Программное обеспечение они с Баю создавали вместе несколько лет, не покладая рук и не жалея сил. Матлин взял на себя бонтуанские инфосети, Баю — все остальные, которые посчитал нужным использовать. Все свои бонтуанские материалы Матлин бережно упаковал в особый архив, который, по непонятной ему причине, был равнодушен к присутствию посредников. Программа архива строилась на моделировании вопросника. Все накопления, так или иначе, оказались выкачанными из инфополей, локальных хроник, некоторых личных вкладов братьев и сестер по разуму и дополнялись громадной свалкой хлама по всем бонтуанским проблемам, собранной через ЦИФы, — отработанный материал, не представляющий научного интереса. Из всего этого, как из старого тряпья, Матлин планировал создать систематизированное информационное поле, на базе которого аналитическая машина смогла бы решить любую фактурную задачу. Но не справился и с сотой долей процента материала, зато конкретно вычислил, сколько времени уйдет на подобную процедуру, ужаснулся и сделал вполне фактуриалоподобную программу вопросника, способную самостоятельно формулировать задачу и выуживать из общего хаоса нужные лоскутки. Все это работало чрезвычайно бодро и вполне бы устроило пользователя, если б не одно существенное «но» — пользователь по-прежнему представления не имел о возможностях собственного архива. Он не раз просил Баю сделать язык-ключ, который упростил бы систематизацию материала, но у Баю и без того хватало забот.

«Вопросник» архива запускался с одной и той же голографической картинки — макета-транслятора земного шара, первого и самого дорогого Матлину вклада в архив. Он много раз «препарировал» этот макет, он знал всю планетарную физику Земли наизусть и мог по памяти воспроизвести ее в подробностях, которые не заметит самый дотошный фактуролог. Но именно эти милые подробности согревали душу Матлина, когда его теперешняя жизнь начинала казаться невыносимой. Он мог часами наблюдать пустынные ландшафты, копошащиеся под толщей смога города, трещины в арктических льдинах. Он каждый раз безумно радовался, заметив, как с орбиты в космос пытается выкарабкаться летательный аппарат, величиной с его рабочую панораму. Он бросал дела и самозабвенно переживал за него, слегка подталкивая пальцем. Натуральному прототипу такое участие вряд ли могло помочь, но иногда из лаборатории все же доносились возгласы необыкновенного счастья: «Вот сучий сын! Долетел-таки! Не промазал!»

— Кто куда долетел? — спрашивал Баю.

— До спутника Юпитера.

— До какого спутника?

— Какая тебе разница? Считай, что мы уже до Юпитера долетели, — с гордостью сообщал Матлин и требовал немедленных поздравлений.

Но теперь, в свете всех передряг последнего, тяжелого месяца, чувство ностальгии отказывало ему все чаще. Казалось, оно было утрачено вместе с Альбой, и шарик в серых облаках уже не вызывал трепетного восторга. Он погрузил «вопросник» в поле архива и запросил все сведения о креативных аномалиях в цивилизациях 2-3-й ступени.

— Информация о Земле в заданных координатах отсутствует, — опередила его намерения машина, — мы можем выбрать общие бонтуанские фактурные креативы.

— Сделаем, что сможем, — согласился Матлин.

— Будем моделировать земной вариант?

— Никакого моделирования, пока я за пультом. Меня интересуют реальные факты.

— Земля слишком молода для обстоятельного анализа, — оправдывалась программа.

— Самое время ею заняться, пока она молода, пока я не начал находить материалы о ней на ЦИФовских кладбищах.

Из непролазных дебрей архива выплыл каталог аналогичных фактур. Матлин, не долго раздумывая, остановился на ранних цивилизациях Акруса и приплюсовал к ним для наглядности еще пару относительно похожих друг на друга цивилизаций.

— Ищем статистику А/К-коэффициентов, — предложила машина.

— Да.

— Этот сектор архива работает в аритаборской версии WW, фактурные адаптации языка затрудняют поиск.

