— Если уж так сильно, что совсем никак… — посади его в Перру, пускай катается.
Но мальчик не понял, сильно испугался, и от этого испуга у Суфа заложило оба уха. Матлин подумал, что с ним произошло что-то страшное, похожее на разрыв перепонки, и если сейчас же, сию же минуту не прекратится этот сумасшедший дом, его самого постигнет та же участь.
Али появился как нельзя вовремя и одним жестом руки отогнал публику от инопланетян — все притихли, полезли по местам, через минуту они остались «на ринге» вдвоем, не считая оглохшего Суфа.
— Я не ожидал увидеть так много зрителей, — обратился Матлин к своему противнику.
— Это мои секунданты — сущая ерунда. Все они не стоят одного глухого навигатора. Я сделал это тебе назло.
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— Ты подвел меня, лягушонок. Ты не должен был впутывать Ксара в наши проблемы.
— Это были мои проблемы. Если помнишь, ты отказался принять в них участие, и подвел тебя Ксар… только лишь тем, что оказался умнее, чем ты рассчитывал.
— Кажется, я предлагал тебе выбор?
— Кажется, ты собирался получить по физиономии? Или предпочитаешь дискуссию?
— Начнем?
— Начнем.
Али грациозно скинул с себя банный халат, которым разжился в гардеробе Матлина, очевидно, в обмен на булыжник, и обнажил свое загорелое тело в плотно облегающих плавках, вероятно, позаимствованных там же. Затем натянул на голову махровую повязку, сделанную из халатного пояса, дабы кудри не лезли в глаза, и дабы соблюсти понт, и пока раздевался Матлин отошел к краю площадки глотнуть минеральной воды. Питье подносила симпатичная блондинка, которая все время стояла, чтоб не испачкать своих белоснежных джинсов, и влюбленными глазами смотрела на Али.
— Хочешь? Очень тонизирует.
Матлин что-то фыркнул в ответ, продолжая снимать с себя обмундирование, которому могут повредить удары. Но совсем раздеваться не стал.
— Это правильно, — согласился Али, — здесь дети, старики, я уже не говорю о девственных особах. Ты же не догадался захватить с собой боксерские трусы?
— Я не вижу здесь ни детей, ни особ… Все вы вместе взятые для меня — нелюдь. Одна сплошная однополая нелюдь и не старайся убедить меня в обратном, не получится.
— Уже получилось. Иначе ты не пришел бы сюда.
— Я сделал это тебе назло.
— Нет. Ты сделал это, потому что сомневался.
— Сомневался в чем?
— Видишь ли, — Али виновато отвел глаза в сторону, — я поспорил со всей этой публикой, что ты никогда не сможешь ударить человека. Они поставили на меня.
— Кто тебе сказал такую ерунду?
Али обошел вокруг него и встал в боксерскую стойку, на которую Матлин никак не отреагировал.
— Ерунду? — Али помахал голыми кулаками перед его носом. — Это не ерунда, лягушонок. Мы будем драться без перчаток, ты имеешь хороший шанс остаться с расплющенным носом.
— Я не про твои кулаки. Кто тебе сказал, что ты человек? А главное, почему ты так отчаянно стараешься убедить меня в этом? Чего тебе в жизни не хватает, Али? Этой публики? Или хорошего перелома?
Удар пришелся в челюсть, но оказался не достаточно сильным. Матлин терпеть не мог, когда бьют по голове, в любой драке голова была его самым слабым местом. Именно поэтому он никогда не занимался боксом, да всеми остальными науками мордобоя тоже не злоупотреблял, но, как всякий уважающий себя жилец на этом свете, знал кое-что о самообороне. Хорошего ответного удара в переносицу оказалось достаточно, чтобы Латин шлепнулся на площадку, закрывая лицо руками. «Уж не переборщил ли я?» — испугался Матлин. Сквозь пальцы хлынула кровь, а с «трибун» донесся возглас отчаяния. Несколько секунд Али лежал неподвижно, потом едва шевельнулся и открыл окровавленное лицо.
— Хватит. Помоги мне.
На площадку выскочили люди и кинулись к раненому. «Скорее! — кричали они. — Надо остановить кровь!» В этом налете секундантов Матлин почувствовал мощный толчок в бок, но не понял, то ли его грубо оттолкнули, то ли «нежно» ударили. Из-за толпы Али уже не было видно, и Матлин попятился.
