Язык амфибии тощал, бледнел, но не кончался. Что также свидетельствовало не в пользу кальтиатского интеллекта. «Если б я делал игрушку, — думал Эссима, — она бы непременно кусалась и дралась за право получить свой орган обратно». Но Нап по природе никогда не был ни жадиной, ни агрессором. Он обладал свойством отдавать себя целиком по первому требованию кому попало. Даже самая черная неблагодарность не могла испортить удовольствие глобального самопожертвования. Не исключено, что именно доверчивость кальтиатов сделала их легкой добычей мадисты, а затем и мадистоозабоченных фактурологов.

— Что скажешь? — повторил Эссима.

— Что сказать? Может быть, не знали…

— Эти штуки, — он поднял вверх моток жилы, на котором повисало выбившееся их сил животное, — до знакомства со мной имели другой внешний вид?

— Кто знает… Может быть, имели…

— Попробуй мне слепить химеру с рукописного текста.

— Он слишком древний.

— Что? Утрачена ментаграмма?

— Не в этом дело.

— А в чем же?

— Манипуляции с древними подлинниками нежелательны.

— Почему?

— Потому что твоя планета, альбианин, нестабильна… Консервированная древность все равно что «аннигиляционная бомба». Ты можешь притащить за собой хвост, который столкнет равновесие агравитации.

— В каком направлении?

— Это уж… смотря как применить… — рассудил Кальтиат. — Если текст каким-то образом касается альбианской истории, я бы на твоем месте постарался от такого подарка избавиться. Не известно, с каким умыслом тебе подсунули его.

— А ну-ка, вылези, — Эссима выпустил жабу, — надо поговорить. — Пока его товарищ тащил свое трехметровое естество в направлении навигаторской, он аккуратно собрал с пола разбросанные листы.

— Что? — удивленный Кальтиат возник в контуре лифта.

— Сделай мне одолжение, свяжись с Копрой, скажи, что я согласен на них поработать.

Совсем не таким уж звездным показалось Эссиме небо над коприанской галереей. Совсем мертвым и бледным, как угрызения совести творца перед сотворением космоса. Здесь светила одна звезда, всем и каждому. Испокон тысячелетий. Именно ее мерцающих протуберанцев дожидался эксперт, не рискуя оставлять в одиночестве неожиданно сговорчивого партнера. Полупрозрачное экспертово тело румянилось в бликах, искрилось в припадках долгожданного счастья.

— Надо обратить внимание на длительность четвертой фазы. Первые три короткие. Затем на четверть длиннее. Она для Эссимы будет наиболее благоприятна. Надо пропустить критическое количество циклов.

С той же частотой у Эссимы наблюдались судороги в коленях — три короткие, одна долгая. А через критическое количество циклов ему захотелось подфутболить эксперта, чтобы он до конца света соскребал себя с потолка.

— Через каждые восемь циклов я смогу вернуть Эссиму. Интервал между ними достаточен. Главное, удержать ориентир.

Заметив бледный вид коллеги, эксперт сбавил обороты.

— Вряд ли Эссима столкнется с посредниками, — заверил он. — Агравитационный контур уже за пределом. От ментасферы осталась условная оболочка. В этой фазе планета кишит остаточными псевдоформами. Они не должны представлять опасности.

— Разумеется, — проворчал Эссима, — после того, что Нап устроил на корабле, у меня иммунитет на все разновидности псевдоформ.

— Задача Эссимы, — уточнил эксперт, — не заключается в том, чтобы наводить порядок в трансманустральном пространстве планетарного тела. Задача Эссимы заключается в том, чтобы проанализировать остаточные инфополярные образования в пульсирующих зонах. Копра должна знать, способны ли эти участки выполнять роль носителя информации в данном манустральном диапазоне.

— Эссима это давно усвоил.

— Эссима не должен пытаться вступить в контакт на данном этапе. Информационный всплеск может стимулировать динамику фазы.

— Ты нейтрален в этой среде, — подключился к разговору Зенон, — а значит, информационных инверсий провоцировать не должен.

— Это все, что вам нужно от моей персоны?

Зенон вгляделся в бледно-звездный пейзаж, обрамляющий розовую планету, и обвел на плоскости обзорной панели трехзвездие, имеющее явно искусственный вид на фоне астрофизики зоны.

— Это база, — сказал он, — способная активизировать в провале планету массой, в десятки раз превышающей массу Аритабора. Если я начну вычислять манустральный код в процессе работы, первая же погрешность похоронит затею.

— Вместе с базой, — добавил эксперт.

