За час до полуночи Кир снова вернулся из женского корпуса. Обиженный, расстроенный, растерянный. Вечеринка в нашей комнате подходила к своему завершению: пиво закончилось. Парни не расходились по комнатам, лишь потому что неутомимый Артурчик всё ещё терзал гитарные струны — своим пением он заменял нам одновременно и радио и телевидение. Я заметил унылый взгляд своего младшего брата, прогулялся вместе с Кириллом в коридор (где пение Артура не заглушало все прочие звуки).

Кир сообщил, что Инга сегодня в общагу не вернётся. Заявил: ему об этом сказала Лариса Широва — Кирилл встретил её в коридоре женской общаги. Широва поведала Киру хорошо мне известную историю. В которой изменились роли действующих лиц. Широва сказала моему младшему брату, что Рауде в гостях у Венчика «немного перебрала». Заявила, что лично будила Ингу — та не открыла глаза. Лариса предположила: наша комсорг объявится завтра, «когда проспится». Пересказала Кириллу знакомую мне шутку о запахе из пивной бочки.

— Так значит, Широва уже вернулась в общежитие? — уточнил я.

Кирилл кивнул. Он нервно покусывал нижнюю губу, переминался с ноги на ногу. В глаза мне не смотрел, будто чего-то стыдился.

— Вернулась, — ответил Кир. — Я разговаривал с ней. Только что. Не заметил, чтобы она была… того, пьяная. Как Инга.

Он пожал плечами.

— Странно это всё, — заявил Кирилл. — Инга ведь к спиртному раньше почти не притрагивалась. Вспомни: даже на Новый год! Она выпила тогда всего один бокал шампанского.

Мой младший брат вздохнул, покачал головой.

— Не нравится мне всё это, Серёга, — пробормотал он. — Как-то это… неправильно, что ли.

— Да уж, — согласился я. — На Рауде это не похоже.

Посмотрел на хмурого брата, потёр уже колючий подбородок.

— Вот и я об этом говорю, — сказал Кирилл.

Мой младший брат нервно взмахнул руками.

Я вдруг подумал о том, стояла ли сейчас в комнате Рауде банка с медицинским спиртом (подобная той, что хранилась в «тот» раз в комнате Шировой). И вспомнит ли о ней завтра Инга, когда вернётся из квартиры Венчика.

— Как интересно, пробормотал я.

На миг у меня перед глазами предстал знакомый слайд: изображение лежавшей на кровати Ларисы Шировой. Лара без косметики на лице, с извилистыми дорожками от слёз на висках.

Я покачал головой и сказал:

— А знаешь, малой… раз уж такое дело, то Артурчик со мной сегодня никуда не поедет.

Хлопнул брата ладонью по плечу.

— Пусть Прохоров бренчит на гитаре, — сказал я. — А вот мы с тобой сейчас кое-куда прокатимся.

На сборы у меня ушло не больше пяти минут. Потому что все нужные мне предметы ещё со вчерашнего вечера лежали в тряпичной сумке под кроватью. Подумал, пока натягивал брюки, что (по сути) мои планы не изменились. Кто именно из девиц будет завтра пускать слёзы, для меня сейчас не имело значения. Последовательность моих дальнейших действий от этого не зависела.

Я заподозрил: поездку со мной Кирилл сейчас никак не связывал с «загулом» своей подруги. Пришёл к выводу: мой младший брат согласился на неё в расчете на то, что отвлечётся от тревожных мыслей, заглушит наверняка звучавший у него в голове шёпот ревности. По ступеням мы спустились без спешки — Кирилл послушно следовал за мной, не засыпал меня вопросами, помахивал мотошлемом.

Вахтёрше я ответил, иду на прогулку. Кивнул в ответ на её напоминание, что вход в общежитие «строго до полуночи». Скрипнул дверными петлями, шагнул в полумрак улицы. Вдохнул прохладный воздух, уловил в нём запах выхлопных газов и аромат прелых листьев. Отметил, что к ночи похолодало: октябрь словно напомнил нам о том, что он всё же не летний, а осенний месяц. Надел шлем.

Братец Чижик завёлся с пятой попытки — будто не сразу проснулся. Но зарычал бодро, решительно. Я выждал, пока Кирилл уселся позади меня. Мотоцикл плавно тронулся с места. Мы проехали мимо ярко освещённых окон общаги. Пугливо шарахнулись от нас в сторону возвращавшиеся в своё общежитие студентки первокурсницы. Ветер зашуршал уже отчасти пожелтевшей листвой клёнов и каштанов.

