– Как же еще на это смотреть? – возмутился молодой человек. – Он взял лучших агентов Великих Кланов и сделал из них посмешище! Он выставил всю нашу систему идиотами!

– Именно, – кивнул Стрельников, поднимая на него свои холодные, стальные глаза. – Но вопрос не в том, что  он сделал. Вопрос – как  он это сделал.

Инквизитор поднялся и медленно подошел к голографической доске, где были развешаны все материалы дела. Его тренированный ум, не замутненный эмоциями, анализировал паттерны поведения Воронова.

– Посмотри на дезинформацию, которую он скармливал агентам, – продолжил он, указывая на файлы. – Патриарху Волконскому, который мыслит категориями технологического превосходства, подсунули угрозу в виде чертежей рекатора. Елене Змеевой, финансовому стратегу, чье оружие отчеты и деньги, которые она использует для поглощения других компаний, – подбросили данные о скором банкротстве, чтобы она начала готовить атаку на его активы. А Виктору Медведеву, грубому вояке, – подкинули ложные планы нападений, апеллируя к его прямолинейной военной логике.

– И что? – все еще не понял Максим, видя в этом лишь хитрость.

– Каждая ложь была идеальным зеркалом, отражающим страхи и амбиции своей цели, – терпеливо пояснил Стрельников. – Он заставил их действовать абсолютно предсказуемо, используя их собственные слабости, их собственную природу, против них самих. Воронов ударил по ним психологически, Максим. Ударил так, как никто и никогда не бил.

Стрельников вернулся к столу и взял в руки носитель с видеозаписью секретного совещания кланов.

– А это, – он покачал диском, и в его глазах появилось нечто похожее на профессиональное уважение, – Это урок от гроссмейстера для школьников, возомнивших себя профессионалами. Презрительный, унизительный. Воронов продемонстрировал им их абсолютную беспомощность.

Внутренний голос Стрельникова был холоднее его внешнего спокойствия: «Он использовал их собственную жадность и предсказуемость, чтобы заставить их унизить самих себя. Он действительно хорош».

– Но зачем такая сложность? – спросил Максим, и в его голосе смешались недоумение и гнев. – Если он настолько умен и силен, зачем весь этот цирк с дезинформацией? Почему бы просто не уничтожить их? Отправить своих «Стражей», ликвидировать пару ключевых фигур в столице… Это было бы быстрее и проще.

– Вот именно, – тихо ответил Стрельников, останавливаясь у голографической доски. Он посмотрел на своего помощника, и в его стальных глазах промелькнуло нечто похожее на разочарование. – Почему бы и не уничтожить? У него есть технологии, ресурсы, фанатично преданные люди. Он мог бы легко и без особых последствий для себя физически ликвидировать угрозу, но вместо этого он тратит время и усилия на… воспитание.

Максим нахмурился, не улавливая суть.

– Воспитание? Сэр, это было не воспитание, а публичная порка!

– Нет, – возразил Стрельников, снова поворачиваясь к доске. – Порка – это эмоция, говорящая о мести, а в его действиях нет ни капли эмоций. Он не наказывал их за то, что они сделали. Скорее показывал им, что они в принципе не способны с ним тягаться. Продемонстрировал им пропасть между их примитивными интригами и его интеллектуальными возможностями. Он преподал им урок.

Инквизитор замолчал, обдумывая этот вывод. Мотивация Кассиана ускользала от обычной человеческой логики – логики власти, денег, мести – и именно это настораживало больше всего. Он не вел себя как человек, захватывающий власть. Калев вел себя как ученый, ставящий эксперимент над лабораторными мышами.

– Максим, – наконец сказал он, и его голос стал жестче. – Принеси мне все файлы по делу Воронова. Все до единого. Аудиозаписи допросов, медицинские отчеты его людей, химический анализ почвы из его сада, даже счета за электричество из поместья его предков. Все. Пора пересмотреть наши основные предположения.

Через час стол Стрельникова был завален материалами – толстые папки, голографические диски, распечатки отчетов. Он подошел к огромной голографической доске, на которой за месяцы расследования накопились все улики по «делу Воронова».

