— Увязалась? Так вы, значит, не местные, — обрадовался дракон, и Найло за его спиной закатил глаза.

В последние три дня пути, после того как Илидор и Йеруш свернули на очередной развилке к югу, они то и дело встречали людей дороги. Те двигались пешими и тележными группами, семьями, а то и небольшими поселениями; некоторые тащили всевозможный домашний скарб и детей, погоняли скотину. Многие запрягали в возки и тележки коров и осликов. Другие люди шагали налегке, с рюкзаками и котомками, по двое-трое-четверо. Были и такие, что двигались целыми гильдиями: ремесленники, мастеровые, хохмачи и глумцы всех мастей.

Группы часто сопровождали разномастные собаки — охранники, охотники и компаньоны, которые то и дело терялись, находились, затевали грызню, учиняли гам. По вечерам там-сям горели костры, найти не обобранную грибницу стало почти невозможно, а дичь так и вовсе разбежалась, даже белки в лесу теперь не встретишь.

Ни Йеруш, ни Илидор прежде не видали подобных людских ходов. Но если Йерушу было на них глубоко наплевать — он торопился в Анун и совершенно не жаждал ни с кем взаимодействовать — то Илидора жевало любопытство: какой кочерги все эти толпы народа куда-то прутся? Это любопытство и вынесло их сегодняшним утром на группу Кумлатия.

— А вы кто такие и куда идёте? — жизнерадостно спросил дракон.

Тут же рухнуло шаткое установившееся спокойствие, снова по-медвежьи подобрался Кумлатий, обернулся к своим приятелям — однако те не услышали вопроса. Двое как раз закончили собственные плетения, и на земле между ними теперь лежала горка верёвочных цветов с вытянутыми корявыми лепестками-хвостами, а мужики неспешно, усердно сплетали их в гирлянду. Осторожно перебирали верёвочные плетения толстыми неуклюжими пальцами, отсчитывали что-то, шикали друг на друга. Остальные трое, вытащив нечто массивное из воды, переговаривались над своей добычей в камышах, махали руками и придушенно спорили.

Оглядев приятелей, Кумлатий исподлобья зыркнул на Илидора.

— Не твоего разума дело. Доплетай свою плетень и топайте оба два куда топали.

Дракон сверкнул глазами, крылья его плаща начали было подниматься куполом, но эльф нервно дёрнул его за ворот рубашки.

— Пойдём уже.

Илидор бросил наземь недоплетённую обережь, легко поднялся на ноги и даже улыбнулся зубасто, хотя кто-нибудь мог бы сказать, что улыбка походила на оскал.

— Ну и ладно. Будьте здоровы, добрые человечки, куда б вас там ни понесло на корявой кочер…

— А ну стой!

Подняв пятерню с растопыренными пальцами, Кумлатий таращился на недоплетённую обережь.

Ничего такого нет в этом плетении, хотел сказать Илидор, но смолчал: ему было любопытно, чего это здоровенный мужик так окостенел при виде верёвки, сплетённой в форме корявого каплевидного щита. Такие висели в тренировочном зале Донкернаса, где властвовал мастер мечного боя Домин Ястро.

Кумлатий смотрел и смотрел на этот щит, а дракон, ведомый шкодным желанием сделать непонятную ситуацию ещё более непонятной, поднял только что брошенную обережь, придал лицу торжественно-кислое выражение (в лучших традициях Ахнира Талая) и повязал в навершие щита красную ленточку.

— Драконий заслон, — промолвил наконец Кумлатий. Перевёл взгляд со щита на Илидора, покосился на изрядно обалдевшего Йеруша, поморщился мимолётно. — Вы на юг движете, да? Так не пожелаете ль разделить с нами дорогу?

Мужики, тащившие тяжёлое из камышей, явили наконец миру свою ношу — огромный ячеистый ящик, в котором мог бы, пожалуй, поместиться человек, а сейчас билась крупная рыба: щука, несколько окуней, пара сомиков размером с локоть. Принялись шустро перекладывать добычу в корзины, до сих пор неприметно стоявшие у воды.

— Я думал, так только поселяне рыбу ловят, — Йеруш указал подбородком на ящик.

— Ну да, — не смутился Кумлатий. — Поселяне и ловят. Мы просто пришли обережь поплесть, а тут вона чего… Ну а мы того. Жрать-то хочется, небось.

Илидор и Йеруш со сложными выражениями лиц наблюдали за похищением рыбы.

