— Подальше… — передразнил Аладон. — От вас разве отойдешь…

— Ты вообще можешь убираться отсюда. Дернуло же меня плестись за тобой! Шел бы один — давно бы уже был в Папалонии. Ты что, и впрямь решил, что тебе удастся меня сожрать? Убирайся в свой лес! — Он подхватил мешки и помчался вниз к тропе. Верблюдица замотала мордой и попятилась. Янца тихонько вздохнула, прикрывая лицо рукавом плаща. Ее коротко постриженные волосы стояли торчком, а под глазом красовался сочный фингал.

— Только не говори, что я тебя избил, — психанул Саим, — я ничего такого делать не собирался. Это босианин завел нас в туман, и хватит. Я иду в Анголею, а вы можете возвращаться домой.

— Вон там, — указала Янца на соседнюю гору камней.

— Не надо считать меня дураком! Я прекрасно знаю дорогу и ориентируюсь получше вас, дикарей!

— Еще одна труба, — объяснила Янца.

И верно. На соседнем выступе красовался точь-в-точь такой же металлический ствол, изъеденный лишайником.

— Труба, — согласился Саим.

— И там, — указала Янца, — будто кто-то шел и разбрасывал.

Янца вела навьюченную верблюдицу по узкой ложбине, Саим лез напрямик по камням, осматривая каждый ствол, а Аладон шел по его следу. Куски металла, разброcанные как попало, не производили впечатления боевых орудий. Если б Саим собирался обстрелять выруб, он вытащил бы этот хлам на высокую гору и укрепил бы. Но даже вдвоем с босианином они не смогли приподнять ни одной трубы, не говоря уже о том, что двух тюков сухого пороха не хватило бы для того, чтобы забросить снаряд отсюда на Фарианские горы.

— Глупостью занимаешься, — ворчал Аладон. Но Саим шел по следу, как муравьед по муравьиной тропе в надежде полакомиться у большого муравейника. — Надо выходить на равнину. Случится прилив, так и будем сидеть на скалах.

Саим пробирался вперед, и Янца едва успевала за ними петлять по каменному лабиринту, пока в расщелине светлым пятном не показалось ровное полотно воды.

— Что это? — Саим полез на самую высокую вершину скалы. — Откуда здесь океан? Куда ты привел нас? — но Аладон молчал, а светлое полотно поднималось над каменистой пустыней, намекая упрямому фарианину, что прямо дороги нет, что экспедиция пришла в тупик и теперь одним богам наверняка известно, в какой стороне света следует искать Анголею.

Добравшись до вершины, Саим вытянулся и застыл, опасаясь потерять равновесие. Из-за скал у кромки воды, завалившись набок, торчала черная стрела, пронзая острием низкое небо. Ее верхний конец был едва различим в туманной дымке пейзажа, а ствол казался исполинской башней, словно выстроенной для того, чтобы поднимать на небеса незадачливых искателей приключений.

— Ну, что? — кричала снизу Янца. Саим боялся отвести глаза от видения, будто стрела, уходящая в небо, стала третьей точкой опоры, позволяющей ему удержаться на вершине скалы. — Так и будешь стоять?

— Вон там, — указал Саим.

— Что там?

— Это самое…

Янца собралась, было подняться, но Аладон преградил ей дорогу.

— Оставь его. Пусть ищет свою Анголею.

Экспедиция двигалась к побережью в торжественном оцепенении, похожем на последние метры восхождения на вершину. Саим шел впереди, не позволяя обогнать себя никому.

— Это, должно быть, огромная прика, — рассуждал Саим, — шпиль которой вывернул ураган. Или дозорная вышка. Может быть, анголейцы высматривали с нее караванные пути?

— Может быть, это ствол орудия, — предполагала Янца, — большая пушка для снарядов, которые величиной с верблюда…

— Из которой анголейцы подстреливали ангелов, — ехидничал Аладон.

— Если пушка, она как раз нацелена через залив в сторону бывшей Ингуреи, — соглашался Саим, и его сердце замирало. — Я же говорил, то, что мы знаем об анголейцах, — это почти ничего. Может быть, мы будем первыми…

— И последними… — добавил Аладон, но его никто не слушал.

