— Сочувствую, — кивнул я, — но гады уже получили по заслугам.

— Да, и, откровенно говоря, меня это очень радует, — недобро улыбнулся граф. — Однако произошедшее окончательно утвердило меня в одной мысли. Сначала думал отложить этот разговор на завтра, но супруга сказала «езжай», и я думаю, действительно, чего тянуть. Мир-то не изменится, я имею в виду ту его часть, которая касается вас.

— Не совсем вас понял, Борис Евгеньевич, — наклонил голову я.

— Я имею в виду то, Дмитрий Николаевич, что вы будете продолжать расширяться и, соответственно, находить новых врагов, не так ли?

— Скорее, они меня будут находить, — развёл руками я. — Но в целом да.

— Вот я и говорю, — продолжил граф. — Вы будете разрастаться, враги тоже будут становиться всё серьёзнее, и каждый раз они будут ехать через меня.

— Некоторые из них будут приезжать из диких земель, — с усмешкой поправил я.

— А, ну да. Но всё равно половина врагов будет ехать через мои деревни или усадьбу. И рано или поздно кто-нибудь из них всё сожжёт.

— Этого нельзя исключать, — кивнул я, — но поделать с этим я ничего не могу.

— Я понимаю, — граф посмотрел мне в глаза, — поэтому хотел кое-что предложить.

— Внимательно слушаю.

— Я хочу стать вашим вассалом.

— Даже так? — Я откинулся в кресле, делая вид, что меня предложение удивило, хотя на самом деле оно было очевидным и единственным выходом из сложившейся ситуации. Оставался лишь вопрос условий. — И как вы себе это представляете?

— Наверное, вы имеете в виду, что я вам могу дать? — прозорливо спросил граф.

— И что вы хотите себе тоже.

— Да хочу я в основном защиты. И, глядя на то, что сейчас происходит с бывшей усадьбой Пантелеева, легко могу себе представить, как это будет выглядеть. Я хочу такую же стену. Позволите?

Граф указал на графин.

— Конечно.

Синицын налил себе воды, выпил и продолжил:

— Взамен вы можете размещать на моей территории любые производства и вообще использовать её как захотите. При этом жители моих деревень сами будут строить эту крепость. У меня без малого тысяча двести человек и больше половины мужиков, с вас только материалы и половина оплаты их труда. А когда они закончат со стеной, вы можете использовать их абсолютно в любых своих работах. Но, правда, платить, конечно, будете уже сами.

— Интересно. — Я задумчиво посмотрел в потолок. — В целом, приемлемо, только с одним добавлением.

— Каким? — поднял бровь граф.

— Со строителями и низкоквалифицированными рабочими всё понятно, а вот тех, кто имеет специализацию, любую, я хочу забрать у вас в Савино прямо сейчас. Разумеется, я им буду платить, а также снабжать едой. Хотя едой я готов снабжать вообще всех, у меня себестоимость ниже и выход готовой продукции гораздо больше. Чем люди будут тратить время на выращивание еды, пусть лучше займутся чем-то полезным. Это относится ко всем: и мужчинам, и женщинам, а также детям и старикам. У нас найдётся работа и занятия для всех. То есть интеграция должна быть максимальной: я вас защищаю и кормлю, ваши люди работают у нас. Либо так, либо пусть все остаётся как сейчас, со всеми вытекающими отсюда рисками. А! Либо я готов купить у вас усадьбу.

— Последнее точно нет, Дмитрий Николаевич, — сразу же отрезал граф. — Раз уж мы говорим прямо, то хоть сегодняшние события мне очень не понравились, но в целом в текущей ситуации то, что я нахожусь рядом с вами, мне кажется более надёжным и стабильным, чем если бы я обжился в том же Новгороде. Поэтому давайте-ка всё-таки остановимся на вассалитете. Готовы ли принять мою клятву?

— Это вы про вставание на колени? — усмехнулся я.

— Ну, это пережитки прошлого, — нахмурился граф. — И, надеюсь, мы как-то обойдёмся без этого. Но нужные бумаги я подпишу и лично с вашим представителем приду в муниципалитет и подтвержу свои намерения.

