***

Стоит Илидору на миг закрыть глаза и подумать, что он вполне насмотрелся на звёзды, как озеро исчезает. Золотой дракон снова стоит на берегу, на том самом, с которого уплыл, — Илидор точно знает, что это тот самый берег, что где-то здесь запекается или уже в кочергу сгорела на костре неощипанная крыса, и где-то здесь лежит его одежда.

Но Илидор не видит вокруг ничего: ни костра с крысой, ни своей одежды, ни даже бесконечной глади озера.

Золотой дракон стоит в бледно-розовом тумане, из которого прорастают смутные тени, он стоит беспомощный, голый и мокрый, и дрожащие крылья, которые только что свободно лежали на его боках, животе и бёдрах, обхватывают тело дракона плотно, как вторая кожа, не давая двинуться с места.

Да и куда двигаться в бледно-розовом тумане? Навстречу теням?

Однако сегодня тени не спешат обретать форму, а Илидор не всматривается в них. Илидор, стараясь дышать как можно ровнее, поводит туда-сюда подбородком, разминая шею, поводит плечами, чуть ослабляя хватку крыльев.

С его волос стекает вода, холодит грудь и ноги. Где-то там, в вышине, болтаются в небе мудрые звёзды, которые умеют быть вечными и сияющими, умеют переживать других и продолжать быть.

И продолжать быть собой.

Илидор упрямо поднимает голову, как в давние времена, когда был совсем ещё маленьким драконышем, с бессмысленным упорством дерзившим самым противным эльфам.

— Я знаю, что виноват перед вами, — говорит Илидор теням, клубящимся в розовом тумане. — Я виноват в том, что не спас вас — но не в том, что выжил сам. Не в том, что выжил именно я. Эту вину я не принимаю. А ту, которая на мне есть… Я уже не могу изменить своих поступков, они остались там, где меня нет. Я выбираю принять всё это как часть своего пути, как урок, изучить его и разобрать на волоконца, рассмотреть каждое из волоконцев, распотрошить его на суть и пользу. Я выбираю всё принять и научиться делать лучшие выборы в будущем. Я не буду больше бегать от вины и от боли. Я не буду бегать от вас. Вы все — это я.

Бледно-розовая дымка собирается в силуэт серовато-зелёного короткошеего дракона с массивным телом и лапами-раскоряками.

— Ты не виноват, Илидор, — Рратан смотрит на золотого дракона так, словно вообще не понимает, откуда тот взялся, и качает головой. — Тебя даже не было в Чекуане, когда сбежал Кьярасстль. Ведь с этого всё началось.

— Но я был в Декстрине в тот самый день, — отвечает Илидор через силу — горло сжимается. — Я был там и не остановил тебя.

— Ты бы не смог.

— Я не пытался.

Ядовитый дракон неохотно кивает и, с виду неуклюжий и громоздкий, легко взмывает в небо, пробивая брешь в светло-розовом тумане. Теперь у Рратана есть целая бесконечность неба. Он улетает, больше не взглянув на Илидора, а Илидор смотрит Рратану вслед и чувствует такую лёгкость, словно это у него, у золотого дракона, теперь есть своя собственная бесконечность неба.

Когда Рратан растворяется в сияющей синеве, дракон опускает взгляд и обнаруживает перед собой молодую женщину с королевской осанкой и копной светлых волос. Чуть вытянутое скуластое лицо — очень серьёзное, лишь едва заметно улыбаются Илидору синие глаза со светло-зелёным ободком вокруг радужки.

— Ты не виноват, — говорит эфирная драконица Балита. — Я наговорила тебе гадостей, потому что была зла. Я никогда не винила тебя всерьёз, и ты сделал тогда всё, что мог. Я знаю, что ты хотел меня спасти. Спасти меня от меня. Никто другой даже не попытался.

— Значит, меня оказалось недостаточно.

Балита укоризненно качает головой.

— Ты был в лабораториях, ты пытался снова и снова. Но нельзя спасти того, кто не желает спасения. Не тащи на себя все одеяла, Илидор.

Она несколько мгновений смотрит на него молча, чуть склонив голову, — не то любуется, не то запоминает, а потом гладит его по щеке, ещё раз улыбается и уходит в свою вечность, худенькая и лёгкая, как призрак, как полуденная тень. Уходя, эфирная драконица растворяет ещё один пласт бледно-розового тумана, и брешь в его клочьях больше не затягивается.

