскрипел зубами. «Кто тебя тянул за твой подлый длинный язык!»

— Действительно, — согласилась женщина, — он весь кипит от ярости. Скрытый темперамент — это именно то, что нужно. Спасибо, Расс, ты умеешь подбирать компанию.

— Ладно, эстетствуй. Только недолго. Он мне сегодня нужен. — Раис удалился, а Фрей был за руку приведен в общий круг и усажен на пол рядом с эстетствующей бонтуанкой.

— Можно я дам тебе имя, — шепнул он ей на ухо. Женщина растерялась еще больше.

— Если хочешь…

— Анна. Я хочу называть тебя Анной.

— Но почему?

— Не знаю, но очень хочу.

Бонтуанцы пропустили по кругу сильный телепатический импульс, который задел даже Фрея, но смысла ему уловить все же не удалось. «Чуть-чуть бы помедленнее, — казалось ему, — и я почти их человек». Он подвинулся ближе к середине круга, чтоб выйти из их «кольца» и не трясти головой после каждого импульса — так следовало поступать каждому существу, оказавшемуся в среде телепатов, чтобы избежать перенапряжения психики и заставить собеседников переключиться на понятный ему язык. Двое из них в совершенстве владели артикуляцией. Один — кое-как, двое остальных предпочитали отмалчиваться, но представились все. За исключением Анны, которая деликатно промолчала…

— Ты хотел нас о чем-то спросить? Пока мы здесь — ты имеешь на это право, — начал Юзеп, бывший некогда «первым голосом».

— Если только вы мне позволите начать с наивных вопросов, — засомневался Фрей, но понял, что ничего особенно изощренного эти молодые особи от него и не ждут. — Кто вы? Бонтуанцы это религия?

— Нет, — ответила Анна. — Бонтуанские влияния в фактуре иногда имеют формы религий — вопрос не так уж наивен.

— Что вы можете сказать о бонтуанских влияниях на Земле?

— Это будет зависеть от твоих отношений с Землей, — вступил в разговор «третий голос», Грют.

— Почему? Моя осведомленность может иметь дурное влияние на цивилизацию?

— С чего ты взял, что влияние будет дурным?

— Из некоторой исторической аналогии с Акрусом.

— Есть такая аналогия. Но речь идет не о цивилизации, а о тебе. Не думаю, что один умалишенный провидец способен внести смуту в естественный ход событий.

— Если один и тот же исторический процесс, — вмешался «четвертый голос» Бегара, — начинает повторяться, то не за тем, чтобы окончиться столь же нелепо. Скорее наоборот. Ты мало изучал аналогии развития — это особый логический ряд, структура слишком зависимая от каждой мелочи внутри себя и сказать однозначно, к чему это развитие приведет, невозможно.

— Тебе известно, что произошло в Акрусе?

— Это известно всем.

— Ты скажешь мне?

Бонтуанцы опять пропустили по кругу импульс, и Фрей инстинктивно откинулся назад, чтоб уловить его, на случай, если они решат не говорить…

— Скажу. Они спровоцировали опасный процесс… почти астрофизический. Это не редкий случай в системах, аналогичных Акрусу, — малейшая дисгармония развития уничтожает все. Они попались на второй ступени, на так называемой, «системной балансировке» — один из селекционных барьеров.

— Как это выглядело?

— Первая цивилизация Акруса существовала в естественной планетарной системе — это живой организм, обладающий инстинктом самосохранения. Или тебя интересует, каким образом «закатилось солнце» последнего акрусианина?

— Меня интересует, зачем надо было повторять на Земле аналогичную историческую программу?

— Нет, — махнул рукой Юзеп, — мы говорим о разных вещах. Бонтуанские влияния на Земле и в Акрусе не так существенны, как кажется. То, что ты называешь «исторической программой», заложить невозможно. Я мог бы назвать еще несколько схожих программ, но не стал бы проводить столь категоричных аналогий. Тем более что влияния, как таковые, здесь ни при чем.

— Однако влияние «древесников» более чем очевидно.