— Права баба Мшицка, паршивое было молоко, — ворчал черноусый, стриженый под горшок мужик. — Аж до сих у меня с него живот подводит. То ли дело мясо, ну или вот рыба хотя б. Свежая, с самой изподводы!

Пока перекладывали рыбу и возвращали на место ловный ящик, Илидор и Йеруш узнали, что Кумлатий и его спутники — люди дороги, идущие в некое осеннее паломничество. С ними ещё четыре бабы и старуха Мшицка, которая не паломница, а просто увязалась. И, выходит, вместе с Илидором и Йерушем путников станет тринадцать, а это редкостно хорошее число и добрый знак — добавок к сплетённой Илидором обережи.

Тут Йеруш вопросительно посмотрел на Илидора, безмолвно вопрошая, отчего это число тринадцать — хорошо, но Илидор на этот взгляд только руками развёл и спросил Кумлатия про другое:

— Что делает драконий заслон?

Илидор был почти уверен, что заслон связан с желанием путников защититься от других людей: в последние два-три дня они с Йерушем встречали у перекрёстков дорог как-то слишком много разлагающихся повешенных. Илидор изрядно отвык их видеть после того как сбежал из Донкернаса и перестал ездить в людские земли, потому попервости даже вздрагивал, заметив у перекрёстка очередного казнённого преступника или почуяв удушливо-сладкий запах тлена задолго до того, как перед глазами возникало очередное несвежее тело, облюбованное мухами и хищными птицами.

Какое преступление совершил при жизни тот или иной казнённый — не всегда можно было понять: тут, в отличие от Уррека, развешанным на крепеньких деревьях преступникам не крепили на поясах пояснительных дощечек. Однако понемногу Илидор сообразил, что люди с отрубленными руками при жизни были пойманы на воровстве либо разбое. Другим, с запекшейся кровью на подбородке и шее, перед казнью явно вырывали языки — за наветы, ложные вести или возмутительные речи. «А это, видимо, был насильник», — заключил дракон, разглядев, что болтается на шее у очередного мертвеца.

— Я, конечно, не рассчитывал, что путь в Анун будет усеян розами, но что он будет увешан мертвецами, я рассчитывал ещё меньше, — бурчал Йеруш.

Найло зяб, потому ворчал сверх обыкновения.

Словом, теперь Илидор был почти уверен: неведомый ему драконий заслон должен защищать путников от лихих людей на дорогах либо от опасности самому повиснуть в петле в результате досадной стражьей ошибки. Но Кумлатий, шевельнув бровями, сказал совсем другое:

— Драконий заслон даёт защиту от осенней лихоты. Зима ведь идёт…

— … дурное время, колдовское, — припомнил Йеруш слова Якари, и Кумлатий удовлетворённо кивнул:

— Во-во, сам знаешь. А я уж подумал, вы совсем издалеков.

— Мы издалеков, — поспешил подтвердить Найло, уверенный, что им с Илидором ещё не раз предстоит влететь с разгона в какие-нибудь неизвестные поверья южных людей.

Мужики вернули в воду ловный короб, отправили плыть по реке косы-обережки, подхватили корзины, и все вместе двинулись к лагерю.

— Тогда порасскажу, как от нечисти борониться, а то, небось, встрянете по незнанию, — решил Кумлатий и махнул рукой, приглашая следовать за собою. — И даже со знанием встрять возможно — нас-то спервоначалу тожеть было тринадцать, ещё до вас и Мшицки. А тока нечисть после сбора урожая всяк год ведь вылазит и до самой зимы колобродит, пока не приляжет. Один з нас после заката к стоячей воде пошёл, и дурно то было — в стоячей воде болотные вомперцы просыпаються, а средствов против них нет, ваще никаких. Наведёт морок такая тварь, а затем ввампирится в ногу аль в шею и будет кровь сосать, пока не насосётся, и так она крепко зубами вцепляется, что оторвать её от себя совсем никакой нет возможности. А ежели болотный вомперец в раж войдёт — так всю кровь с тебя и высосет. Опосля тело твоё наденет на себя навроде кожи и до рассвету будет в ём ходить где ни попадя. Может и до лагеря выйти или до дома какого, и там тоже всех перекусать. Ежли же рассвет застанет болотного вомперца не на стоячей воде, тады он сделается туманом и будет летать повсюду, заблукивать путников вместе с шишагами. А коли рассвет застанет тварь на воде, так она обратно занырнёт и будет дальше жить, обёрнутая в твою кожу. От так дето наш тринадцатый пононеча и ходит.