Скорей уж стоило бы сказать, что волокуши видят глубоко, а не далеко. Даже Нить, совсем юная и явно не воспринимаемая стаей всерьёз, видит и понимает больше многих знакомых Илидору людей, эльфов или гномов. Эти странные люди-птицы довольно проницательны. И, между прочим, это значит, что…

— Стая не поддержит Храм, — произнёс золотой дракон, и это был не вопрос.

Нить покачала головой.

— Храму в Старом Лесу не место. Пускай красивые слова речёт Водырь Слепцов. От красивых слов его правде не появится места в Старом Лесу.

«Водырь слепцов», — одними губами повторил Илидор, и на затылке его встала дыбом чешуя, несуществующая в человеческой ипостаси.

Отчего-то накатило чувство вины, что-то тошнотворное заворочалось в животе, ожидание беды, такой огромной и неминуемой беды, которую уже нельзя предотвратить и сгладить, как нельзя предотвратить несущуюся с гор лавину.

Илидор помнил лавину, сошедшую с горы Иенматаль, в той, другой его жизни, когда Льод Нумер устроил зимнюю экспедицию в домен Зармидас. О сходе лавины предупредил ледяной дракон Гружвэуаурд. Илидор помнил, как они с Гружвэуаурдом, перенеся эльфов на соседний склон, смотрели, как несётся с горы снежное месиво, как сметает на своём пути валуны и вырывает с корнями деревья, как клубится вокруг этого месива снежно-ледяная взвесь и, кажется, тонко подзуживает лавину, чтобы неслась быстрее и ещё быстрее.

— А как вы называете Йеруша Найло? — спросил Илидор, усилием воли выбрасывая себя из воспоминания.

Нить смотрела непонимающе.

— Того эльфа, который тоже пришёл вместе с Храмом и ушёл незадолго до меня.

Волокуша кивнула — поняла, но почему-то помедлила с ответом. Не то вспоминала, не то спорила сама с собой о чём-то, а может, размышляла, стоит ли отвечать Илидору. Но ответила:

— Матушка Пьянь назвала его Буйством Воды.

***

Один эльф и шестеро усопцев шли по Старому Лесу, обходя поселения и торговые тропы. То и дело приходилось продираться через густые заросли ивняка или буйно разросшегося подлеска. Один раз довелось довольно долго брести вдоль берега неглубокой речушки в поисках брода, поскольку заходить в воду усопцы отказались наотрез, и сколько бы Йеруш ни доказывал им, что ничего страшного не случится, в воде и так вечно плавает куча всякой дохлятины — никакого действия его слова не возымели.

Усопцы не разговаривали и не издавали звуков, зато Йеруш тараторил без умолку и за всех. Картинки и голоса в голове до поры перестали его донимать, и Найло стремительно заинтересовался всем происходящим вокруг.

— Ты ведь разговаривал со мной! — Выкрикивал Йеруш и носился вокруг Ньютя. — Я помню! Ты говорящий! Или ты разговариваешь только под плотоядными деревьями? Нужно найти такое дерево и поставить тебя под ним, всех вас нужно поставить под ним, и вы будете говорить, а я буду слушать, хотя нет, я не буду слушать, на кой мне это нужно, что толкового вы можете мне сказать? Или можете? А? Нет? Где тут ближайшее плотоядное дерево?

Ньють шагал вперёд мерно и сосредоточенно, как гномская машина, словно и не слыша воплей Найло.

Они долго шли по влажным болотистым землям, где над тропами нависали скорбные косы ив, под ногами чвякало, а мокрый воздух делал звуки зловещими. Это место удивительно подходило Йерушу Найло. Затем выбрались в местность, изрытую горбами и складками каменистой почвы. Тут росли колючие метельчатые травы цвета увядающей осени, а среди холмов и над макушками деревьев то и дело маячили крыши разрушенных домов. Крыши преследовали путников, подглядывали за ними из-за каменистых горбатых холмов, неумело прятались за стволами вязов. Стволы были толстые и перекрученные, словно какой-то исполин пытался отжимать воду из вековых деревьев.

Сегодня на пути стали там-сям попадаться скалистые выступы, они выглядели посреди леса странно, словно зубы на ладони, и Йеруш подметил, как внимательно смотрит Ньють на эти куски скал. А Найло он как будто не замечал, нет, словно и не было рядом никакого Найло. И в глаза ему ни разу не посмотрел, после того как привёл в обиталище голема.