— Ах, «древесники»! — Юзеп совсем по-человечески хлопнул в ладоши. — Если б только они…

— Вы представляете себе «библейский сюжет»?

— Да, от подобных «сюжетов» никто, ни в какой момент не застрахован. Там что ни остров в океане — то свой сюжет. Какой-то из них должен был стать доминирующим. Влияния «древесников» никто не отрицает. Но пойми, никто не ставил задачу привязать человечество к строгим канонам. Речь идет лишь о морально-этической основе, способной защитить конкретную цивилизацию от самой себя, помочь ей выжить. Вы приняли основу, но все, что наложилось на нее потом, — это уже ваше творчество. И чем дальше, тем больше оно ваше.

— Вы всегда уверены, что фактура нуждается в таких влияниях?

— Только в случае, если «гуманные» существа вынуждены подчиняться «антигуманным» законам выживания, губительным для развития интеллекта. Бонтуанцы ставили цель защитить, прежде всего, интеллект. Все их влияние — это гибкая граница между сознанием и инстинктом.

— Хорошо, — согласился Фрей, — а бонтуанская манера закрывать фактуру, это тоже способ защиты?

— Это всего лишь ответственность. Закрывается не фактура, а доступ к ней извне.

— Тогда, если можно, подробнее о методах защиты «древесников».

Бонтуанцы вернулись на некоторое время в свой телепатический тайм-аут, видимо, собираясь с мыслью или, проникаясь манерой восприятия Фрея, которая казалась им слишком непоследовательной. Пока Бегар не догадался указать на его манжет:

— Что это у тебя?

— КМ-персоналка, будто не знаешь?

— Это защита. Самая мощная и надежная защита Ареала. Не так ли?

— Пожалуй, так.

— Ты чуть не простился с жизнью, оставив ее однажды.

— Не спорю.

— Но в планетарной фактуре опасности не меньше. Как ты считаешь, имеют ли там право на защиту? И если да, то что бы это могло быть?

— Думаю, хорошая дубина.

— Вот мы и сделали первый шаг назад в гуманитарном прогрессе.

— Ну да! Ты имеешь в виду иллюзию защиты.

— Именно. По крайней мере, уходя в пески, тебе не придет в голову оставить свои иллюзии под куполом платформы.

— С одними иллюзиями меня бы вряд ли понесло в пески…

— Ты не прав. То, что ты называешь «религией» — защита очень надежная. А истинная вера — это то, что посредники называют «инстинктом истины», который выведет из любых зыбучих песков.

— Я выбирался без веры…

— …в Бога, но с верой в то, что это не самый достойный для тебя конец. Ну, чем не иллюзия? Какая разница, что именно открыло в тебе спасительную интуицию?

— Истиноверам не всегда везет.

— Это всего лишь издержки физиологии «истиноверства», — уточнила Анна.

— Если это наука, то бонтуанцы, несомненно, в ней преуспели?

— Но, Фрей, это элементарные вещи, которые признают даже посредники.

— Ладно, а в чем, по-вашему, заключается защита посредника?

— В БКМ-манжете, — съехидничал Бегар.

— Нет, конечно, — возразил ему Юзеп, — они считают, что не нуждаются в ней вообще.

— Они мазохисты или одержимые?

— Ничего похожего ни на то, ни на другое. Они приспособились воспринимать все, как есть.

— Они, — уточнила Анна, — обладают способностью приспособить себя к любым обстоятельствам. Это рискованная способность, но на то они и посредники.

— Они имели влияния на Земле?

— Они ни на кого не влияют. Говорят, на посредника проще наступить, не заметив, чем разобраться, что это такое. Это так.

— Нет уж, — возмутилась Анна, — вспомни их «религию Богов» и вспомни, во что это обошлось бонтуанцам!

Некоторое время они спорили между собой. Многие реплики Фрей абсолютно не понимал, и чем дальше заходило его непонимание, тем осмысленнее становилось выражение лица: «Определенно, — рассуждал он про себя, — Баю был самым способным из них. Но где он, этот Баю? И когда мне будет оказана честь, предстать перед его драгоценным молчанием?»