Я шёл в душ, когда на первом этаже меня остановила кутавшая плечи в серый платок баба Люба.

— Чернов, ты опять мальчишек пугаешь? — строго спросила она. — Первокурсники о тебе всякие глупости говорят. Смотри, пожалуются на тебя в деканат. Или в комсомол.

Я вскинул руки, будто сдавался в плен, и заверил:

— Любовь Фёдоровна, ни с одним первокурсником я даже не разговаривал. И лишний раз не смотрел в их сторону. Исправно бреюсь по утрам, чтобы детишки меня не пугались.

Баба Люба хмыкнула.

— Значит, опять Красильников безобразничает, — сказала она. — Попадётся он мне…

Любовь Фёдоровна покачала головой.

И сообщила:

— В общежитии снова твоими пирогами запахло. Приятно. Соскучилась я по этому запаху.

В субботу водитель директора швейной фабрики приехал за тортами. Я погрузил ему в машину коробки, получил конверт с деньгами. Дмитрий сообщил: Илья Владимирович «велел», чтобы «вечерком» я позвонил ему «на домашний».

Для разговора с Прохоровым я вечером пошёл к таксофону — не попросил доступ к телефонному аппарату у вахтёрши. Трубку Илья Владимирович поднял не сразу. Но ответил мне бодро и приветливо.

Прохоров сказал, что «проработал» мои «вопросы». Заявил, что «конкретику» по «заочному» обучению для сдачи экзамена на право вождения мотоцикла он узнает «на следующей неделе»; в том числе и по «цене вопроса».

Порадовал меня, что «с колхозом» поможет мне уже завтра. Озвучил цифру (которая обозначала стоимость услуги). И велел, чтобы в воскресенье утром я пришёл в приёмный покой третьей городской больницы.

— Там тебя встретит Варвара Сергеевна, — сказал Прохоров. — Она тебя и проводит, куда следует.

— Завтра? — уточнил я. — В воскресенье?

— Всё верно, Сергей, — заверил Илья Владимирович. — Ты не ослышался. Утром. В десять часов.

Первого сентября я принял после пробежки душ и отправился не в столовую на завтрак, а поспешил на трамвайную остановку. До третьей больницы я доехал вовремя: явился в приёмный покой чётко в оговоренное с Прохоровым время. Варвара Сергеевна встретила меня. Вручила мне белый халат (натянуть его я не смог — набросил на плечи), повела по пропахшим карболкой коридорам.

Советская больница изнутри произвела на меня неприятное впечатление. Мрачные стены и потолок, плохое освещение. Атмосферу кошмарного сна развеивал лишь едва уловимый сладкий аромат духов, который источала шагавшая впереди меня медсестра. Ещё в августе в ресторане «Московский» я отметил, что от Вари пахло приятным парфюмом, но точно не рижской «Иолантой».

Варя привела меня к небрежно окрашенной в серо-белый цвет двери и обронила:

— Минутку подожди в коридоре, Серёжа.

Она без стука вошла в кабинет, прикрыла за собой дверь.

Но уже через минуту выглянула в коридор.

— Входите, Сергей Леонидович, — сказала она.

Я шагнул в кабинет (мне почудилось, что к запаху карболки тут добавился запашок спирта). Увидел сидевшего за столом мужчину лет тридцати пяти: в очках, с красными от недосыпания глазами, но гладко выбритого. Мужчина взглянул на меня — словно просветил моё тело рентгеном. Он будто бы неохотно отложил в сторону ручку, закрыл похожую на классный журнал тетрадь.

— Принесли свои данные? — неожиданно звонким голосом спросил мужчина.

Я кивнул, протянул ему конверт.

Мужчина поправил очки, взглянул на сделанные шариковой ручкой надписи на конверте.

— Чернов Сергей Леонидович, — прочёл он. — Тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения… Хм. Понятно…

Мужчина сдвинул ближе к затылку белый колпак, заглянул внутрь конверта, пошарил там пальцем.

— Понятно… — повторил он.

Посмотрел на Варвару Сергеевну и сообщил:

— Явный перелом лучевой кости левой руки… без смещения. В типичном месте. Хм.

Он пошарил в кипе бумаг на столе и вынул из неё рентгеновский снимок. Взглянул сперва на него. Потом вновь посмотрел на Варю.

