Джексон пошёл наперекор желаниям Конгресса и большинства членов своего кабинета; он нарушил дух, а возможно, и букву закона. Маклейн и Касс, государственный и военный секретари, подали заявления об отставке, которые президент убедил отозвать, публично заявив, что удаление вкладов было его личным решением, за которое они не несут никакой ответственности. Вице-президент Ван Бюрен остался в городе, дистанцируясь в прямом и переносном смысле от политики изъятия, которая, как он опасался, расколет Демократическую партию и поставит под угрозу его надежды стать преемником Джексона. Политические и деловые круги были потрясены. Аналогичный эпизод не повторялся до 1973 года, когда президент Никсон уволил двух генеральных прокуроров, чтобы найти того, кто подчинился бы его приказу об увольнении специального прокурора Арчибальда Кокса.
Уильям Дж. Дуэйн, которого в «Вашингтон Глоб» Фрэнсиса Блэра и других изданиях демократической прессы называли гордым, мелочным и упрямым, спокойно ушёл в частную жизнь, унося с собой чистую совесть. Будучи, как и президент, демократом с твёрдой денежной позицией, он упорно сопротивлялся политике изъятия денег налогоплательщиков из платежеспособных банков вопреки закону и разбрасывания их по сомнительным учреждениям, над которыми правительство имело ещё меньше контроля, чем над BUS.[929]
После того как Конгресс вернулся к работе в декабре, Сенат отказался утвердить Тейни и объявил причины, которые он привел для снятия депозита, «неудовлетворительными и недостаточными». Импичмент популярного президента не был политически жизнеспособным, учитывая силу демократов в Палате представителей. Однако в Сенате доминировали противники Джексона, в частности, национальные республиканцы Генри Клей и Дэниел Уэбстер, а также нуллификатор Джон К. Кэлхун. Эти три красноречивых государственных деятеля, прозванные «великим триумвиратом», привели Сенат к тому, что, по всеобщему признанию, стало его золотым веком.[930] К их числу справедливости ради следует добавить и четвертого представителя: несокрушимого джексонианца Томаса Харта Бентона. Толпы людей стекались в галереи Сената, чтобы увидеть их дебаты, поскольку это было поколение, которое ценило публичные выступления как вид искусства и наслаждалось разворачивающейся драмой.
Под руководством Клея Сенат обсудил и в итоге принял (28 марта 1834 года) 26 голосами против 20 вотум недоверия президенту — единственный в истории Америки. Джексон, говорилось в вотуме, «присвоил себе власть и полномочия, не предусмотренные Конституцией и законами». Когда Клей впервые представил своё предложение о порицании, Старый Герой хотел вызвать его на дуэль. «О, если я доживу до того момента, когда с меня снимут эту мантию, я сведу с этим негодяем счеты», — бушевал он. После того как порицание прошло, президент выбрал более подходящую реакцию. Он направил в Сенат возмущенный протест, отстаивая своё право смещать членов кабинета и утверждая, что импичмент является единственным конституционным средством защиты от неправомерных действий президента. Джексон мудро сделал акцент в своём протесте на президентских прерогативах, а не на сути финансового вопроса.[931] Потомки будут отстаивать право президента увольнять членов кабинета, которые отказываются выполнять его приказы, но его право приказать чиновнику нарушить закон (в данном случае — снять депозиты, не признав их небезопасными) — это уже другой вопрос.[932]
Как и опасался Ван Бюрен, война, которую Джексон вел против Банка во время своего второго срока, привела к тому, что значительное число видных деятелей покинуло Демократическую партию. Среди тех, кого оттолкнули, были некоторые соратники президента, в том числе Гулиан Верпланк, Вилли Магнум, Джон Белл, Хью Лоусон Уайт и даже его близкий друг Джон Итон, ради которого Джексон пожертвовал столь многим. Дезертирство было особенно заметным в деловых кругах и на Юге, где крупные хлопковые плантаторы оценили полезность развитой банковской системы и потенциальную опасность для них сильного президентства. Как сказал Дэви Крокетт из Теннесси: «Если Джексон поддержит этот акт, мы говорим, что воля одного человека будет законом страны».[933] К 1836 году двадцать восемь конгрессменов-демократов, голосовавших за переучреждение Банка, вышли из партии.
