Оба умолкли на полуслове, дождались, пока мимо них проплывет… то ли эксперт-информатехник, то ли шаровая молния, облитая кипятком.

— Так вот, — продолжил Кальтиат, — о забытых историях… — но поторопился. «Молния» притормозила и засияла. — Можно ли узнать, чем закончились твои опыты с Альбой?

Пока Зенон преодолевал чувство неловкости и подбирал корректные фразы, эксперт вплотную приблизился к Напу.

— Полным и безоговорочным триумфом со стороны Эссимы, — объявил он, — и грандиозным позором с противоположной стороны. Потому что цель опыта была предельно конкретна: унизить посредника и надругаться над тем, что представляет ценность цивилизации.

Первый раз Нап постиг смысл органической неприязни Эссимы к летающим шарам. Его друг непременно бы сказал в ответ что-нибудь совершенно омерзительное, что простительно тронутому манустралу и категорически недопустимо для представителя уважаемой расы.

— Ты хочешь знать, что на самом деле представляет собой Альба? — спросил Зенон. — Мы закрыли эксперимент лишь после того, как полностью восстановили код и прошли полный диапазон манустрала. Мне жаль, Нап, ни в одном измерении признаков цивилизации нет. Это типичная мемо-проекция. Она может быть интересна для фактурологов, но не для Копры.

— Именно об этом я размышлял, пока добирался сюда, — ответил Нап. — Ты видел возможности антенны, представляешь, какой она дает эффект маневра. Нельзя ли предположить, что цивилизация может прятаться от наблюдателя. Ведь мы не знаем о манустралах ничего. Даже предполагать не можем их возможный способ существования, поскольку не было прецедентов. Все наши предположения о них построены на наших же теоретических расчетах.

— Их антенные маневры предполагают мадистогенную природу. Мы не строим расчеты на голой абстракции.

— Может быть, в наших представлениях было упущено что-то фундаментальное, что искажает общую картину. Подумай, когда-то наивно было предположить существование цивилизации в перпендикулярных измерениях, а теперь мы научились рассчитывать их бытие и не верим глазам, если они не живут по нашим расчетам.

— Что ты хочешь от Копры?

— Кальта заинтересовалась личностью Эссимы по результату теста навигаторской школы. Он сдал шесть уровней, в глаза не видя панелей управления большинства типов кораблей. Он сдал бы все восемь, если б в том возникла необходимость.

— Были времена, когда ты сомневался, что имеешь дело с мадистой.

— Я и теперь в этом не уверен. Именно неуверенность заставила меня вернуться к закрытой теме. Если Эссима не мадиста — мы имели первый в истории Ареала настоящий контакт с манустральной расой и отказались верить своим глазам. Мы даже не захотели понять, что наши методы научного подхода не в состоянии идентифицировать этот феномен.

Зенон вдруг вспомнил альбианский вояж, и чувство реальности стало покидать его, словно под ногами, откуда ни возьмись, возникла шаткая палуба анголейского фрегата. Перед ним стоял мадистолог с непререкаемой репутацией и признавался в том, что не способен распознать мадисту, с которой провел годы в едином пространстве. Это означало полный триумф альбианина не только над Копрой, но и над виртуозами одной из самых сложных наук Ареала. Он и припомнить не мог, к какой еще подозрительной личности, открыто и недвусмысленно, приставлялся персональный мадистолог, принимая на себя обязанность потакать малейшим капризам…

— Я наблюдал Эссиму задолго до его визита на Копру. Он предлагал проекты в программу изучения экстремальных мутаций, искал контакты в колониях орканейтралов, вступал в полемику с учеными шизофрениками, которые брались идентифицировать Альбу. Все они останавливались в полушаге от цели. Все доказывали безоговорочно, что субцивилизации в этой стихии быть не может, но пока никто не доказал того, что ее там нет.

— Что ты можешь предложить? — спросил Зенон.

— Закончить начатое. Копра, в отличие от прочих, остановилась ближе всех…

— Каким образом?

