— Хороший ты человек, — повторила Мшицка, роясь в своей тощей котомочке, — дажи еси и не человек вовсе, а тока мудрости тебе не хватает. От сего и терпячести не достаёт.

— Мне терпячести не достаёт? — возмутился Илидор. — Это ты ещё Найло не видела!

— Почему это не видела? — тут же ответно возмутился Йеруш.

Мшицка нашла в котомке то, что искала, и теперь смотрела на Илидора, улыбаясь, что-то держала в кулаке, сжимая бессильные искривлённые пальцы.

— От, сыночка, возьми-ка подарочек от бабушки, за добрость твою и сердце запальное! Сё мудрый спуд, что завсегда носила я с собою, а теперь ты его носи и береги. Бо дуже хочется мне, штоб дорожка твоя долгонько вперёд бежала, не запнулася!

Цапнула Илидора за руку, вложила ему в ладонь холодный камешек размером и гладкостью с голубиное яйцо. Сжала ладонь дракона в кулак своими сухонькими пальцами, гладкий камешек вдавил себя в кожу Илидора и вдруг потеплел, в мгновение согревшись. Мшицка улыбнулась, ещё раз сжала пальцы дракона и вперевалку отправилась собирать себе лежанку из наломанных загодя веток.

Илидор смотрел ей в спину со странным ощущением, будто краем крыла проскользил по границе сна или, хуже того, притчи. Найло тут же оказался рядом, разжал несопротивляющийся кулак Илидора и требовательно спросил:

— А в такое ты веришь?

— В какое? — попытался прикинуться дурнем Илидор.

— В камни мудрости. В заговоры жадности. В фиксацию неопределимого. Амулеты, обереги, наговоры, гадания, толкования снов…

Ничто в научно-выверенной картине мира Йеруша Найло не говорило о том, что подобные вещи способны сколько-нибудь влиять на реальность. К примеру, его мать обожала поутру за завтраком читать сонники, но Йеруш еще в раннем детстве понял, что никакие материны сны ничего не предвещают, а толкования их зачастую противоречат друг другу.

И Йеруш не верил, что неизмеримые сущности вроде значения снов, защит или мудростей можно воплощать в предметах, что мудрости можно хлебнуть, используя некий камешек. А если б, паче чаяний, такая возможность существовала, если бы какие-то из неизмеримых неформулируемых сущностей было возможно зафиксировать подобно тому, как маги фиксируют некоторые изменчивые состояния материи, то камни с мудростью не раздавали бы бесплатно где ни попадя всякие нищие старухи.

Словом, Йеруш считал, что подобное невозможно, но на всякий случай задавал вопросы о непознаваемом с присущей ему занудной настырностью.

— Не верю, — Илидор тоже посмотрел на гладкий камешек и сказал не то ему, не то Йерушу: — А будь подобное возможно, я бы выбросил его в реку.

— Выбросил камень, дающий мудрость? Это ещё почему?

Дракон посмотрел на Йеруша совершенно ясными, чистыми золотыми глазищами.

— Да потому что я не хочу себе мудрости, Найло. Она всегда жестока.

Поутру Илидор потребовал сделать ему списку с карты, на что Йеруш ужасно разворчался: пришлось пожертвовать для этого старым черновиком, исписанным только с одной стороны, а бумага, знаете ли, и так удовольствие дорогущее, у путешествующего же учёного она и вовсе на вес золота.

Дракон даже не дослушал негодовательный спич Йеруша — нетерпеливо пощёлкал пальцами, посеребрел глазами и со значением покосился на большой рюкзак. Бурча, шипя, словно бешеный кот, и рискуя опрокинуть походную чернильницу, Найло перерисовал карту с ближайшими селениями более-менее точно. После этого Илидор повадился куда-то пропадать во время привалов. Рыскал по окрестностям, причём, как подметил Йеруш, дракона интересовали в основном пригорки, осадочные породы и скалы, которые изредка попадались на пути. Постепенно Илидор заполнял свою списку пометками.

— Что ты там чёркаешь? — желал знать Йеруш, но дракон не отвечал, только блестел глазами и щурился, взглядом прося заткнуться.

Найло, что удивительно, затыкался. До следующей отметки на карте Илидора.

