Тейлор допускал определенную расхлябанность и в вопросах дисциплины. Молодые люди, откликнувшиеся на призыв сражаться за судьбу Америки, принесли с собой яростный индивидуализм, склонность к насилию и расовую вражду, столь распространенную в гражданском обществе. Эти буйные добровольцы сражались друг с другом и с регулярной армией. Они грабили местных мексиканцев, иногда убивали их в отместку за реальные или воображаемые обиды. Рядовой регулярной армии писал своему отцу: «Большинство добровольцев, посланных сюда, — позор для нации; вспомните, как один из них застрелил женщину во время стирки на берегу реки — просто чтобы проверить свою винтовку; другой насильно сорвал с мексиканки кольца из ушей. Их офицеры не обращают внимания на эти бесчинства».[1841] Техасцы получили особенно плохую репутацию за стремление отомстить за зло, совершенное во время их революции, но именно арканзасские добровольцы устроили резню двадцати-тридцати мексиканских гражданских лиц в ответ на убийство одного из них.[1842] Хотя многие американские офицеры осуждали все это, они мало что сделали, чтобы предотвратить это, а администрация отказалась поддержать закон, который помог бы привлечь добровольцев к военному суду. Действительно, идеология американской экспансии, казалось, узаконивала применение силы сильными и уничтожение или экспроприацию тех, кто сопротивлялся. По мере продолжения войны администрация фактически поощряла суровое обращение с оккупированными территориями, пытаясь заставить мексиканцев подписать мирный договор об уступке земель. Неудивительно, что из угрюмого местного населения возникли партизаны, обычно называемые ранчерос, которые совершали набеги на янки при первой же возможности, неизбежно провоцируя новые репрессии.
Стратегически важный город Монтеррей (тогда часто писали Монтерей) с населением в пятнадцать тысяч человек, столица штата Нуэво-Леон, был военной целью Тейлора. Но его армия могла продвигаться медленно из-за нехватки транспорта. Западная армия Керни (которой Военное министерство отдавало предпочтение) забрала большую часть доступных вагонов, а администрация Полка хотела и рассчитывала на недорогую и короткую войну. В сентябре Тейлор заменил мексиканских вьючных мулов на повозки и, сведя багаж к минимуму, двинулся к Монтеррею с 3200 регулярными войсками и 3000 добровольцами, оставив 4700 человек, поскольку они были либо слишком больны для марша, либо не имели возможности перевезти свои припасы.[1843]
Генерал Педро де Ампудиа, вернувшийся к командованию после поражения Аристы, с 7000 солдат и, возможно, 3000 местных иррегуляров, ждал захватчиков, приближавшихся к Монтеррею с северо-востока. Его люди забаррикадировали сам город и укрепили его внешние оборонительные сооружения. 19 сентября, после военного совета со своими офицерами, Тейлор отправил генерала Уильяма Уорта с 2000 солдат по широкой дуге вокруг северной части города, чтобы захватить дорогу, идущую на запад в Сальтильо, и тем самым отрезать гарнизон Монтеррея от снабжения или подкрепления. Столь амбициозное «поворотное движение» представляло собой рискованную тактику. Двадцатого числа Ворт занял позицию, а утром 21 сентября атаковал дорогу. Главный корпус Тейлора тем временем создал диверсию на фронте Ампудии. Предприятие Ворта, выполненное с героизмом и эффективностью, увенчалось успехом. Однако эта диверсия привела к большим потерям американцев, возможно, потому, что Тейлор недооценил мексиканских защитников, а возможно, потому, что его подчинённые командиры слишком старались довести свои атаки до конца, вместо того чтобы просто держать врага в напряжении. На второй день сражения Уорт снова воспользовался утренним туманом для прикрытия пехотных атак, а затем выиграл артиллерийскую дуэль при полуденном солнце. К концу дня он взял Епископский дворец, ключевой опорный пункт мексиканцев. После этого Ампудиа оттянул свои силы в сам город.