«Не удивлюсь, если Лара специально там осталась: злила тебя, — вспомнил я слова Артурчика. — Или Венчику решила насолить — вот она и натравила на него тебя. Женщины те ещё хитрые существа. Теперь я в этом убедился. После третьего развода. Иногда я завидую тебе, Чёрный: ведь ты ещё ни разу не женился». Я вырулил на проспект. Братец Чижик побежал по шоссе резво и уверенно.

Мы свернули с проспекта, неторопливо проехали по исчерченной полосами трещин заасфальтированной дороге. Будто ёлочные украшения золотились в свете уличных фонарей уже появившиеся в зелёных кронах, но пока немногочисленные жёлтые листья клёнов. Я не оглядывался по сторонам. Потому что чётко представлял наш маршрут. И давно мысленно пометил пару мест для ночной стоянки мотоцикла. Одно, как я и предполагал, сейчас оказалось занятым — там под ветвями ивы притаился горбатый «Запорожец». Но второе (за кустами напротив детской площадки) пустовало. Туда я и направил Братца Чижика. Свет фонаря до кустов не дотягивался. Ещё не сбросившие листву кусты напоминали в полумраке стену выстроенной для детишек крепости. Они прекрасно скрыли мотоцикл от взглядов жильцов дома.

Впервые около дома Сельчика я побывал уже в этой (новой) жизни. Хотя адрес Венчика знал и раньше. Сюда, на улицу Сталинградская, я приезжал ещё в прошлом году (осенью). Добрался сюда тогда на трамвае: от главного здания МехМашИна до дома Вени Сельчика ехал всего двадцать минут. Жёлтой листвы тогда в этом дворе было больше. Она буквально ковром устилала газоны и детскую площадку. Солнце тогда ещё не спряталось за горизонт. Я полчаса погулял по двору. Но в Венин подъезд я в первый раз зашёл только неделю назад. Поднялся тогда на второй этаж, внимательно изучил замок на двери квартиры Сельчика. Убедился, что у Вениных соседей нет дверных глазков. Вспомнил тогда ироничное высказывание Артурчика о том, что для своего роста и телосложения я слишком осторожен.

Я заглушил двигатель, жестом просигналил Кириллу — тот слез с мотоцикла. Я стащил с головы мотошлем, бросил его в боковой прицеп. Ветер пригладил мои волосы, принёс едва уловимый запах гари (словно в этом дворе днём жгли костёр). Я спрыгнул с Братца Чижика; тихим голосом сообщил младшему брату, что мы приехали. Огляделся — не увидел во дворе ни компаний молодёжи, ни припозднившихся прохожих. Убедился, что пока не все жильцы дома уснули: насчитал с полтора десятка окон, в которых ещё горел свет. Взглянул на циферблат наручных часов. Подумал о том, что дверь общежития уже закрыли до утра. Прикинул, что прошло примерно два часа после того, как Лариса Широва и прочие комсомолки покинули квартиру Вениамина Сельчика — на этот раз ушли все, кроме Инги Рауде.

«Какую бабочку я раздавил, что в этот раз Широва и Рауде на вечеринке у Венчика поменялись местами?» — подумал я. Сообщил Кириллу, что мы «на месте». Мой младший брат настороженно озирался по сторонам. Разглядывал детские качели (похожие в полумраке на странные механизмы), посматривал в сторону скамеек (напоминавших притаившихся в темноте хищников). Прислушивался к шелесту листвы. Я сунул руку в люльку мотоцикла, отыскал там сумку. Переложил из неё в карман брюк обёрнутые обрывком старой наволочки «инструменты». Хлопнул ладонью по другому карману — проверил, не забыл ли рулон красной тесьмы. Махнул рукой и сказал Кириллу, чтобы он шёл за мной. На вопрос младшего брата «куда это мы приехали» я хмыкнул и ответил, что он скоро об этом узнает.

К подъезду я повёл брата по неосвещённой части двора, по пути мы никого не встретили. Я снова порадовался тому, что времена домофонов и камер видеонаблюдения ещё не наступили. Решительно распахнул дверь, переступил через высокий деревянный порог. Нащупал на стене кнопку — включил свет (загорелась одинокая лампочка на лестничной площадке первого этажа — её тусклый свет пробивался вниз через пространство между лестничными пролётами). Вдохнул запах табачного дыма. Убедился, что мой младший брат не отстал (Кирилл шагнул в тёмный подъезд вслед за мной, нахмурил брови). Неторопливо зашагал по ступеням; не прикасался руками к пыльным и посыпанным сигаретным пеплам поручням перил. Прислушивался, но слышал лишь звуки наших шагов.