— Что ж, — сказал доцент, — для выполнения роли старосты действительно потребуется немало времени, свободного от прочих обязанностей. При выборе Сергея Леонидовича мы не учли его будущую загруженность на поприще спорта.

Он кашлянул, снял очки и протёр их линзы носовым платком — будто выгадывал себе время на размышление.

— Кандидатура Андрея Васильевича Межуева мне видится достойной доверия, — сказал доцент. — Но выбор в любом случае за вами, товарищи. Предлагаю проголосовать.

Он взглянул на студентов и произнёс:

— Кто за то, чтобы старостой группы «ОиНТ-73» стал Андрей Васильевич Межуев? Поднимите руки те, кто согласен с выдвинутой на голосование кандидатурой.

Андрея Межуева, как и в прошлый раз, избрали старостой единогласно.

С выбором комсорга неожиданностей не случилось: на эту роль в деканате выдвинули Ингу Рауде. «Трудовики» первого курса поддержали её кандидатуру большинством голосов. Не проголосовала за Ингу только Света Миккоева — Света «воздержалась». Но Миккоева недолюбливала Рауде и в моей прошлой жизни: без объяснения причин.

После избрания старосты и комсорга игра в демократию завершилась. Доцент с кислой миной на лице поздравил нас с первым учебным днём и рассказал о нашем ближайшем будущем. А будущее наше находилось в сотне километров от Новосоветска: в колхозе имени Ленина, где на баштане созрели арбузы. Доцент с печальным вздохом пообещал, что разделит с нами трудовые будни («Как самый молодой на кафедре», — мысленно добавил за него я). Он проинформировал: сбором арбузов мы займёмся до конца сентября. Объявил сбор для погрузки в автобус на утро понедельника (третьего сентября). Перечислил нам необходимые каждому студенту для жизни и работы «в полях» вещи: я мысленно тут же дополнил его список.

Первокурсники встретили его слова радостным гулом: они предвкушали весёлые приключения. Радовались все «трудовики» (даже Инга Рауде, которой в этом году в колхозе точно будет не до смеха); все, кроме меня. Я повторил печальный вздох доцента, потому что не видел ничего радостного в месячном проживании вдали от цивилизации. Я мечтал о горячем водоснабжении, что ждало меня в общежитии. А не о ледяной колодезной воде и дыре в полу вместо уже почти подзабытого унитаза. Рассматривал довольные лица студентов — отметил, что ликовали даже те, кто проживал сейчас в комфортных условиях. Вспомнил надпись на плакате, что висел в вестибюле главного корпуса института: «Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!»

Черноволосый доцент попрощался с нами до понедельника.

Ко мне тут же подошёл Андрей Межуев и поблагодарил меня «за поддержку». Он спросил, как я узнал о его золотой медали. Я туманно намекнул парню на свои связи в деканате — позволил ему думать, что преподаватели потому и проталкивали на роль старосты не золотого медалиста, а бывшего десантника.

По дороге домой младший брат спросил, действительно ли я возвращаюсь на бокс. Я ответил ему, что «подумываю над возвращением» — это не значит «вернусь». И заверил Кирилла, что действительно думаю о продолжении спортивной карьеры часто. Но с конкретными планами на этот счёт пока не определился.

Выдвижение на роль старосты мне сегодня озадачило. Поначалу я и в этих переменах мысленно обвинил Лену Котову. Но после сообразил, что «напросился» в старосты сам: тем, как сдал в этот раз экзамены и своей уверенной, «недетской» манерой общения с преподавателями.

Вечером я отправился к Варваре Сергеевне — удачно совпало, что сегодня у неё был отсыпной после ночной смены.

А уже в воскресенье днём я взялся за сборы вещей для месячного проживания в одиноком бараке посреди степи, вдали от цивилизации.

Ещё на прошлой неделе я воспользовался связями Ильи Владимировича Прохорова и прикупил в «Универмаге» два шестидесятилитровых абалаковских рюкзака. Они выглядели неудобными в сравнении с рюкзаками из будущего: вес ноши давил на плечи, стропы с трудом продевались в пряжки, а брезентовая ткань наверняка промокнет под дождём и станет тяжёлой. Да и объёма в рюкзаке явно недоставало для моих потребностей. Но после осмотра ассортимента современных магазинов я убедился, что альтернативы этому рюкзаку пока попросту не было. Да и самого рюкзака в продаже не было. О нём я узнал от Артурчика — тут же обратился за помощью в получении дефицита к директору швейной фабрики.

