Утолив первый голод и разлив по кружкам пиво, Олава-Кот вкрадчиво спросил:

— Ты расскажешь нам про дракона? Нам очень интересно узнать про дракона, который тогда унёс с представления нашего мальчика.

— Не вашего, — тут же отбрил Илидор, с трудом вынимая себя из сытой расслабленности.

Подчищая кусочком творожника остатки сметаны, Олава-Кот невозмутимо возразил:

— Тогда Ерджи был нашим мальчиком. Вот сидит мой добрый друг Хмет. Он может подтвердить, что честно и собственноручно купил того ребенка в дальних людских землях, именуемых… Как именуют те дикие места, Хмет?

— Декстрин, ага.

Хметом звался смуглолицый горбоносый весельчак. Он присоединился к разговору, одновременно передвинув свой табурет так, чтобы оказаться поближе к миске со шкварками.

— Того мальчонку купил я в Декстрине, — повторил Хмет, набирая ложкой со дна миски шкварки и натекший с них жир. — Места дикие, злющие, холодные. А мальчонка сиротой остался, ага. Олава-Кот говорит справно: в цирке лучше было ему. А дракон его забрал. Твой дракон-то?

Илидор спрятал нос в кружке с пивом, но все трое циркачей смотрели на него, ожидая ответа. Хмет — с живым открытым интересом: «Расскажи мне историю!». Балясник Амриго всё молчал и глядел мрачно, хотя ему-то что сделал дракон, унесший Ерджи? Но Илидор бы не удивился, открой балясник рот и скупо попроси рассказать, где найти и как убить дракона.

Олава-Кот ожидал ответа с благодушной улыбочкой, и ничего нельзя было прочесть по этой улыбочке, по прищуру узких глаз и спокойно лежащим на столе рукам. Однако Илидор мало в чём был так уверен, как в том, что этот человек мгновенно опознает ложь, и врать ему — возможно, одна из самых неудачных идей, которые могут посетить человека или иное мыслящее существо.

По загривку Илидора пробежали топотучие мурашки.

— Это был ничей дракон, — медленно выговорил он наконец, глядя в тёмные живые глаза Хмета.

Пусть лишь кто-то попробует сказать, что это ложь.

— А зачем он забрал ребёнка? — очень-очень мягко задал следующий вопрос Олава-Кот.

Голос его был спокоен, как гладь глубокого озера, и столь же многое скрывал под своей невозмутимостью. Илидору пришлось перевести взгляд на маленького круглолицего человека — было бы странно отвечать ему, продолжая смотреть на дружелюбного улыбчивого Хмета.

— Драконы не терпят неволи.

— Но Хмет прав. В цирке мальчику лучше, чем на улицах Декстрина.

— Дракон не вернул его на улицы Декстрина.

Безмятежные глаза круглолицего человечка топили Илидора в своей холодной бездонности.

— Откуда появился этот дракон?

«Прилетел из Донкернаса», — чуть было не произнёс Илидор, но осёкся: если циркачи бывают в Декстрине, странно им не знать про Донкернас, и почему-то показалось плохой идеей упоминать это место, так же, впрочем, как Старый Лес или Такарон. Под внимательным взглядом бездонно-чёрных глаз Илидор нашёл другой правдивый ответ:

— Драконы появляются от камня.

— Дракон не вернулся в город Анун, откуда унёс мальчика. Он поручил ребенка тебе?

Поди пойми, как тут ответить! «Да?», «Нет?», «Я сам дракон?».

— Я сам… решил позаботиться о ребёнке.

— Как ты оказался в лесу, куда полетел дракон?

— Пришёл с севера, — снова умудрился не соврать Илидор.

По пути в Анун они с Йерушем и Мшицкой действительно проходили тот лес с севера — можно сказать, тогда Илидор тоже в нём «появился». Крепло подозрение, что Олава-Кот интересуется не только его способностью давать честные ответы, но и делать их по возможности менее предметными. Во всяком случае, он ни разу не попросил уточнения, что дополнительно сбивало Илидора с толку. Не разговор, а дурацкий сон, право слово.

— Нёс ли дракон поветрие?

Илидор вскинул брови.

— Дракон не был хворым и никто вокруг него не болел.

— Имеет ли дракон отношение к болезни Тай Сум?

— Ничего об этом не знаю. Она больна?