Котуль-подлеток старался всю дорогу держаться так, чтобы между ним и неугомонным Йерушем был ещё один котуль или оборотень. Старуха смотрела на Найло в упор пустыми глазами слепца или безумца, а на привалах норовила устроиться с наветренной стороны от эльфа и вычёсывала пальцами свою шерсть. От этого в ней появлялись новые проплешины, а одежда Йеруша теперь была основательно укрыта неотчищаемым подшёрсточным пухом.

Найло собирал шерстинки в пробирки и время от времени что-то с ними мудрил: подсыпал какие-то порошки, подливал водички, запихивал в пробирки безмолвно стенающих насекомых. Несколько раз, якобы случайно оказавшись рядом с Ньютем, женщиной-котулей или одним из оборотней, Йеруш выдёргивал несколько шерстинок из их хвостов или с боков и эти шерстинки тоже ссыпал в пробирки.

Усопцы, к счастью, ничего не чувствовали.

Они ловили в реках рыбу для Найло, находили ягодные поляны и крахмальные деревья.

— А оборотни говорящие? — не унимался Йеруш. — И разумные, что ли? А почему они оборотни, если не оборачиваются? А ну обернись, животное, когда я с тобой разговариваю!

Звери смотрели на эльфа с утробной тоской, а эльф скалился и беззвучно смеялся.

Вскоре оборотни стали явственно сторониться неутомимого Йеруша, который задавал пропасть ненужных вопросов и всерьёз пытался тащить усопцев к тем немногим плотоядным деревьям, которые им не удавалось обойти стороной. Найло хватал за руки котулей и волок их к деревьям, упираясь пятками в землю и пыхтя, а оборотней подпихивал коленями в грудь, словно звери были безвольными безмозглыми тумбочками.

Вырваться из хватки Йеруша оказалось непросто, так что котули при виде очередного плотоядного дерева повадились прятаться за оборотнями. Те были тяжёлыми и вёрткими, так что пихал их Йеруш без толку, а вцепиться как следует и потащить не мог: обхватывать этих зверей за шею Найло при всей своей увлечённости не рисковал. Да и тяжёлые они, неизвестно ещё, кто кого потащит.

Вскоре, однако, оборотни стали вздрагивать при виде плотоядных деревьев и при звуках голоса эльфа.

Словом, Йеруш двигался к цели в компании шестерых усопцев, которых за два дня умудрился допечь так, как способен допечь только Йеруш Найло. И если ни у кого из усопцев не случилось в дороге нервного срыва, то лишь потому, что нервных срывов не бывает у тех, кто не жив.

***

— Там недоходимая тропа, — твердила Нить, отдуваясь: путники взбирались на подъём среди сосен, под ногами шуршали сухие иглы, где-то далеко ухала сова. — На север нет дороги. Владения шикшей лишь на западе, а поселения людские — на юге. Если же на север пройти надобится, то на восточные тропы вернуться придётся.

Илидор, то и дело оступаясь на ковре разъезжающийся хвои, весело и упорно уверял: тропы на север есть! Даже несколько, и ближайшая ведёт через небольшую пещеру в скальной гряде.

— Ну вот же! — сверкал он улыбкой и показывал Нити карту.

Нить не понимала карт, но твердила, что тропы на север — недоходимые. И что нет в скальной гряде никаких сквозных пещер. А та пещера, которую описывает Илидор, просто упирается боком в ту самую небольшую скальную гряду, за которой — огромный, глазом не охватить, туманный овраг, а больше ничего. Можно обойти этот овраг с севера и выйти на болота, которые потом закончатся в землях грибойцев, а можно обойти овраг с востока и добраться до земель шикшей, если Поющий Небу почему-то этого желает…

Но никакого озера на севере нет, снова и снова повторяла Нить, там есть лишь огромный туманный овраг, из которого летом ползёт сонный дым, а зимой слышатся древесные стоны!

В конце концов Илидор и Нить почти начали кричать друг на друга, и волокуша сочла за благо прекратить спор, пока Поющий Небу не рассердился и не прогнал её.

Она пошла за Илидором вовсе не для того, чтобы спорить и пререкаться, и если он хочет идти по несуществующей дороге — то его желание и его решение. До пещеры, которая нужна Илидору, они доберутся завтра днём. И, если Нить права, а она знала, что права, то Илидор сам увидит, что никакого выхода в северной части пещеры нет, и тогда ему придётся придумать что-то ещё.