— Я вообще молчу, — согласился Матлин, отключил акустические сенсоры и с ужасом подумал, что это стоило сделать гораздо раньше, сразу, как только машина принялась разжевывать для него каждый шаг. Теперь отказ программы работать с «фактурным диалектом» следовало принять стоически и вида не подать, что процесс решения задачи начнет выходить из-под его контроля. Матлин расслабился и попытался отвлечь себя простым упражнением по инфоадаптации языка — описать процессы, происходящие в его голове на данный момент: «брожение неумеренного творческого интеллекта в замкнутом контуре черепной коробки, старание проломить этот контур в надежде, что решение задачи обнаружится под его обломками». Это явление всегда напоминало ему историю червяка, прогрызшего лаз из коробки, в которой вырос. Червяка, который не заметил, что попал в другую коробку, гораздо больших размеров.

— Есть несколько похожих аномалий, — сообщила программа.

— В Акрусе?

— Нет.

— Давай посмотрим. — Матлин усилил имеющиеся в машине телепатические сенсоры, так как даром отменного телепата от природы наделен не был. Если не сказать проще — был обделен. До такой степени, что самые чуткие экстрасенсы понимали его «внушения» с трудом и предпочитали контактировать любым другим способом. — Аритаборские влияния исключи. — попросил он программу, — всех подозреваемых контактеров с Ареалом и гуминомов исключи. Ну, как? Осталось что-нибудь?

— Осталось, — обрадовала его машина.

— Давай.

На панораму была подана схема с точным указанием пространственно-временных координат цивилизации. Общий биотип составляющих ее существ с полной раскладкой возможностей подобного биотипа, похожего больше на человека, чем на среднестатистического гуманоида версии WW.

— Не надо, — запротестовал Матлин, — меня интересуют только проявления креатива, что натворил этот персонаж? Все остальное можно пропустить.

— Математически доказал структуру информационного поля Ареала.

— Уровень его креатива по стобальной шкале?

— Пятьдесят.

— Очень интересно. Еще… только факты.

— По третьей ступени фактуры…

— Желательно до третьей.

— Были факты.

— Давай…

— Попытка создания пространственного антигравитанта.

— Почему попытка? Не получилось?

— Не успел, — ответила машина, — он быстро прожил свою трагическую жизнь.

— Агравитант работал?

— Да, но бессистемно.

— Ох, ничего себе! — изумился Матлин. — И это на второй ступени фактуры!

— Эта цивилизация не преодолела стадию фактуры. Техногенный экологический дисбаланс. Биотип, аналогичный аритаборскому, раннеакрусианскому, человеческому…

— Бонтуанский, одним словом, я понял… прошу тебя при мне о техногенных дисбалансах впредь не упоминать.

— Извини.

— Ничего страшного. Давай вернемся к нашему персонажу. Натурал?

— Чистый.

— Гуминомных порочащих связей…

— Не имел.

— К контакту с внешним Ареалом…

— Не привлекался.

— Чудеса!

— Никаких чудес, абстрактно-аналитическое моделирование, которое ты не любишь.

— Ну это ж надо! Перемещаться во времени и пространстве…

— Только в пространстве и не всегда в цель.

— Ладно, смоделируем его мемо-форму.

— Смоделируем? — переспросила машина.

— А как еще мы можем поступить? Разве есть оригинальная?

Панорама очистилась и изобразила исходную голограмму. После «навигационных» маневров сканер выдал результат: креатив — шестьдесят, адаптив — сорок. Никаких инородных свернутых структур, зато идеальная мобильность. Все возможные связующие каналы были использованы максимально и более того… Впервые Матлин наблюдал воочию совершенно непостижимой силы талант на интеллектуально-творческом симбиозе такого невероятного размаха, что отказывался верить глазам: 30 % вскрытия мозга против 10 стандартного «гения эпохи».

Он запросил тот же параметр со схемы Альберта и ужаснулся. Вскрытие мозга в диапазоне ноля — состояние полного дебила при феноменально высоком креативе. А при разворачивании нулевого диапазона — то же самое нелепое «пятно мадисты». «Ситуация фантастическая», — подумал Матлин и впервые заподозрил себя в непроизвольных навязчивых видениях.