— Свитер-то тебе зачем? — спросил Кирилл. — Только лишняя тяжесть.

Мой младший брат наблюдал, как и что я складывал на кровать для последующей упаковки в рюкзак.

— Во второй половине сентября лишним он тебе не покажется, — заверил я. — Особенно рано утром и поздно вечером.

Усмехнулся и добавил:

— На твоём месте, малой, я взял бы два свитера.

— Это ещё зачем? — спросил Кир.

— Да потому что твоя Котова наверняка не возьмёт с собой ни одного, — сказал я, — как и большинство наших будущих соседей по бараку. Так что ты не замёрзнешь, когда по доброте душевной один свой свитер отдашь ей.

Кирилл на пару секунд задумался и кивнул.

— Ладно, — сказал он. — Ты тоже возьмёшь два?

Я покачал головой и сообщил:

— Мне второй не понадобится. Потому что первый я никому не отдам.

Кирилл удивлённо вскинул брови, но промолчал.

Снова он заговорил, когда заметил у меня в руках боксёрские перчатки.

— А это тебе зачем? — спросил Кир. — Чтобы руки не мёрзли?

Он усмехнулся.

— Это нужно не только мне, но и тебе, — ответил я. — Или ты решил, что в колхозе у нас не будет утренних спаррингов?

Кирилл пожал плечами.

— Месяц мы без них проживём, — сказал он. — Не потащим же мы с собой эти громадины?

Я улыбнулся и сообщил:

— Даже не надейся, малой. Потащим. К тому же учти: очень может быть, что драться мы с тобой будем на глазах у девчонок.

Мой младший брат озадаченно хмыкнул. Он задумчиво понаблюдал за тем, как я заталкивал боксёрские перчатки в рюкзак. И положил вторую пару перчаток рядом со своим рюкзаком.

В понедельник утром я не надел резиновые сапоги, как планировал накануне (чтобы не нести их в руках). Потому что на небе не увидел ни облачка — природа будто насмехалась надо мной. Я сунул сапоги в тряпичную сумку, подвесил её к рюкзаку. Кирилл поступил таким же образом. Утром мы с ним плелись через посёлок загруженные вещами, будто запланировали покорение Эвереста. Мой младший брат вдобавок к украшенному множеством подвесок рюкзаку ещё и нёс мою гитару. Я вручил ему музыкальный инструмент со словами: «Тебе нужно, ты и неси». Кирилл не спорил — он шагал по посёлку с гитарой, словно кроманьонец с копьём. И посматривал на циферблат наручных часов: переживал, что в сентябре арбузы соберут без нас.

Но я на подобное счастье не рассчитывал: помнил, что в прошлый раз мы почти час ждали опаздывавших — черноволосый доцент не подал сигнал к отправлению, пока не поставил галочки напротив всех фамилий в списке студентов группы «ОиНТ-73». Поэтому я утром не спешил. И не поддался на уговоры младшего брата, как тогда. Мы подошли к дежурившему около института автобусу точно в назначенное время — увидели сидевших на сумках «трудовиков» первокурсников, нарядами похожих на погорельцев. Я хмыкнул, сообразив, что в прошлой жизни не обратил внимания на внешний вид своих одногруппников. Тогда мне не показались нелепыми все эти старые рубахи, потёртые штаны, обувь со сбитыми носами и выгоревшие на солнце панамы.

Пришёл к выводу: это родители втолковали своим отпрыскам, что те ехали не в увеселительное путешествие. Иначе вряд ли семнадцатилетние девицы вырядились бы, словно огородные пугала. А парни не предстали бы перед дамами в костюмах деревенских рыбаков. Но резиновые сапоги я увидел лишь на Ковальчуке (тот и в прошлый раз пожалел «хорошую обувь» и парился весь месяц в резине). Но и в сандаликах никто не пришёл. Я заметил на девчонках и на парнях туфли, полуботинки — многие явились в кедах (я сразу же представил, какой хороший массаж стоп обеспечат этим счастливчикам колхозные поля и дороги). Доцент щеголял в потёртых кожаных полуботинках и в спортивном костюме, подчёркивавшем его тощие ноги и выпирающий живот.