— Где она сейчас? — спросил я.

«Слушание будет проходит сегодня днем в главном зале Научно-Исследовательского Института. Судя по всему, это финальное заседание.», — доложила ИИ.

Я поднялся с кресла. Кажется, пришло время для еще одного незапланированного визита.

НИИ. Зал Ученого Совета.

Алина была гением. Это не было преувеличением или самолюбованием, а простым фактом. С самого детства, пока ее сверстницы играли в куклы, она разбирала старые механизмы, пытаясь понять, как они работают. В Академии она была лучшей на своем потоке, ее дипломная работа о нестабильных энергетических полях произвела фурор. Ее ждало блестящее будущее в одной из корпораций или в престижном НИИ.

Она выбрала науку. Ее целью было не богатство, а знание и она совершила прорыв. Годы бессонных ночей, тысячи симуляций и рискованных экспериментов привели ее к революционной теории о возможности прямого преобразования хаотичной энергии Разломов в стабильную, чистую форму. Это была энергия, способная изменить мир. Покончить с монополией кланов на ископаемое топливо и дорогие энергетические ячейки.

И в этом была ее главная ошибка.

Ее открытие угрожало не просто научным догмам. Оно угрожало многомиллиардному бизнесу корпорации «Сокол-Энерго», дочерней компании могущественного клана Соколовых, а они не собирались сидеть сложа руки.

Сначала они пытались ее купить. Предлагали огромные деньги за то, чтобы она свернула свои исследования. Она отказалась. Затем они пытались ее запугать. Анонимные угрозы, саботаж в ее лаборатории, увольнение ее научных руководителей. Она не сдалась.

И тогда они решили ее уничтожить. Не физически, нет. Гораздо хуже. Они решили уничтожить ее имя, репутацию и ее мечту. Используя свое влияние, они организовали это «слушание» в Ученом Совете, набив его своими людьми — старыми, консервативными профессорами, чьи научные взгляды застыли еще в прошлом веке и которые были обязаны клану Соколовых своими теплыми креслами.

Теперь Алина стояла перед этим высоким президиумом, чувствуя себя так, словно ее пригвоздили к позорному столбу. За длинным столом сидели они — седовласые, обрюзгшие профессора, столпы местной науки. Их лица выражали скуку и плохо скрываемое презрение. За их спинами, скрестив руки на груди, стоял лощеный представитель «Сокол-Энерго», и его самодовольная ухмылка говорила обо всем. Это был не научный диспут, а трибунал.

— … таким образом, — вещал председатель совета, старый догматик, чьи собственные теории устарели еще полвека назад, — на основании заключений экспертной комиссии, мы приходим к выводу, что расчеты инженера Романовой являются безосновательными, а ее гипотеза — опасной и лженаучной фантазией!

— Но мои расчеты верны! — с отчаянием в голосе воскликнула Алина, указывая на голографический экран за своей спиной, где висели ее формулы. — Вы даже не пытались их проверить! Вы просто…

— Молчать! — оборвал ее председатель. — Вы обвиняете комиссию в некомпетентности? Ваша карьера, девушка, окончена.

Алина почувствовала, как к глазам подступают слезы ярости и бессилия. Она знала, что права, но ее правота была никому не нужна в мире, где все решали деньги и власть. Ее теория могла изменить мир, дать ему потенциально бесконечный и чистый источник энергии.

Вот только она угрожала бизнесу тех, кто сидел в этом зале. Ее гениальность была ее преступлением и сейчас ее мечта, ее работа, вся ее жизнь вот-вот будут уничтожены этими старыми, трусливыми догматиками.

— … и на основании вышеизложенного, совет постановил: лишить инженера Алину Романову научной лицензии за лженаучную деятельность и подрыв устоев фундаментальной физики.

Кассиан

Я прибыл к зданию Научно-Исследовательского Института на том же черном «Аурелиусе». Вышел из машины и широким, спокойным шагом направился к главному входу. Охрана на входе, двое крепких мужчин в форме, попыталась было меня остановить.

— Стоять! — начал один из них, преграждая мне путь. — Вход на заседание только по специальным…

Он не договорил.