Там, в бреши за туманом, тихо сияет вечность, приветливо-светлая, сулящая небывалую лёгкость. Поверх плеча Балиты Илидор смотрит в вечность и понимает, что совсем её не боится. Не боится, но и не стремится к ней.

Пока что.

Словно подслушав его мысли, эфирная драконица вдруг останавливается и, помедлив, оборачивается.

— Илидор.

— Балита?

Озабоченная морщинка на мгновение ломает идеальную гладкость её чистого лба.

— Твой голос исцеляет. Это правда. Постарайся не терять его… подольше.

Долго-долго золотой дракон смотрит вслед Балите, смотрит даже после того, как её тоненький силуэт окончательно растворяется в светло-приветливом сиянии. Просто золотой дракон краем глаза видит, что справа от него собрался из тумана ещё один силуэт, и что сказать ему — Илидор никак не может придумать.

Наконец мысленно отвешивает себе пинка и оборачивается к гномке в простой серой мантии. Обеими руками гномка прижимает к животу кипу бумаг. Она больше не носит перевязи, в которой прежде таскала обломок рукояти прабабкиного молота.

Крылья плотнее прижимаются к телу Илидора, как будто хотят понадёжней прикрыть его наготу или надеются слиться с кожей, стать совсем-совсем незаметными. В этот раз дракон не ожидает слов от тени, говорит первым:

— Я повёл вас через город пепла. Я хотел поскорее прийти к Масдулагу и не тратить несколько дней на обход. Я повёл вас к смерти.

Гномка смотрит на него пытливо, ожидая продолжения, но Илидор молчит. Он не собирается ни искать оправдания, ни расковыривать своё чувство вины. Он собирается извлекать уроки из своих ошибок.

— Что же, это так, но именно по выбранной тобой дороге я пришла туда, куда стремилась, — серьёзно отвечает наконец Иган. — Пожалуй, ты всё-таки немножечко виноват, Илидор, что завёл отряд в город пепла и решил не поворачивать назад. А может быть, ты виноват и не немножечко… Но я не виню тебя. Я совсем не виню тебя, Илидор. Если разница имеет для тебя какое-нибудь значение.

— Да пусть меня покрасят! — раздаётся низко-рокочущий голос слева.

К Иган и дракону шагает ещё один сгусток тени — гном в кожаных доспехах с пластинчатыми вставками и топором на поясе.

— Пусть меня покрасят, если ты должен брать на себя какую-то там вину, Илидор! Да нас там была прорва! И все взрослые! И никто тебе не возразил, никто не пожелал выбрать иную дорогу! Теперь-то конечно! Не требуется много отваги, чтобы свалить вину на дракона, у которого достало яиц принимать решения за всех! А?

Он оборачивается к десятку безликих гномских теней, и те смущённо тают, прореживая бледно-розовый туман.

— Ты принял неверное решение, это так, — сгусток тумана тычет дракона пальцем в голую грудь. — Но ты не знал, что такое этот город. Никто не знал. Ты не виноват в том, что ошибся, понял?

Роняя слова, как увесистые камешки, Йоринг Упорный наступает на дракона, тыча его пальцем в грудь, и дракон делает шаг назад, а потом ещё один.

— Я знаю, что говорю! Так жизнь устроена! Ты или принимаешь решения! И ошибаешься то и дело! Или ты нихрена не принимаешь! И тогда за тебя решают другие! И ошибаются за тебя другие!

Страж наконец останавливается, упирает руки в бока, смотрит на золотого дракона.

— Нихрена ты в этом не виноват, Илидор. Ты ошибся, ещё как ошибся! Но это жизнь, кочергу ей в ботинок! Жизнь просто случается!

Ещё раз потряся перед драконом пальцем, Йоринг шумно выдыхает и отворачивается. Постояв недвижимо несколько мгновений, он берёт Иган за руку и они вместе уходят по серокаменной дороге к фонтану в подземном городе Дарум. Иган оборачивается один раз, чтобы улыбнуться дракону, а потом смотрит только вперёд. Туда, где на скамеечке возле фонтана сидят молодые гном и гномка в одинаковых доспехах и с улыбками смотрят, как к ним приближаются Иган и Йоринг.

Когда пара гномов пропадает из виду, оставив в тумане ещё одну брешь, безымянные тени вокруг Илидора начинают нарастать одна за другой: эльфы, гномы, даже люди. Людей дракон совершенно не помнит. Эльфов и гномов — не всегда узнаёт.