— Что ж, договорились, — кивнул я. — Я понимаю, что это излишнее упоминание, но всё-таки должен его сделать. Бумаги мы подпишем завтра, а сегодня у вас последняя ночь на размышления, потому что вассалитет — это навсегда. И гораздо больше своих врагов я не люблю предателей. Причём под предательством я понимаю не только откровенный удар ножом в спину, но даже умалчивание или недостаточно серьёзную помощь и перетягивание одеяла на себя. То есть если вы не передумаете до завтра, мы становимся как бы единым целым и работаем вместе. Если я увижу, что что-то пошло не так, вы пожалеете о том, что сейчас приняли такое решение.

— Да, пожалуй, это действительно было излишним, — медленно и совсем без радости в голосе проговорил Синицын.

— Я предпочитаю прямоту, — пожал плечами я.

— Да, я помню. Что ж, если я завтра в десять приеду, вам будет удобно?

— Приезжайте в любое время. Если не застанете меня, то подпишете бумаги при Екатерине или Святославе.

— Вас понял, Дмитрий Николаевич. — Граф встал с кресла и протянул мне руку. — Не знаю, поверите вы мне или нет, но я действительно рад, что вы появились здесь, и искренне желаю вам помочь.

— Первый раз я всегда верю людям, Борис Евгеньевич.

Я пожал протянутую руку, и граф вышел из кабинета.

— Больше пятисот пленных сейчас находятся в Усмани. Скоро они будут доставлены в Липецк, а потом переправлены через Оку. — Михаил Ильич Рысев перевернул листок. — Почти полторы тысячи убитых рядом с Савино, и ещё четыреста во втором столкновении.

— Каком втором столкновении? — закидывая в рот сочную вишенку, уточнил император.

— После того как Акулов разбил их у своей деревни, он вторично напал во время переправы.

— Интересно. — Ярослав Евгеньевич с любопытством посмотрел на разложенную на столе карту Липецкой области. — И много у нас по окраинам империи таких девятнадцатилетних графов живёт, которые в одиночку делают больше, чем основная армия?

— Боюсь, что только один. — Советник императора развёл руками. — Но, если вы помните, ваше императорское величество, этот парень совсем недавно получил титул графа именно за то, что помог в организации первых успешных операции против «Центра», а также он помог Дубровскому выяснить, что «Монолит» работает на Пермскую империю.

— Тот же самый? — Император понял голову. — Его ещё вроде Дубровский сначала самого считал шпионом Пермской империи.

— Так точно. Но в последних записях перед смертью он полностью снял с него все обвинения.

— И сколько бойцов у этого молодого человека?

— Трудно сказать, ваше императорское величество, насколько я понимаю, его владения и количество людей стремительно растут. Но, по тем данным, что у нас есть, у него триста человек и несколько деревень.

— Мне кажется, ваши сведения немного устарели.

— Обновим, Ярослав Евгеньевич!

— Да уж, сделай милость, — проворчал монарх, выбирая из большого блюда самою большую вишенку. — А что там с нашей техникой, которую из Липецка угнали?

— Все танки, БМП и пушки уничтожены.

— Что, так уничтожены, что мы не можем их отремонтировать?

— Ну, вообще, Акулов их забрал как трофеи, — немного растерялся помощник. — Прикажете потребовать, чтобы он всё отдал?

— Да нет, пусть оставит себе, заслужил. — Император махнул рукой. — Да и наверняка к нему вернутся, чтобы отомстить. Кстати, надо бы его как-то наградить.

— Нам уже поступил соответствующий вопрос из Усмани. К сожалению, все, что нужно Акулову, требуется и нам. Железо, оружие, люди.

— Не, это мы ему дать не можем. — Император побарабанил пальцами по столу.

— Мы можем дать ему приоритетное право, — подсказал помощник.

— Точно. Сейчас же направьте сообщение в Усмань и Липецк. Пусть он будет первым во всех очередях до обратного распоряжения.

— Будет сделано, ваше императорское величество.

— Что там по другим новостям?

— В Ижевске без больших изменений. — Помощник достал из папки следующий лист. — Князь Нарышкин успешно противодействует артобстрелу и попыткам гипноза. Боеприпасов достаточно, и они атакуют всё, что приближается к стенам. С едой проблем тоже нет, но враг продолжает вербовать людей в окрестных деревнях, продвигаясь всё глубже внутрь империи. Кто-то убегает к нам, а кто-то присоединяется к ним. Мы ведём опережающую эвакуацию, но не все соглашаются уходить.