— Куда? — услышал он за своей спиной, и мощный удар в спину повалил его на площадку. Над ним возвышался накачанный верзила с каменной плитой в руках. — Мы пришли сюда без оружия, а ты…
Рука Матлина первый раз в жизни сама собой потянулась к манжету, но уперлась лишь в голый пульс. Вся защитная экипировка оставалась лежать в пяти метрах от площади.
— Ты совсем совесть потерял! Забыл, кто ты и откуда, — так вспомни нас. — Каменная плита величиной с чемодан взяла курс аккуратно на матлинову голову, но опоздала буквально на мгновение. Именно в это мгновение Матлин был вырван из-под нее за ногу острым щупальцем Перры, подброшен вверх и благополучно усажен в кабину. Таким же образом из возбужденной толпы Перра извлекла обалдевшего, ничего не понимающего Суфа и ринулась прочь из ущелья.
— Стоять! — скомандовал Матлин. — Назад!
Но Суф вцепился в пульт управления. Перра взвилась выше скал.
— Не вздумай, Матлин! Совсем не выберемся, засосет!
— Убирайся на свой корабль и там командуй.
— Это же мадиста, придурок!
— Это мое дело!
— Там все равно уже никого нет!
На восьмидесятикилометровой высоте между ними произошла небольшая потасовка за пилотское место. Но как цивилизованные гуманоиды они вовремя нашли компромисс и спустились поглядеть, рассосалась ли толпа сама собой. На площадке все было по-прежнему, и они снизились до двадцати метров.
— Спускайтесь, пожалуйста, помогите ему, — кричала пожилая женщина, — он умирает! Если в вас осталось хоть что-нибудь человеческое. Он не хотел причинять вам вреда, не бросайте его!
Матлин вывел сиреневый луч на Али, включил «прием» и в следующий момент истекающее кровью тело лежало на полу заднего отсека, а машина стремительно уходила на орбиту.
— Что мы можем для него сделать, Суф?
Суф провел пальцем по кровавой маске на лице Али, а индикатор «пряника» четко показал присутствие человеческого организма, адаптированного к Ареалу с отсутствием необходимых свойств регенерации. И наглядно продемонстрировал на диараме его проломленный череп. Через некоторое время раздумий компьютер сообщил, что сделать ничего нельзя. Он мертв, а как лечить — неизвестно и стоит ли их вообще лечить?
Матлин опять почувствовал легкий приступ озноба.
— Вывали его за борт и сматываемся, — сказал Суф, — не хватало нам еще выхаживать мадисту.
— А если это не мадиста?
— Тем более надо сматываться.
— Как это получилось? Я не мог убить его!
— Это ты меня спрашиваешь?
— Здесь не настолько сильная гравитация, я не рассчитывал…
— Какая разница! Для него уже все кончено. За борт и дело с концом.
Матлин спустил Перру и велел искать мягкий грунт.
— Это еще зачем? — удивился Суф.
— Хочу показать тебе один обязательный человеческий ритуал.
— Грунт везде одинаковый — камень.
Матлин очертил лучом прямоугольник метр на два, задал полутораметровую глубину и «пряник», зависнув над заданным участком, долбанул твердую породу так, что пыль поднялась столбом.
— Понесли.
— Может…
— Нет, будь любезен руками, таков обычай. Помоги мне.
Они вынесли тело из машины, спустили в яму и битых два часа ползали по окрестностям, собирая каменистую пыль, мелкую щебенку и все прочее, подходящее для ритуала, пока могила не наполнилась до краев. Сверху Матлин навалил холм из каменных плит, выложил крест и нацарапал на нем имя «АЛИ».
— Как думаешь, не разошлись ли еще люди из амфитеатра? Наверно, им следует знать, где он похоронен?
Но вымотавшийся Суф ничего не ответил. Он разлегся на свежем могильном холме как на пляжном шезлонге, и у Матлина не было ни сил, ни морального права его оттуда прогнать.
— Кто такие бонтуанцы? — спросил он, усаживаясь рядом.
— Понятия не имею. А что?
— Я впервые в жизни убил человека. Ай, тебе все равно этого не понять, — Матлин закрыл лицо ладонями, стертыми в кровавые мозоли, упал на колени и уткнулся головой в груду камней. Наверняка, любой фактуролог заинтересовался бы подобным нечастым состоянием организма. Он то ли плакал, то ли дрожал от лихорадки, бормотал себе под нос непонятные слова. Все это продолжалось бы бессмысленно долго, до полной потери сил, памяти, если б он, наконец, не почувствовал, что Суф теребит его за ухо. На языке его жестов это могло означать: оглянись. Матлин оглянулся и не пожалел. Справа от него сидел на камне, заливаясь слезами, целехонький Али-Латин.