– Максим, помоги мне переосмыслить все с начала, – сказал он, стирая старые связи между фактами. – Мы искали мотивы человека. А что, если наш субъект действует по другой логике?

Стрельников начал соединять факты новыми линиями, ищя не криминальную схему, а паттерн поведения аномалии.

– Первое, – он указал на досье бывших культистов. – Члены секты «Всеобщий Хаос». Раньше одержимые фанатики, готовые убивать ради своих идей. Сейчас – безмятежные садовники в «Эдеме». Их безумие не подавлено лекарствами или принуждением. Оно переписано на новую цель.

– Возможно, хорошая психотерапия? – предположил Максим.

– За несколько недель? – скептически посмотрел на него Стрельников. – Продолжим. Второе – его ближайшее окружение.

Он вывел на экран досье Алины, Глеба, Антона.

– Все они – «сломанные» системой люди. Алина – технический гений, отвергнутый научным сообществом. Глеб – талантливый офицер, загубленный коррупцией. Антон – опытный боец, превращенный в изгоя политическими играми.

– Ну да, он собрал команду неудачников, – кивнул Максим.

– Не неудачников, – поправил его Стрельников. – А недооцененных талантов. И в его окружении каждый из них не просто стал лояльным – они полностью раскрыли свой потенциал, стали лучшими версиями самих себя. Это оптимизация человеческого ресурса.

Следующим пунктом стали технологии.

– Третье – его знания и возможности. Оружие, словно опережающее время на десятилетия. Медицина, творящая чудеса. Архитектура, использующая принципы, неизвестные нашим инженерам. Алхимия, превращающая сорняки в панацею.

– Может, он гений? – предположил помощник.

– Гении специализируются в одной области, – возразил Стрельников. – А он одинаково компетентен во всех. Как будто у него есть доступ к базе знаний, накопленной сверхразвитой цивилизацией за тысячелетия.

Четвертым пунктом стала мотивация.

– Он не стремится к богатству – деньги для него лишь инструмент. Не жаждет власти – избегает публичности. Не мстит врагам. Все его действия направлены на одну цель – создание идеального порядка в своем пространстве.

Стрельников добавил последний пункт – интеллектуальный разгром кланов.

– И наконец – то, как легко и презрительно он переиграл лучших интриганов и шпионов столицы. Причем с такой легкостью, как человек раздавливает надоедливых мух.

Инквизитор отошел от доски и посмотрел на получившуюся картину. Все линии сходились в одной точке – в центре, где вместо фотографии подозреваемого висел знак вопроса.

Внезапно его осенило. Фундаментальная ошибка всего расследования стала очевидной.

– Максим, – тихо сказал он, – все мои попытки построить психологический профиль проваливались, потому что я исходил из неверной предпосылки.

– Какой?

– Я пытался понять логику человека, – Стрельников повернулся к помощнику. – Но он не действует как человек… потому что он не человек.

Максим недоуменно заморгал:

– Не понял… что вы имеете в виду?

– А то, что возможно он когда‑то был человеком, но перестал им быть, – ответил Стрельников. – Сейчас это существо с человеческой оболочкой, но нечеловеческой сутью. Сущность, которая воспринимает людей как ресурс для оптимизации.

Картина наконец сложилась, и она была ужасающей.

Стрельников подошел к голографической доске и стер центральный вопрос расследования, который висел там уже месяц: «Кто такой Калев Воронов?»

Вместо него он медленно вывел новый, который менял всю природу дела: «ЧТО такое Калев Воронов?»

Максим нервно сглотнул:

– Шеф, вы серьезно? Мы говорим о… нечеловеческой сущности?

– Я говорю о том, что все факты указывают на аномалию, – холодно ответил Стрельников. – А моя работа – следовать фактам, куда бы они ни вели.

Он вернулся к терминалу. Его пальцы замерли над сенсорной панелью. Обычные базы данных были бесполезны. Он искал не преступника, а аномалию, и аномалии хранились в другом месте. В самом темном и защищенном углу информационной системы ФСМБ.