— Идея заключается в том, чтобы посредники имели возможность корректировать процесс. Ты должен организовать такие переговоры.

— Что если это не в их интересах?

— Мы должны быть уверены в том, что посредникам известно о последствиях происходящего.

— Если контакта не произойдет, вы будете вытаскивать планету вслепую?

Ответа не последовало.

— Хорошо, давайте начнем…

За спиной Зенона, на транспортной площадке, аккуратно и недвусмысленно были разложены защитные доспехи, от одного вида которых Эссиму бросило в дрожь. Такого уровня прогресса не видал отродясь ни один проходчик аномалий. Костюм имел столько степеней защиты окружающей среды от неблагоприятных воздействий на нее визитера, что, облачившись в него, даже коприанин выглядел бы нейтральней песочной пыли. Все детали были любовно подогнаны по фигуре Эссимы, от протектора подошвы до шлема, в котором при беглом взгляде насчитывалось как минимум три жесткие оболочки со стерилизующими прослойками. Пробить такую броню были неспособны даже направленные сигналы «навигатора».

— По крайней мере, — оправдывался Зенон, — ты сможешь думать… не создавая ментасферных помех.

— О чем же я должен подумать, — ужаснулся Эссима, — чтобы сдвинуть фазу агравитации?

— Эта защита позволит тебе чувствовать себя раскованно, — объяснил эксперт.

— Спасибо, я прекрасно себя контролирую.

— Ты отвратительно себя контролируешь, — возразил Зенон, — но дело не в этом. Копра заинтересована получить тебя обратно невредимым. Поскольку отправляешься первый раз, опасаться нечего. Ты не зафиксирован в Аритаборских «архивах», рефлекторной инверсии быть не должно. Думать можно. В этой защите можно не опасаться даже падения с высоты и провала в зыбучих песках. С другой стороны, никто не знает, что там за обстановка. Главное, не доводить до крайностей. Мы вытащим тебя в любом случае.

— Даже по кускам? — улыбнулся Эссима. Эксперт воспринял это как личное оскорбление.

— Защита такого уровня не пробивается извне, — занервничал он, — защита выдерживает давление…

— Ладно, верю, что вы доверяете мне так же самозабвенно, как и я вам. И совершенно правильно делаете. — Поежившись под пристальным взглядом коллег, он полез в объятия чудодейственной оболочки и вскоре был всецело поглощен ею. — Немного нелепо, но ничего. Жить можно.

— Жить нужно, — поправил его экс. Это была последняя фраза, которую услышал Эссима, прежде чем вой голосников оглушил его. Такая мелочь, как акустическая защита, в скафандре почему-то не работала. Горячий туман висел под стеклянным сводом площади. Пески, казалось, просочились всюду, и воздух дрожал от натужного завывания бури. Лифт выбросил его на темную сторону планеты, и, прежде чем рассвет застиг его на месте, а полуденный зной поджарил на огненной сковороде, Эссима предпринял попытку встать на ноги. Он не смог даже опереться на колени и остался лежать, оглушенный и раздавленный темнотой и одиночеством. «Этого я боялся всю сознательную жизнь», — подумал он и захохотал. Голосники невольно притихли. От хохота Эссиме стало легче, и он, сделав повторное усилие, сел, поджав под себя колени, и попытался отстегнуть шлем тем же приемом, что пользовался Зенон, застегивая его. Но не тут-то было. Инфоинженеры умели делать искусные замки, а напрасные физические усилия могли подорвать и без того ослабленный боевой дух разведчика. Эссима вцепился перчаткой в локоть, на который под нательной одеждой были намотаны листы мемуаров, и попытался сдвинуть их к кисти руки. Свиток благополучно достиг запястья, но перчатка, как и шлем, не поддавалась вскрытию. Это начало приводить Эссиму в бешенство. Сделав над собой еще одно усилие, он поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к спуску в подземелья. Спуститься у него не получилось по причине еще более нелепой: ноги отказались нащупывать ступени, а руки — держаться за опоры. Он упал вниз через пустую шахту подъемника, приземлился на основание шлема и впервые подумал с теплотой о своем защитном снаряжении. Эйфория быстро прошла. Он разбил подвернувшуюся под руку стекляшку и попытался разрезать рукав в самом тонком месте. Черта с два! Он исполнил пляску отчаяния на дне колодца, изрядно вымотался, но первые лучи восхода, проникнув вслед за гостем на глубину, указали ему коридор, помятый завихрениями урагана. Эссима проник туда вслед за бликами света и удивился узорам стен, выполненным светопроводящими волокнами стекла.