И заявил:

— Всё ясно, Варвара Сергеевна. Ничего страшного. Но придётся наложить на руку пациента лонгету.

— Чернов… Серёжа, стой! — скомандовала выглянувшая из окна своей коморки баба Люба.

Я послушно остановился рядом с наполовину перегородившим вход в общежитие столом.

Любовь Фёдоровна бесшумно вышла из вахтёрской, указала на мою забинтованную и подвешенную на бандаже руку.

— Это ещё что такое? — спросила она.

Женщина нахмурилась.

— Не переживайте, баба Люба, — сказал я. — Первокурсники тут ни при чём.

— Что случилось?

Я усмехнулся.

— Да почти как в том фильме. «Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся — гипс». Доктор сказал, что ничего страшного.

Любовь Фёдоровна покачала головой.

— Чёрный, что это за фигня?!

Я повернул голову, увидел спускавшегося по ступеням со второго этажа Артурчика.

Прохоров пальцем указал на мою забинтованную руку.

— Кому это ты так врезал? — спросил он. — Голову хоть ему не проломил?

— Прохоров, прикуси язык! — велела баба Люба.

Артурчик демонстративно выполнил её распоряжение.

Он подошёл ко мне, потрогал пальцем лангету. Приподнял брови.

— Так это что получается… — произнёс Артурчик. — Ты в колхоз не поедешь?

Вечером в мою комнату ворвалась Котова. Она будто и не заметила переодевавшего штаны Кирилла. Подбежала ко мне — увидела подвешенную на бандаже руку, покачала головой.

Я повторил Лене цитату из фильма «Бриллиантовая рука», которую уже озвучивал сегодня вахтёрше. Лена стёрла со своих щёк слёзы. И повторила тот самый вопрос, что я уже услышал сегодня от Артурчика.

— Лена, да какой теперь колхоз? — ответил я. — Много ли я в поле с такой рукой наработаю?

Второго сентября у меня состоялся первый учебный день на втором курсе: он походил на тот, что был перед поездкой в колхоз в прошлом году. Вот только меня теперь связанная с поездкой на баштан информация не интересовала. Я почти не слушал разглагольствования доцента, всё больше посматривал на Ларису Широву. В мужской корпус общежития Лара вместе с Котовой пока не пришла ни разу. А я после возвращения в общагу ещё не наведывался в комнату девчонок. Лишь выслушивал рассказы Артурчика о том, что Торопова и Широва невзлюбили друг друга. Мне эта информация показалась странной. Потому что в моей прошлой жизни Лариса и Наташа уже в колхозе на втором курсе стали едва ли не лучшими подругами.

С Шировой мы сейчас виделись только в столовой. И вот теперь встретились в институте. Я краем уха слушал болтовню доцента, вновь назначенного деканатом нашим сопровождающим в колхоз. Посматривал на Торопову, сидевшую за столом бок о бок с Артурчиком. Заметил, что Наташа то и дело бросала недовольный взгляд на затылок Шировой. Отметил, что туда же то и дело посматривал задумчивый Прохоров. О новой соседке по комнате Котова отзывалась в положительном ключе. Рассказывала, что Лара интересная собеседница, что первый курс в своём прошлом институте она окончила без троек. Призналась, что Лара расспрашивала её обо мне. А ещё рассказала, что в гости к новенькой уже наведывался наш староста Андрей Межуев.

«В этот раз в колхозе у Андрюхи будет меньше конкурентов, — подумал я. — Тогда я его быстро подвинул в сторону. Теперь у него из относительно сильных соперников за внимание Лары остались лишь Кирилл и Артурчик». Я повернул голову, взглянул на младшего брата — тот увлечённо шушукался с Ингой Рауде, на новенькую внимания не обращал. А вот Прохоров частенько стрелял взглядом в прикрытый кудрявыми рыжими волосами затылок Шировой и задумчиво потирал пальцем гладко выбритую верхнюю губу. Эти его взгляды замечала и Торопова. Наташа хмурилась, то и дело толкала Артура локтем в бок и что-то с недовольным видом Прохорову выговаривала — Артурчик ей в ответ лишь пожимал плечами и невинно улыбался.