На третий день сражения войска Ворта и Тейлора вошли в Монтеррей с запада и востока соответственно, что привело к ожесточенным боям между домами, в результате которых обе стороны были измотаны. Мексиканка Мария Хосефа Зозайя ухаживала за ранеными обеих армий до тех пор, пока не была убита; американская пресса назвала её «героиней-мученицей Монтеррея».[1844] Защитники хранили боеприпасы в соборе, но их враги узнали об этом и приготовились обстреливать его. Вместо того чтобы гигантским взрывом разрушить город, Ампудия на четвертый день договорилась о его сдаче. Тейлор, в чьей недоукомплектованной армии оставалось мало боеприпасов и провизии, предоставил щедрые условия в обмен на город и прекращение боевых действий. Не имея возможности справиться с тысячами пленных, он позволил войскам Ампудии эвакуироваться из Монтеррея с частью оружия в сопровождении тех гражданских лиц, которые предпочли покинуть свои дома, чем жить под американской оккупацией. Лейтенант Джордж Мид отдал «дань уважения галантности мексиканцев, которые защищали своё место до тех пор, пока это было в их силах». Но одно подразделение вражеской армии вызвало громкие проклятия со стороны американских солдат, наблюдавших за тем, как они уходят из города: санпатрики. Сорок восемь дезертиров из этого батальона были лично завербованы вдоль Рио-Гранде Джоном Райли, недавним иммигрантом из Ирландии, в прошлом сержантом американской армии, а теперь капитаном артиллерии мексиканской. Другие переходили на сторону мексиканцев, возмущенные обращением с мексиканским гражданским населением и зданиями католических церквей.[1845] Большинство иммигрантов в американской армии демонстрировали полную лояльность принятой ими стране и возмущались санпатрициями.
Участники переговоров, представлявшие обе армии, договорились не предпринимать никаких дальнейших военных действий в течение восьминедельного перемирия. Тейлор считал, что его солдаты все равно не будут готовы к дальнейшим действиям гораздо раньше, и большинство из них согласились с этим, а лейтенант Мид и полковник Джефферсон Дэвис были в числе тех, кто поддержал целесообразность перемирия. Битва при Монтеррее сделала Тейлора и Уорта героями среди американской общественности, но не среди администрации в Вашингтоне. Для президента война состояла из жетонов, перемещаемых по карте, как фигуры на шахматной доске; он не мог понять, как усталые солдаты нуждаются в передышке от боевых действий. Узнав о перемирии, Полк в ярости приказал Тейлору отменить его (хотя из-за времени, потраченного на связь, перемирие все же продлилось более шести недель). В официальном сообщении Тейлору, отправленном через военного секретаря Марси, не было ни слова личной похвалы за взятие Монтеррея.[1846] С тех пор ни Тейлор, ни Полк не доверяли друг другу.
Отказ Мексики от мирных предложений США в сочетании с тяжелой битвой при Монтеррее и поведением Санта-Анны после его возвращения убедил вашингтонскую администрацию в том, что их первоначальный план короткой войны и легких завоеваний окажется неадекватным. Ничто, кроме решительного поражения в национальном сердце, не могло убедить мексиканское правительство согласиться на потерю своего огромного северного достояния. Однако все американские стратеги сходились во мнении о нецелесообразности продвижения на юг от Монтеррея до города Мехико через пустыни и горы. Поэтому необходимо было разработать план вторжения от Залива вглубь страны до столицы и назначить командующего. Отказавшись от кандидатуры Тейлора (который в последнее время доверился сенатору-вигу из Кентукки Джону Криттендену, не входившему в число фаворитов Полка), президент с неохотой сделал очевидное назначение Уинфилда Скотта, старшего генерала армии, возглавить это предприятие.[1847] Хотя его отношения с администрацией часто были напряженными, Скотт оказался превосходным выбором, и его продвижение от Веракруса до Мехико стало не только венцом его долгой карьеры, но и образцом кампании для студентов, изучающих военную историю. Даже после того, как Скотт принял на себя новое командование, Полк продолжал рекомендовать Конгрессу сделать сенатора Бентона генерал-лейтенантом с полномочиями по отношению к Скотту. (Не совсем ясно, что Полк действительно желал получить это чрезвычайное поручение; военный секретарь Марси позже сказал интервьюеру, что президент пошёл на это, чтобы польстить Бентону и сохранить его политическую поддержку, при этом, конечно, глубоко оскорбив Скотта).[1848]
