— Ничё не глухая, — ожил третий — рыжеватый верзила в слишком короткой для него мантии. — Слышьте, полегче, ну! Она, может, и не тварь вовсе. Негодно получится, стыдно получится!

— Да я ща проверю! — Коренастый отёр плечом длиннолицего, обхватил Нить за руки выше локтей. — Я ща проверю, в каком месте они тварь или немая! И чего тут стыдного ещё!

Приблизил своё лицо к лицу оцепеневшей волокуши. Сверху кряжичи истошно скрипели, сыпали на жреца сухую кору, они летела и на него, и на Нить.

— Говори щас же, куда делся дракон, што шёл с тобой, или я те все перья повыдергаю, тварь летучая!

— Дракон?!

В животе оборвалось. Скрутило. Сделалось и тошно, и жутко до того, что колени ослабли, и легко до того, что захотелось рассмеяться, как бы это ни было неуместно сейчас.

И Нить рассмеялась, безудержно, со всхлипами, со слезами, подвывающим и жутковатым хохотом, похожим на вопли полузадушенной кошки.

Смех отсекло пощёчиной. Голова Нити мотнулась в другую сторону. Хрупнуло в шее и в другом плече, зазвенело в ухе, сверкнуло в глазу.

Жрец снова сгрёб её за руки выше локтей и хорошенько тряхнул. Кряжич бросил в жреца неведомо откуда взявшимся гнилым яблоком, промазал.

— Говори, тварь, куда делся дракон! Говори, пока я тя ногами не забил! Куда он ушёл? Куда ты его отвела? К кому?

Жрец снова тряхнул Нить, и у неё клацнули зубы.

— Его не я вела. Его лес звал! Я рядом просто была!

На треск кряжичей сбежалось мелкое лесное зверьё, слетелись насекомые — мухи, комары, противная болотная мошка.

— Где-е?! — Жрец уже ревел. — Где ты рядом с ним была, тварюга скудоумная? Куда он поделся, куда?! Пальцем покажи, ты, скотина недодушенная!

Схватил её за крыло, дёрнул-вывернул, хрустнул сустав, закричала волокуша. Вокруг жрецов вилась мелкая мошкара, лезла в нос и глаза. Жрецы мотали головами, хлопали себя по щекам и зверели ещё больше.

— Я её утоплю! — Жрец сгрёб Нить поперёк туловища. — Или сожгу во славу отца-солнца!

— Не надо! — кричала она, мотая в воздухе руками и ногами.

Крылья, прижатые к телу, невыносимо выкручивало, а крыло, которое рванул жрец, пекло, словно из него выдернули пучок перьев сразу. Тупая болотная мошка теперь вилась вокруг Нити, утратив интерес к жрецам.

— Не надо жечь! Я сказать не перечу! Я не перечу! Я лишь не знаю, куда делся он! Поющий Небу в пещеру вошёл! Его лес позвал, его лес увёл! Куда лес увёл — я не знаю! Вон там пещера! Вон там пещера, выпусти! Выпусти, покажу!

— Тьфу ты.

Жрец разжал руки, Нить ахнулась наземь, всхлипнула.

— Вы видите? Она ж нарочно выводит! Нарочно! Чё сразу не сказать?

Саднило руки и плечи, болело ребро слева снизу, невыносимо ныло вывернутое крыло, сгибалось-скукоживалось, мелко дрожало перьями.

— Да говори уже, тварь! — Гаркнул жрец и ударил её ногой под рёбра. — Ты скока времени уже у нас отожрала! Он же утечёт! Вставай на лапы! Где та пещера? Чё дракон там забыл? Веди, тварь! Вставай и веди!

Нить, всхлипывая-постанывая, поднялась на ноги, сделала шаг, другой. Она видела, как от восточных болот несётся рой мелких пчёл, спешащих на трескучий призыв кряжичей. Нить не была уверена, что пчёлы остановят жрецов, но кроме пчёл тут никого не было. На мелкое лесное зверьё надежды уж точно никакой, а опасности сам лес и разогнал на пути Илидора.

— Я спросил, — её больно дёрнул за волосы шагающий позади жрец, — спросил, чё дракону надо в пещере. Он за эльфом пошёл? За эльфом?

Нить съёжилась, обняла себя левым крылом. Шевелить правым было больно.

— Я не знаю про эльфа. Поющий Небу шёл на зов леса. Лес его звал.

— Я нихрена не понял, чё она лопочет, — буркнул лохматый жрец, обращаясь к остальным. — Ну точно тварь. И лопочет там что-то по-своему, по-тварьски.

— Выжгем мы в нашем лесу всю тварь во имя отца-солнца.

Её снова ткнули в спину.

