Термин «Manifest destiny» служил одновременно ярлыком и оправданием политики, которую в противном случае можно было бы назвать просто американским экспансионизмом или империализмом. Эта политика была пронизана предположением о превосходстве белой расы. Американским политикам никогда не приходило в голову всерьез рассматривать претензии небелых или смешанных по расовому составу обществ на территориальную целостность. Американцы времен антебеллумов не стеснялись называть свои континентальные владения «империей». Томас Джефферсон рассчитывал создать «империю свободы», которая включала бы Кубу и Канаду. Он ожидал, что в этой империи у белых семейных фермерских хозяйств будет возможность расширяться на протяжении многих поколений, а экономическая основа идеальной республики Джефферсона будет сохранена от исторического вырождения. Старый Хикори сам проводил связь между демократией Америки и имперской экспансией — «расширением территории свободы», как он выражался.[1672] «Молодой Хикори» утверждал, что экспансия фактически гарантирует национальное существование Америки. «Если бы наше нынешнее население ограничивалось сравнительно узкими пределами первоначальных тринадцати штатов», — предупреждал будущий президент, американские институты могли бы оказаться «под большей угрозой свержения». Признавая ключевую роль прессы в создании поддержки территориальной экспансии, Полк заменил газету Фрэнсиса Блэра «Вашингтон Глоб», которая служила Джексону и Ван Бюрену, на новую газету администрации, «Вашингтон Юнион», которую редактировал Томас Ричи, более восторженный империалист.[1673]
Национальные устремления к империи вполне уживались с определенными представлениями об американском милленаризме. Как писал в 1846 году поэт из Южной Каролины Уильям Гилмор Симмс:
Мы лишь следуем своей судьбе,
Как и древние израильтяне — и стремились,
Не сознавая, что мы работаем у Его колена.
Только благодаря Ему мы торжествуем, пока живём
[1674] Если на Америку возложена божественная миссия — быть маяком свободы и подготовить путь к мессианскому веку, то, возможно, увеличение её масштабов и мощи принесёт благословение всему миру. «Высшая, чем любая земная сила, — заявлял Роберт Уокер, пропагандист Техаса, которого Полк назначит министром финансов, — по-прежнему охраняет и направляет нашу судьбу, побуждает нас идти вперёд и выбрал нашу великую и счастливую страну в качестве образца и конечного центра притяжения для всех народов мира».[1675] Когда Джордж Бэнкрофт, величайший американский историк своего времени и восторженный демократ джексонианского толка, опубликовал первый том своей «Истории Соединенных Штатов Америки» в 1834 году, он вышел с таким девизом на обложке: «На запад уходит звезда империи». История Бэнкрофта изображала его страну, исполняющую провиденциальную судьбу, как пример человеческой свободы. Его эпиграф — подходящее название для этой главы.[1676]
Американцы антибеллумской эпохи обычно связывали историю политической свободы с протестантизмом. Соответственно, можно было утверждать, что расширение Соединенных Штатов обеспечит континенту свободу и протестантизм и спасет его от католической Мексики, чье «жестокое, амбициозное и развратное священство», по словам Роберта Уокера, всегда было «готово к созданию инквизиции». Несмотря на поддержку, которую избиратели-католики оказывали Демократической партии, в риторике джексоновских экспансионистов, таких как Уокер, антикатолицизм фигурировал наряду с утверждениями об англосаксонском расовом превосходстве.[1677]
Поддержка стремления к «явной судьбе» исходила от нескольких групп американского общества. Западные земельные спекулянты, промоутеры железных дорог и мелкие фермеры, жаждавшие шанса начать жизнь заново, были явно заинтересованы в экспансии на запад. Многие северные рабочие рассматривали экспансию на запад как гарантию экономических возможностей и высоких зарплат; грошовая пресса в больших городах поощряла такие взгляды и прославляла американский империализм. Газета «Нью-Йорк морнинг ньюс», которую, как и «Демократическое обозрение», редактировал Джон Л. О’Салливан, преподносила экспансию на запад как пример демократии свободных поселенцев, основанной на участии:
Говорить, что заселение плодородной и неприватизированной земли по праву индивидуальной покупки является агрессией правительства, просто абсурдно. Столь же нелепо полагать, что, когда группа выносливых поселенцев отвоевала дикую местность, размножилась, создала общину и организовала правительство, они не имеют права претендовать на конфедерацию того общества государств, из лона которого они вышли.[1678]
Но «Утренние новости» не рассказали всей истории. В ней говорилось о свободном континенте, игнорировались предыдущие претензии коренных американцев и мексиканцев. Более того, часто сторонники национальной экспансии выступали и за расширение рабства. Споры о мудрости и морали национальной экспансии спровоцировали новые дебаты о будущем рабства. Экспансию в том или ином направлении можно было поддерживать или выступать против неё как усиления одной части за счет другой. Сильнее всего на дискуссию влияла партийная политика. Сторонники Джексона хотели продолжить политику Джефферсона по расширению преимущественно аграрной Америки на весь континент. Экспансионизм отвечал политическим интересам Демократической партии. Стремление к «явной судьбе» нации могло приглушить конфликт между коренными жителями и рабочими-иммигрантами и при благоприятных обстоятельствах преодолеть межнациональные противоречия, поскольку это привлекало как Старый Северо-Запад, так и Юг.
Тем не менее, американский империализм не представлял собой американский консенсус; он вызывал ожесточенные разногласия внутри национальной политики. Партия вигов представляла себе развитие Америки скорее с точки зрения качественного улучшения экономики, чем количественного расширения территории. Как писал Генри Клей своему соотечественнику из Кентукки, «гораздо важнее, чтобы мы объединились, гармонизировались и улучшили то, что имеем, чем пытались приобрести больше». Историк Кристофер Кларк провел различие между этими двумя партийными целями, сказав, что демократы стремились к «экстенсивному» развитию Америки, а виги — к «интенсивному».[1679] Виги тоже верили в постмиллениальную роль Америки, но интерпретировали её по-другому. Они видели моральную миссию Америки в демократическом примере, а не в завоеваниях. Уильям Эллери Ченнинг выразил взгляды вигов на американскую империю в знаменитом открытом письме Клею, выступая против аннексии Техаса: «Соединенные Штаты должны оказывать поддержку своим менее удачливым братским республикам, [и] взять на себя роль возвышенной нравственной империи, миссия которой — распространять свободу, демонстрируя её плоды, а не грабить, крушить и уничтожать».[1680]
Хотя виги сопротивлялись территориальной экспансии путем завоеваний, они практиковали то, что мы можем считать экономическим и культурным империализмом, расширяя торговлю и христианские миссии. Дэниел Уэбстер, работая в Государственном департаменте, воплотил в жизнь принципы внешней политики вигов, не только урегулировав напряженные отношения с Великобританией, но и расширив коммерческие возможности США в Тихом океане. Китобойные суда Новой Англии уже давно использовали Гавайские острова (тогда они назывались Сандвичевыми) в качестве базы снабжения на пути в Берингово море. Хотя Гавайи оставались независимой туземной монархией, янки, торгующие сахаром, и протестантские миссионеры также оказывали на них значительное влияние. Эти американские интересы встревожились, когда Франция вмешалась в дела островов, чтобы защитить католиков, одновременно получив торговые уступки. В ответ на их обеспокоенность Уэбстер убедил президента распространить действие доктрины Монро против европейского вмешательства на Гавайи. Это заявление, сделанное в декабре 1842 года, стало известно как доктрина Тайлера; оно сохраняло экономическое превосходство США на Сандвичевых островах. Когда весной следующего года слишком ретивый адмирал Королевского флота присоединил Гавайи к Британской империи, Лондон дезавуировал свой поступок, даже не дожидаясь протеста со стороны Америки; к концу 1843 года и Британия, и Франция пообещали уважать независимость Гавайев.[1681]