Я не стал замедлять шаг. Когда расстояние между нами сократилось до пары метров, я сделал едва заметное движение рукой, словно отгоняя от себя слишком назойливое насекомое.

Невидимая кинетическая волна ударила их, точно также как их коллег на недавнем празднике. Мужчин впечатало в стену и прижало к ней, не давая пошевелиться. Охранники распластались на стене как жуки.

Я не потратил на это и сотой доли процента своей силы. Просто убрал мусор с дороги.

Далее просто прошел между ними, не удостоив их даже взглядом. Администратор за стойкой, видевшая эту сцену, с тихим писком сползла под стол.

ИИ уже вывел на сетчатку трехмерный план здания с отмеченным маршрутом. Я шел по гулким коридорам, и мои шаги эхом отдавались от мраморных стен. Люди, спешащие по своим делам, инстинктивно жались к стенам, освобождая дорогу.

Подойдя к нужной двери я не стал стучать. Просто… толкнул. Вложив в это движение ровно столько силы, чтобы тяжелые створки распахнулись настежь и с оглушительным грохотом ударились о стены, а затем шагнул в зал.

Все головы повернулись в мою сторону. На лицах седовласых профессоров отразилось возмущение. Представитель «Сокол-Энерго» нахмурился.

— Что это такое? Охрана! — взвизгнул председатель. — Вывести этого молодого человека!

Я проигнорировал их всех. Даже не смотрел на них. Мой взгляд был прикован к большому голографическому экрану, где все еще светились ее формулы. Я медленно прошел через весь зал и остановился перед экраном.

«Какая драма, Ваше Темнейшество, — прошелестел в моей голове голос ИИ. — Врываетесь в последний момент, чтобы спасти прекрасную даму. Очень в духе тех самых героев, которых вы так презираете».

«Заткнись, — мысленно бросил я. — Это не спасение. Это рекрутинг».

Я взял со столика стилус. Два охранника, наконец очнувшись, двинулись было ко мне, но замерли на полпути, когда я мельком на них взглянул. Они вспомнили, что им платят недостаточно, чтобы связываться с тем, кто может заставить их коллег целовать мраморный пол силой мысли.

Я повернулся к экрану. Работа Алины была гениальна. По-настоящему гениальна, по меркам этого мира. В ее теориях была дерзость, искра истинного понимания, но ей не хватало опыта. Не хватало знаний.

Ее сложнейшие, многоэтажные выкладки были похожи на прекрасный, но неустойчивый дворец, которому не хватало одного-единственного замкового камня в фундаменте.

— Хватит уже пялится! Эти выкладки ошибочны! — крикнул мне в спину один из профессоров. — И немедленно прекратите это хулиганство!

Я усмехнулся. Прямо под ее самой сложной формулой, на которую она, видимо, потратила годы работы, я начал писать. Ничего не исправлял. Просто вывел одну короткую, невероятно простенькую строчку. Одну-единственную формулу. Это и был тот самый замковый камень. Эффект был…

…подобен взрыву бомбы! Бомбы, которая аннигилировала все живое, оставив лишь вакуум, через который не могло пробиться ни единого звука. В зале воцарилось абсолютное, мертвое молчание.

Старые профессора, которые секунду назад брезгливо отворачивались от экрана, теперь подались вперед, их рты приоткрылись, а в глазах застыло неверие, сменяющееся ужасом.

Присутствующие профессора в отличие от Алины, может, и не понимали всей глубины этой формулы, но они видели ее изящество, ее пугающую простоту и ее абсолютную, неоспоримую правоту. Они поняли, что только что на их глазах произошло нечто, что перевернуло всю их науку с ног на голову.

Алина смотрела на экран, и по ее щекам текли слезы, но это были не слезы отчаяния. Это были слезы гения, который всю жизнь бился головой о стену и только что увидел, как кто-то подошел и небрежно нарисовал на этой стене дверь.

Я дал им мгновение, чтобы насладиться своим унижением, а затем, одним движением стилуса, стер свою гениальную строку, снова делая эту тайну своей и только своей.