— А если это гигантский телескоп, — продолжал Саим, — подзорная труба, проходящая сквозь облака? Из нее видны звезды в любую погоду. Представляешь?

— Или рупор, через который богомольный магистрат общался с богами…

— Теперь понятно, отчего богомолы охрипли, а боги оглохли, — вставил Аладон, но его опять никто не послушал. И только выйдя на прибрежный песок с ошметками тины и обломками ракушек, босианин решился высказать свое собственное суждение о черной стреле, подпирающей небо.

— Я, конечно, понятия не имею, что это за дрянь торчит из песка, но знаю точно — гнилое ваше дело, фариане. Мой вам совет: завяжите верблюдице глаза, прежде чем она увидит это.

У кромки воды, завалившись на левый борт, лежал чудовищных размеров корабль, вонзив в небеса единственную уцелевшую мачту.

Размеры корабля не потрясали, не завораживали, даже не удивляли, потому что казались нереальными. Только верблюды, сохранившие первобытную боязнь больших предметов — инстинктивное почитание божества — могли по достоинству оценить увиденное. Формой он был похож на плавучий сундук, собранный из пяти плоскостей, сходящихся конусом у киля, — таких неуклюжих монстров не строили даже древние самутийцы для ярмарочных потех. На бортах располагались по десять рядов пустых бойниц, издали похожих на осиные норы. Вблизи их высота оказалась достаточной для того, чтобы протащить навьюченного четырехметрового дромадера. Киль судна врезался в песок, оценить его глубину было невозможно. Левый борт тонул в песке на два этажа. Мачта казалась толщиной не меньше чем в пять обхватов, а вокруг нее зияли обугленные воронки воздушной помпы, надувающей тепловой дирижабль, который древние анголейцы называли небесным парусом. Единственная лопасть кривого винта торчала из песка неподалеку, образуя навес, под которым без труда укрылся бы от ливня караван, а обломки палубных перекрытий напоминали рычаги, к которым древние исполинские мореходы крепили рулевые канаты.

— Боги… — прошептала Янца, — во сне увидеть галеон — дурная примета, а наяву?

— Завяжи себе глаза, — советовал Саим, — с чего ты взяла, что это галеон? Галеон пятимачтовый, а это что?.. Так, мусор, выброшенный прибоем.

— Этот мусор летел от Фарианских гор, — заметил Аладон.

— Ага, — согласился Саим. — К воде тянул.

— Чуть-чуть недотянул, — предположила Янца. — Раньше надо было балласт сбрасывать — в тумане за скалами не видно воды. Навигатор был бестолковый.

— Ага, — снова согласился Саим.

— Вы думаете, эта штука летела по небу? — не верила она.

— Нет, — огрызнулся Саим, — ее волоком по горам тащили. Думай, прежде чем глупости говорить.

— Я и думаю. Парус-то где?

— Действительно, где парус? — Озадаченный фарианин посмотрел на Аладона, который обязан был дать доходчивое разъяснение на каждый глупый вопрос.

— Где-где… — проворчал он, — дальше полетел.

— Ну, ты скажешь… как бы он оторвался? Канаты толщиной с… — Саим обнажил было локоть, чтобы показать толщину, но локоть оказался слишком тощим и невзрачным, попросту смешным для подобного рода сравнений. Аладон никогда бы не поверил, что несколько тысяч Саимовых локтей способны удержать дирижабль, во много раз превосходящий размеры корабля.

— У анголейцев был сильный бог. Они могли летать и без паруса.

Из верхних бойниц кое-где торчали уцелевшие пушки, рискуя обрушиться на головы путешественников, но пласты многолетнего мха, облепившие сырую древесину, говорили о том, что если в ближайшую сотню лет стволы не обвалились, то опасаться нечего. Саим с благоговением приложил ладонь к подгнившей древесине.

— Сосна. Интересно, растут ли теперь деревья такой толщины?

— У анголейцев был сильный бог, — напомнил ему Аладон.

— Что ты хочешь сказать?..

Аладон, в отличие от цивилизованных фариан, говорил именно то, что хотел, не подразумевая лишнего. Он прошелся вдоль ряда пустых бойниц и попытался запрыгнуть на скользкий подоконник.