— Она умирает. Желал ли дракон зла Тай Сум?

— Желал. Но не делал.

— Куда делся дракон из леса? — мягко улыбаясь, любопытствовал Олава-Кот. — Стражие не нашли его.

— Он отправился к морю.

Пусть и не сразу из леса, а сильно позднее.

— Ты ему так велел?

— Дракон сам решает, куда ему отправиться.

— Ты знаешь, как призвать дракона?

— Нельзя призвать дракона. Он ничей.

Олава-Кот долго молчал и с улыбкой смотрел в золотые глаза Илидора, а Илидор вдруг понял, что круг замкнулся. Маленький круглолицый человек коротко поклонился, прижав ладони к груди:

— Спасибо за твои ответы.

— Спасибо за твои вопросы, — проворчал Илидор, желая уколоть его, но Олава-Кот просиял и немедленно заказал ещё кувшин пива.

Когда кувшин принесли и пиво было разлито, дракон осторожно поделился наблюдениями:

— Представление сегодня выглядело странным. Не похоже на то, которое я видел… — Илидор вдруг сообразил, что его как бы не было на площади Ануна в день падения Ерджи, и спешно перебил сам себя: — В другом месте прежде.

— Смутное время настало для нашего семейства, — тут же зажурчал словами Олава-Кот. — Каждый пытается сделать то, чего не делал прежде, но мало что получается так хорошо, как получалось прежде

— Да, знаешь, — процедил вдруг до сих пор молчавший Амриго, — дела у нас довольно херово на самом деле. Херово, знаешь, стало после того как Тай Сум накрыла неведомая зараза. Как только она перестала мочь управлять цирком, настало не пойми что.

Хмет возмущённо фыркнул.

— Тай-Сум и правда умирает? — почти промурлыкал дракон.

Желал ли он зла этой женщине? Ещё как. Она была кем-то вроде механиста Жугера, разве что размахом пожиже: так же, как Жугер, она уродовала или позволяла уродовать других людей, превращая их в собственные инструменты, не думая или не придавая значения тому, что у человека, изуродованного по её милости физически или душевно, нет в запасе другой жизни, а есть только вся полнота последствий, которые он теперь проживает самостоятельно и в одиночку. Что бы ни говорили ему до этого, какими бы словами не воодушевляли на то, чтобы сделаться инструментом. Если выбор вообще был.

Так что да, дракон желал зла Тай Сум, дракон вовсе не возражал против того, что она страдает и не может сейчас причинять боль другим.

— Лекари говорят, на Тай Сум проклятие, — мягко вмешался Олава-Кот. — Полагают, в дороге к ней прицепился химьяк или ещё какая-то… как это называют в здешних местах, лихость?

— Я слышал, осенняя лихота цепляется только к тем, кто её боится, — заметил Илидор, мысленно скорчив рожу Найло.

— Кто знает, чего боялась эта женщина, — пожал плечами Олава-Кот.

— А для меня лично самое херовое, — с напором продолжал Амриго так, словно его не перебивали, — это не болезнь Тай Сум, а то, что мы лишились трёх цирковых пацанов сразу. По твоей милости, припоминаешь?

— О, — не смутился Илидор, — значит, жрецы забрали покалеченных мальчишек?

Амриго глядел на Илидора исподлобья, пока пауза не стала откровенно неловкой, и лишь тогда ответил:

— Забрали. Ты так зубасто улыбаешься, полагая, будто сделал нечто хорошее?

— Я не полагаю, я уверен.

На самом деле тогда, в Ануне, выйдя из Храма Солнца, Илидор поделился с Йерушем сомнениями: что если храм заберёт мальчишек из цирка, но те вырастут кем-то вроде Юльдры? «А в цирке они точно не вырастут», — ответил тогда Йеруш, и дракон бросил забивать себе голову дурными мыслями.

— Не обижайся на Амриго, — примирительно закивал Олава-Кот. — Тай Сум получила за детишек много денежек от Храма, но не поделилась ими даже с Амриго, не говоря уже обо всех остальных. А выступления Амриго лишились многого шарма, когда он перестал показывать эльфят из Варк-ин-зеня.

— Это легко исправить, — дракон снова зубасто улыбнулся баляснику. — Ты всегда можешь изувечить себя. Уверен, это многих порадует.

Олава-Кот опустил голову, Хмет покатился со смеху. Амриго дернул верхней губой.