— Могу предложить простой план. Возможно, это полная глупость. Вероятно, я многого не понимаю в вашей профессиональной специфике. Скажи, сохранилась ли мема Папы Ло, сделанная тобой во время экспедиции?

— Допустим, — удивился Зенон. — Что она доказывает? Мема может выдать любую информацию, но как проверить ее достоверность?

— Можно ли найти в коприанском архиве мему бонтуанца Фрея? — продолжил Нап, — которая не вызывала бы сомнений в подлинности?

— Предположим, — подтвердил экс, — технически здесь нет сложности.

— Эти существа идентичной ментальной природы. Даже не идентичной, а в абсолюте одинаковой. Если обе мемы синхронизировать и подключить к общему полю в вашем аппарате…

— Очень интересно. Ты полагаешь, что в случае манустральной подлинности Папы Ло произойдет рефлекторный контакт на манер того, что Копра пыталась проделать между эксами и Аритабором?

— Я уверен, если Ло — элемент мемо-проекции, контакта не будет.

— Его может не быть даже в случае подлинности манустрала. Кто знает, в каких отношениях расстались эти братья по разуму.

— Вы зафиксируете контакт, даже если он будет выражен молчанием. Это уникальный случай: фактурные соплеменники с разными судьбами, разлученные на вечность. Не может не быть контакта. Или я вынужден буду признать, что наша цивилизация ничего не смыслит в собственном прошлом.

— Одним словом, — подытожил Зенон, — если мемограф не зафиксирует взаимного импульса, Кальта признает эксперимент окончательно бесперспективным.

— Разумеется, — подтвердил Кальтиат.

— Мы сможем разгрузить прибор от текущих программ? — обратился Зенон к повисшему рядом эксперту и, получив утвердительный ответ, пошел к панораме управляющих панелей. — Кроме чистого поля и двух подлинных мемограмм, мне потребуется лингвистический дешифратор, — распорядился экс. Эксперт нерешительно притормозил. — На всякий случай, — успокоил его Зенон, — мало ли что там… Это Земля, закрытая планетарная фактура. Точный дешифратор только в спецархивах. Надо сделать это… — увещевал он коллегу, — чтобы призрак Эссимы не преследовал Копру до истечения времен. — И «ртутный» шар коприанского существа робко поплыл к туннелю, соединяющему галерею с рабочими отсеками станции.

Трудовые будни инфоинженерных служб Кальтиата не привлекли. Не дожидаясь приглашения выйти вон, он покинул станцию, как только выпал из поля зрения коприан.

Шло время. Корабль дрейфовал на границе системы, наблюдая шар мемо-станции на обзорных панелях при полном бездействии внешней локации. Нап не выходил из пульта. Его душа только тогда была спокойна, когда мемограф поглощал в себя энергетические резервы станции и ее контур ускользал от индикаторов. Он готов был сидеть здесь годы и столетия, лишь бы не нарушать хрупкой ауры процесса, который он уже не чаял довести до конца.

Иногда его навещал Зенон. Иногда Зенон жаловался, что на станции то и дело обнаруживаются эфемерные твари, имеющие вид протофактурных биофизических образований, которые ползают по стенам в отсеках с невесомостью и, напротив, парят там, где силовые поля создают такую гравитацию, которая не допускает самого существования формы, как таковой. Зенон утверждал, что работа идет, но мема Ло всем порядком надоела, потому что не содержит никакой принципиально новой информации. Что якобы старик, проживший неизвестно сколько миллионов лет, ухитрялся всю жизнь учить одних и тех же соплеменников одним и тем же премудростям бытия с одним и тем же печальным результатом. Что память его имеет массу завершенных циклов, на развертку которых уходит драгоценное время. Зенон просил Кальтиата уточнить, какой тип контакта доминировал у древних землян: акустический, телепатический или визуальный, и свериться с архивом Кальты. Характер этих существ говорил ему о том, что для телепатического контакта у них недостаточно развито индивидуальное поле, для свободного языка жестов — недостаточно свободные конечности.

В другой раз жалобы Зенона касались затруднений с мемографической хронологией и необходимостью заворачивать искусственные временные петли из аномального жизненного хронометража Папаши Ло.