Пока эльф и Дег, особо не растрачивая слов, наворачивали кашу-суп, Ильдомейн делился новостями и собственными соображениями.

Новостей было немного, а вот соображений хватало.

– Так раз вы сходили до Линнивэ и ничего по дороге не встретили, может, и правда, безопасно там, а? На лагерь ничто не напало за эти дни, а вокруг-то ни ограды, ничего. Даже коней никакая погань не попортила. Даже припасы не подъела. Значит, что? Я так мыслю: мы-то спервоначала перепугались, конечно, да с того перепуга повели себя не умней, чем дети малые. Потому как всяко надо нам дальше двигаться. Даже ежели где какое страховидло засело – так и что? Оно-то плохо, а только мы все одно посреди леса – что в лагере, что в дороге. Потому как в Даэли, почитай, одни леса и есть, и деваться нам отсюда некуда. Так что получается? Получается, дальше двигаться надо, потому как припасы рассчитаны и время на дорогу отмеряно. Еще дней пять-семь – холодать начнет, дожди польют. Что мы будем делать, ежели не доберемся до Меравии к тому вздоху? Плоты вязать?

Дег облизал ложку.

– С другого бока, – продолжал Ильдомейн, – пока дите лежит влежку, трогаться в дорогу вроде как и неправильно. Болеть на ходу тут каждому случалось, потому как в дороге мы почти все время, а только такого еще не бывало. Да и магу не по пути с нами, потому как мы в Меравию путь держим, а он – в Алонику, ежели еще не одумался. А что это означает? Что нам на юг путь лежит, а ему – на запад. И вот что со всем этим делать прикажете, а? Ждать – так времени у нас не с большим гаком в запасе, а порядок вот уже шататься начал. Народ осмелел-то, когда вы из Линнивэ целыми вернулись, уже кое-кто за грибами наладился. Глядишь – разбредутся по округе, а потом еще кто пропадет или покусанным отыщется. И что – сидеть тут дальше, пока этот новый покусанный в себя не придет? Прям хоть бери да поселок отстраивай посреди леса, что нам вовсе даже без надобности.

– К чему ты ведешь? – перебил Дег.

– А к тому, – Ильдомейн потешно надул щеки и мельком глянул на Вжину, – что выдвигаться надо вскоре. Сам знаешь, мы в этих местах завсегда десяток дней стоим. Но в этом же годе в Гижуке задержались? Задержались. Значит, что? Поторапливаться надобно. Мало толку будет, если все тут застрянем в дожди.

Дег молчал. Ильдомейн прочистил горло и повернулся почему-то к Кинферу.

– Вот я и хочу сказать: мы через два дня отправляемся в дорогу. Как бы не пришлось нам Дега с семейством в Линнивэ оставить. На возах ездить, как мы – не пешком брести, само собою, однако ж плохо с дитем совсем. Плохо! Что я, слепой разве, не вижу?

– Ну так и спрашивать нечего, – буркнул Кинфер. – Раз видишь.

Ильдомейн подошел поближе, оглядел девочку внимательно.

– Эй, маг! Она выживет-то?

– Не знаю, – эльф отодвинул опустевшую тарелку и потянулся за лекарствами.

– Остаться в Линнивэ! – Дег сидел на соломенной циновке и покачивался, обхватив ладонями голову. – Да я ж разве против того, чтоб остаться? Только ведь Айфа сровняет поселок с землей ко бдыщевой матери, а вначале лавку Салиэль подожжет. И горло ей перегрызет. И еще Божиня знает, чего натворит. Как тут останешься в Линнивэ, а, Кинфер? Нельзя нам оставаться, никак нельзя!

Эльф молча обтирал Вжину влажной тряпицей. Живот у девочки ввалился, ребра были видны наперечет. Круги под глазами стали синюшными, губы побледнели, как у покойницы. Кинфер то и дело прикладывал пальцы к шее девочки – проверял, стучит ли сердце.

Он все больше уверялся, что через два дня у Дега не останется ничего, что помешает двинуться в путь. Либо, что вернее, осесть в Линнивэ с Салиэль навсегда, отправив Айфу дальше путешествовать с кочевниками либо прикопав у поляны.

Впрочем, последнее едва ли. Дег не походил на человека, который способен на подобное.

– Кинфер! Ты что думаешь про это, а?

После урывистого сна и сытной еды сил прибавилось, уже не было так немыслимо трудно держать глаза открытыми. Эльф знал, что бодрость скоро уйдет, усталость снова вопьется в не отдохнувшее тело, однако нужно было воспользоваться тем, что имеется.

– Принеси воды, – вместо ответа сказал Кинфер и протянул Дегу ковш.