— Не болтай, — сухо уронил длиннолицый.

— Так ей всё равно уже.

Вслед за Нитью все трое подошли к пещере. Лаз стал мшист и тёмен. Над головами тихо гудели пчёлы. Кряжичи молчали.

«Почему он сказал, что мне всё равно?», — с пульсацией крови шумело в ушах.

— Так чё ему там, в пещере? Он щас там?

Волокуша покачала головой. Лохматый жрец подошёл к Нити, встал рядом и как-то очень по-хозяйски положил руку ей на плечи. Волокуша почувствовала, как костенеют её спина и ноги.

Пчёлы спустились ниже, зажужжали громче. Длиннолицый посмотрел на них с лёгкой тревогой, но тут же переключился на Нить: пещера занимала его больше.

— Значит, дракон вошёл в пещеру, но теперь он не в пещере. — Голос жреца позвякивал. — А где же он тогда?

— Я не знаю, — пропищала Нить и съёжилась в ожидании оплеухи, но рука лохматого жреца лишь чуть потяжелела на её плече. — Поющий Небу здесь пошёл, я с ним вошла, он через другой ход вышел, я назад пошла, во мне стая нуждается, я уйти должна, я ушла, он ушёл…

С юга подлетал второй рой пчёл, побольше первого. В недрах кряжичей стал рождаться тонкий писк, какой бывает во влажных ветвях, сдуру брошенных в огонь. На западе, совсем недалеко, взвилась в небо стрела с красной лентой, пущенная из стрелуна, какие носят на запястьях дозорные волокуши.

— Ну, пойдём в пещеру, значит, — решил лохматый, обернулся к приятелям, о чём-то просигналил им бровями и снова обратился к Нити: — Ты пойдёшь первой. Если заорёшь или что-то такое выкинешь — ноги переломаю, ясно? Переломаю каждую кость на каждой ноге.

Нить быстро закивала. Над её головой встретились два роя мелких щипучих болотных пчёл. Свист кряжичей стал отрывистым и низким, теперь он напоминал бой барабанов.

— Да ты не боись — сказал вдруг коренастый жрец в короткой мантии. — Мы ему ничё не сделаем. Ток расспросим кой о ком. Надо очень расспросить.

Лохматый, ладонью зажав Нити рот, пинками погнал её в пещеру. Волокуше только и оставалось, что идти, поскуливая от страха и отвращения, – чужая ладонь, зажавшая рот, впившаяся в дёсны — это было настолько тошнотворно и мерзко, что перебивало даже лютый звериный ужас в горле и животе — до встречи с этими тремя людьми Нить даже не знала, что может чувствовать такой ослепляющий, оцепеняющий страх. Слова терялись, слова разбегались. Нить всё хотела найти слова для того, что происходит сейчас, что происходит с ней и что это означает, — слова бы помогли понять, как нужно действовать, как поступить правильно, какого действия ждёт от неё лес… Но слова терялись, слова не хотели называть события и выбирать для них действия.

Если Поющий Небу — дракон, если лес провёл его через эту пещеру, и теперь Нить входит в эту пещеру, ведомая жрецом, с зажатым ртом, с чужой тяжёлой рукой на плече, то… то…

Пещеру захватил непроглядный мрак. Никогда, никогда прежде эта пещера не была такой тёмной, но теперь у неё внутри пряталась и разрасталась бесконечная беспросветная чернота. Ни следа лепестков или хотя бы белого пепла. Ни лучика солнца, ни крошки надежды, и можно не сомневаться, что второго выхода из пещеры тоже больше нет.

— Это чё? — спросил над ухом Нити голос жреца, и тут же снаружи заорали двое других.

Так орут только люди, на которых бросились бешеные болотные пчёлы. У болотных пчёл кошмарные мелкозазубренные лапки, колючие, царапучие и вдобавок ядовитые, потому ещё и пекучие.

Жрец, держащий Нить, вздрогнул, рванулся сначала на крики приятелей, а потом — прочь от них, в пещеру, в её тёмный спасительный мрак, и выпустил Нить, а она, успев лишь осознать, как ужасно болит её вывихнутое крыло, сиганула вперёд и вниз, в спасительную, пугающую, непроглядную темноту пещеры.

***

В то, что Поющий Небу — дракон, Нить поверила почти сразу и безоговорочно. Поверила жрецам, пускай сами по себе они и не вызывали никакого доверия. Но ведь если плохой, неприятный и даже лживый человек скажет: «Солнце встаёт на востоке» — разве это окажется неправдой лишь потому, что человек неприятен и лжив?

Если Илидор — дракон, то это объясняет сразу множество странностей и даёт ответы на многие вопросы.