Поощряемые такими рекрутами, весной 1834 года противники Джексона приняли название Whig, традиционный термин для критиков узурпации власти. Джеймс Уотсон Уэбб, редактор нью-йоркской газеты Courier and Enquirer, поощрял использование этого названия. Клей придал ему национальную значимость в речи 14 апреля 1834 года, уподобив «вигов современности» тем, кто сопротивлялся Георгу III, и к лету оно стало официальным. На жалобы демократов о том, что BUS представляет собой заговор богачей против общества, виги ответили собственными обвинениями в заговоре. Администрация Джексона, по их мнению, представляла собой заговор нескольких политических фаворитов в лице «кухонного кабинета» и банкиров с целью заменить тиранию исполнительной власти сбалансированным правительством основателей.[934] Антимасоны присоединились к Национальным республиканцам в новой партии вигов (хотя в Массачусетсе они временно объединились с демократами);[935] некоторое время нуллификаторы также сотрудничали с вигами по некоторым вопросам. В течение следующих двадцати лет виги и демократы составляли две основные партии того, что историки называют «второй партийной системой».
В ответ на изъятие вкладов ведущий американский банкир не был склонен к тому, чтобы замять дело и играть в мертвеца. «Этот достойный президент думает, что, поскольку он снимал скальпы с индейцев и сажал в тюрьму судей, он должен поступить с банком по-своему», — заявил Биддл. «Он ошибается». Во время недавней предвыборной кампании Биддл щедро раздавал кредиты, пытаясь сделать Банк популярным. Теперь он решил по-другому использовать его власть над экономикой. Потеря до половины всех вкладов заставила бы банк значительно сократить выдачу кредитов. Биддл решил навязать стране ещё более резкий экономический спад, чем это было необходимо, чтобы лишение Джексона депозитов было замечено и вызвало сожаление. Отказ от прежней политики «легких денег» произошел быстро, заставив некоторые фирмы свернуть планы расширения, а другие — обанкротиться. Последовали увольнения рабочих. «Все другие банки и все торговцы могут разориться, но Банк Соединенных Штатов не разорится», — решил Биддл.[936]
Поначалу кредитное сокращение Биддла возымело желаемый эффект: В Конгресс со всей страны посыпались меморандумы с просьбой восстановить вклады в BUS. Но когда просители дождались Белого дома, президент ответил им: «Неплатежеспособны, говорите? Тогда зачем вы пришли ко мне? Идите к Николасу Биддлу. У нас нет денег, джентльмены. Все деньги у Биддла». Джексон не преувеличивал: За тринадцать месяцев, с августа 1833 по сентябрь 1834 года, спекулятивные резервы BUS выросли с 10 до 15 миллионов долларов, в то время как банк сократил свои кредиты на 25 процентов.[937] В конце концов общественность — даже деловое сообщество, ядро поддержки Биддла — последовала примеру президента и начала обвинять BUS в высоких краткосрочных процентных ставках. Национальный банкир перестарался. Он подтвердил в сознании всех наблюдателей правоту обвинений Джексона: Николас Биддл обладал слишком большой властью.
В итоге сокращение Биддла не помогло его делу. Поскольку Палату представителей контролировали демократы, а Сенат — виги, Конгресс ничего не сделал ни для восстановления федеральных депозитов, ни для определения альтернативы «домашним банкам». Что касается речартера, то Клей, Кэлхун и Уэбстер даже не смогли договориться между собой о том, какой стратегии следует придерживаться, хотя дело было безнадежным в любом случае. Под настойчивыми призывами лидеров вигов Биддл сдался, и страна вскоре оправилась от искусственно созданного им спада, единственного (кратковременного) перерыва в непрерывном процветании и экономической экспансии джексоновских лет. На самом деле спад был не только мягким, но и коротким. Государственные банки частично компенсировали сокращение Биддла, выдавая собственные кредиты, а капитал продолжал поступать в страну от европейцев, инвестирующих в американские транспортные проекты и государственные облигации. Паника Биддла, как современники называли экономический спад, в определенной степени была порождением прессы и тех, кто формировал общественное мнение, преувеличивая последствия сокращения Биддла.[938] Реакция общественности продемонстрировала влияние средств массовой информации во времена расширения коммуникаций. Оказалось, что Биддл обладал меньшей экономической силой, чем считал он сам или его критики, но он вел борьбу за общественное мнение и проиграл. На промежуточных выборах 1834–35 годов легислатуры штатов вернули контроль над Сенатом администрации.