Когда тот вышел, эльф глубоко вдохнул, потряс ладонями, прикрыл глаза ненадолго. Зашептал заклинание – ритмично, четко, медленно. Если б кто-нибудь сей вздох стоял рядом – он сказал бы, что не происходит ровно ничего. Но Кинфер ощущал, как тягуче и нехотя стекает энергия с пальцев, оборачивается под горлом Вжины, силится впитать толику липкой скверны, что окутывает девочку.

Это заклинание относилось к числу немногих, которые он хорошо запомнил в лекарне, – оно потрясло и встревожило эльфа, и он все не мог поверить, что маги способны на такое: добровольно делиться своей жизненной силой, в то же время оттягивая на себя часть болезни недужного. Тогда Кинфер просто не поверил, что какой-либо маг в здравом разуме пожелает сделать подобное, но заклинание и пассы запомнил. Не иначе как от изумления.

Вернулся Дег с водой. Эльф опустил ладони в ковш, сцепил зубы и заставил себя поглядеть на воду. Она осталась прозрачной. Ничего не получается, хоть тресни.

Кинфер бросил в ковш тряпку, обхватил руками колени, уткнулся в них лицом. Хотелось выть от бессилия.

– Все плохо, да? – спросил Дег.

Его голос звучал спокойно. Только дрожал, как и руки, которыми он вытащил тряпку из ковша. Вытащил, отжал и принялся обтирать Вжину.

– Нельзя больше спать, – тихо сказал Кинфер, снова придвинулся к постели, поднес ладони к лицу девочки и зашептал жарогонное заклинание. Его не хватало, даже в связке с составами. Ребенок горел. – Расскажи что-нибудь, Дег. Все равно, что.

– Хм?

– Один целитель в Школе говорил, что больные в беспамятстве слышат родные голоса и держатся за них.

Дег бросил тряпку в ковш и уселся у постели, взял в свои руки ладошку дочери.

– Все совсем плохо?

– Совсем. Расскажи… как вы кочуете.

– Ну, – мужчина на вздох призадумался, – одинаково, вот как. Мы за теплом идем. Где в какое время года удобней живется – туда и движемся. В Недре и Алонике не бываем вовсе, там делать нечего. В Недре, сам знаешь, даже летом холод страшенный. В Алонике покоя нет: если не люди с гномами погрызлись, так орки с эльфами передрались. Получается так: с середины весны до половины лета кочуем по Ортаю. Вторую половину, когда в Ортае совсем жарко, проводим в Гижуке, движемся по нему до трети осени. А как бабье лето уходит – бац! – мы уже в Даэли. Здесь-то теплее, только мокро очень – вот вскоре дожди как польют, на целый день ливень зарядить может! Даже зимой тут больше воды, чем холода. В этих краях в зиму снег почти не выпадает, а лужи замерзают не всякую ночь. Вот на севере Даэли зима настоящая, снежная, только днем помалу подтаивает, а так снег лежит до весны, как положено. Но в Даэли мы долго не рассиживаемся, лесисто тут, погани всякой множество – страшновато, словом.

– Выходит, зимуете в Меравии?

– Точно. В Меравии зима почти как в твоем Ортае, разве что потеплее и снега сыплет меньше. К исходу осени мы добираемся до юго-востока и определяемся на постой кто где. Я всегда дома зимую, в Малых Ишках. Родителям помогаю, они Вжину видят – им радость, ей тоже. Хотя балуют, конечно, ну да что там. За всю зиму не насмотрятся ни на нее, ни на меня. Все ворчат, когда ж, мол, меня носить перестанет, когда ж вернусь насовсем.

– А ты что?

– Да что я… Вот у тебя есть дом, целитель? Дом, где живут близкие, где каждый куст во дворе знаком с малолетства, каждая доска в полу родная, каждый встречный как родственник? Есть у тебя такое место?

– Есть.

Дег помолчал.

– Ты хочешь туда вернуться?

Кинфер улыбнулся, и взгляд его сделался таким теплым, что Дегу даже неловко стало.

– Я возвращаюсь. Все время.

– Но не навсегда?

– Нет, – между светлых бровей прорезалась морщинка, сразу сделавшая эльфа очень взрослым. – Прежде я думал перебраться в Эллор после Школы, а потом понял, что у меня не получится обосноваться там. Эллор слишком маленький для моих устремлений и слишком цельный. Там нечего исправлять, все и так очень хорошо и достойно. Там никому не требуется доказательств, что без магов жизнь трудна и некрасива, – в Эллоре и так это знают. Поэтому я все время буду туда возвращаться, но не останусь там жить. Только когда-нибудь потом… просто останусь. Прахом под старейшим дубом.