— Так, дракон, ты же не собираешься уйти один? — наконец напрямую спросил Йеруш.

Илидор непонимающе посмотрел на него, постучал себя костяшками пальцев по лбу, и Найло немного успокоился.

— Ну просто скажи, зачем тебе эти списки! — настаивал он.

Илидор помедлил, подбирая слова, и ответил, не отвечая:

— Просто… Мне хочется сберечь того, кто верит в меня больше, чем я сам.

Путь до Ануна занял ещё три дня. Чем ближе подходили к городу, тем быстрее шагала Мшицка, окрылённая своей надеждой, и тем сильнее нервничал Йеруш, жаждавший заполучить чек и чертежи.

Раз двести они с Илидором начинали спорить, куда отправятся испытывать костюм после того как маг сживления Фурлон Гамер его создаст. Раз триста пререкались о том, где будут жить, что делать и чем зарабатывать на жизнь в то время, что потребуется магу для создания костюма. Илидор жаждал примкнуть к какой-нибудь буйной гильдии, Йеруш желал убраться подальше от города и поискать интересные водные источники в округе. Про водные жилы восточных людских земель ему почти ничего не было известно, и это раздражало Йеруша почти так же сильно, как и то, что все встреченные по пути источники оказывались сокрушительно обыкновенными.

— Подумать только, — ворчал он, — целые гигантские пространства, заполненные страшнейшей убойной непримечательностью! Скучная, скучная, скучилищная скука!

Чем ближе к городу, тем сильнее занимала Найло мысль о костюме для подводного плавания, словно приближение к Ануну делало более реальной саму возможность существования такого костюма. А в ней Йеруш сомневался весьма. Ничего не понимая в конструировании подобных вещей, он постоянно что-то чертил и рисовал на земле палочками, бормоча себе под нос и сердито вуфкая, а потом, порыкивая, затирал свои рисунки и делался особенно мрачен.

А если маг сживления Фурлон Гамер просто посмеётся над этими чертежами? Что тогда?

Илидор подначивал Йеруша, Мшицка хлопотала и пыталась его отвлечь, рассказывая жутенькие людские сказки, которые и в самом деле странным образом успокаивали Йеруша. Напоминали, что в мире есть вещи пострашнее порушенных планов.

За эти дни стало совершенно ясно, что Мшицку невозможно оставить на произвол судьбы, самостоятельно разбираться с «главнюком» циркачей.

Узнав, что её внук Ерджи был продан в цирк Тай Сум, а не в какой-нибудь другой, не удивились ни Илидор, ни Йеруш. Едва услышав впервые от Кумлатия о бродячем цирке, они подумали именно про Тай Сум — висела над головами связанная с нею незавершённость после встречи в Большом Душеве, после гулкого речитатива недосказанных пророчеств, в которые решительно не верил Илидор.

В тот вечер в Большом Душеве у Йеруша возникло тягостное и совершенно иррациональное подозрение, что главное в другом: верят ли пророчества в Илидора.

Дорога к Ануну была широкой, испещрённой колеями. Бесконечные леса оказались конечными, в последний день пути дорога шла преимущественно по холмам, а город прорастал и приближался рыже-сизой тучей, не слишком широкой, зато горбатой.

Строили тут из камня и глины, в невысоких стенах было понатыкано множество ворот и по чистому везению путники сразу подошли к нужным. Улица за воротами оказалась ещё более колеистой, чем дорога, но почти сразу она распадалась перекрёстками и там уже дорогу мостили.

Серым камнем выложен путь к ратушной площади, желтоватым известняком — к мастеровым кварталам, дощатые настилы ведут через жилые улицы, позади них посыпанная гравием неширокая дорожка ныряет, видимо, к застенным домикам, где обитают обычно отземельные переселенцы со своей скотиной и огородиками.

Пройдя через ворота на закате, путники изрядно поплутали по перекрёсткам с указателями, пока поняли, в какой стороне находится банк и где простолюдная площадь, на которой после полудней выступают циркачи. Расспросив не шибко приветливых торопливых местных жителей, узнали, где есть достойные харчевни, и, самое главное, где ж тут находится спальный, кочерга ему в трубу, дом.