– Не боитесь, что под Магдебургом Людендорф окажет нам яростное сопротивление? Ведь он отлично понимает значение этого железнодорожного моста.
– Нет, ваше превосходительство. Не думаю, что собранные под Магдебургом войска смогут противостоять силе ударного кулака генерала Сверчкова. Кроме того, предлагается нанести вспомогательный удар под Виттенбергом. Здесь у нас также имеется неплохой плацдарм за Эльбой, и по данным разведки, там нашим солдатам противостоят части неполного состава. Будь у генерала Зимина больше сил, удар бы получился отменным, но увы. За столь короткий срок создать второй ударный кулак нереально. Хотя, по нашему мнению, Людендорф не сможет устоять и против такого удара.
– Завидую я вашей легкости, Николай Николаевич, так просто расправляетесь с самим грозным Людендорфом. Вот бы так в начале войны.
– Зря иронизируете, ваше превосходительство. Тогда у господ Людендорфа и Гинденбурга были союзники, а самое главное, не были разбиты их лучшие части, да и наша армия была другой. Без тачанок и автоматов, без запаса снарядов и патронов, без нужного количества пулеметов и пушек. А то, что мы не ожидаем серьезного сопротивления немецких войск, так в том вина самих фельдмаршалов и кайзера Вильгельма. Уж извините.
– Хорошо сказано, Николай Николаевич. Когда планируете начать наступление? Господин Ллойд-Джордж уж больно торопит.
– Не позднее 17 декабря, Лавр Георгиевич. Так можете и передать господину премьер-министру. Думаю, к этому времени англичане еще не успеют сдать Лондон.
– Будем надеяться. Ну, а что будем просить у британского льва взамен на этот раз? Ваше слово, Николай Григорьевич, – обратился Корнилов к Щукину, скромно молчавшему все это время.
– По моему твердому убеждению, следует требовать от англичан возвращения Гибралтара Испании. Наши дипломаты уже провели предварительные консультации с королевским двором Мадрида и, естественно, получили самое горячее одобрение наших действий. Сегодня в Москве должно было состояться подписание соглашений с испанским послом относительно дальнейшего статуса этой крепости. Возвращая Гибралтар Испании, мы надеемся получить право стоянки наших кораблей в этой крепости, – произнес генерал.
– Не слишком ли вы сильно задираете англичан, Николай Георгиевич. Ведь они могут и взбрыкнуть, мало не покажется, – осторожно спросил Корнилов.
– Никак нет, в самый раз, Лавр Георгиевич, – твердо парировал слова Верховного Щукин. – Другая такая возможность провести полную санацию Средиземного моря от британского присутствия у нас в обозримом будущем вряд ли предвидится. А вот в то, что Британия сможет нам жестоко отплатить, я не верю. Воевать с нами они однозначно не будут. Ведь мы же не беззащитные буры, встретим господ бриттов по всем правилам военного искусства. Что же касается различных пакостей в виде всевозможных провокаций и натравливания на нас соседей, то подобным они занимаются испокон веков, нам к этому не привыкать.
– И все же мне кажется, что просто так англичане Гибралтар не отдадут. Уж очень много он для них значит, – высказал сомнение Марков.
– Ну и что? Мальта для них тоже очень много значила, а ведь отдали. И без единого выстрела, прошу заметить. Отдадут и Гибралтар, куда им деваться в нынешних условиях. Ведь это у них, а не у нас под Москвой немецкая дивизия стоит, – вместо Щукина ответил Духонин и, заметив сомнение в глазах Корнилова, добавил: – Ставкой уже отдан приказ адмиралу Колчаку об отправке к Гибралтару кораблей его эскадры. Официальный приказ – оказание помощи испанской стороне в решении территориального вопроса в ответ на ее обращение. Ну, а в случае чего, адмиралу Беренсу разрешено применить силу, как и в александрийском инциденте.
– Ох, и не любите вы англичан, Николай Николаевич. Ведь отплатят они вам за все ваши добрые дела, – пожурил Верховный правитель Духонина, главного инициатора изгнания британцев из Средиземного моря.
– Волков бояться, в лес не ходить, ваше превосходительство, – с достоинством молвил генерал. – К тому же у меня слишком хорошая память на деяния господ союзников в этой войне. Я им никогда не прощу планов отторжения от России нашего севера.
– Мы несколько отвлеклись от основной темы нашего разговора, – хмуро произнес Корнилов. – Итак, мы наносим удар под Магдебургом, и далее следует продвижение наших войск исключительно по железнодорожным путям. Невообразимо. Если бы кто мне год назад сказал, что вот таким образом мы будем заканчивать войну, не поверил, господа.
Верховный хотел еще что-то добавить, но в это время дверь салона открылась, и в ней возник Покровский с телеграммой от Алексеева, извещавшей о подписании в Москве между двумя странами соглашения о Гибралтаре. Быстро прочитав строки сообщения, Корнилов кивнул головой адъютанту и обратился к генералам:
– Что же, испанцы дали свое согласие. Теперь дело за нами.
Примерно в это же время, пока в вагоне Верховного правителя шло обсуждение планов наступления за Эльбу, адмирал Михаил Беренс приводил к замирению город Киль и находившиеся в нем корабли балтийской эскадры имперского флота. Конечно, обозначение трех старых линкоров балтийской эскадрой могло показаться очень громким, но факт оставался фактом. Линкоры «Шлезен», «Ганновер» и «Шлезвиг-Гольштейн» не собирались спускать свой флаг без боя.
По каналам разведки адмирал Беренс был информирован о намерениях противника драться до конца и потому не был настроен на легкую победу. Ему совершенно не импонировало вести бой против единого немецкого кулака, состоявшего из нескольких береговых батарей и трех линкоров врага, пусть старых, но имевших на своем вооружении двенадцатидюймовые пушки. Поэтому он решил обмануть противника и перед подходом к Килю разделил свой отряд на две части. Линейный крейсер «Наварин» вместе с несколькими миноносцами должны были прикрывать высадку десанта на морском побережье вблизи Киля, а линейному крейсеру «Бородино», вместе с отрядом эсминцев, предстояло выманить врага из его укрытия.
Вначале командующий балтийской эскадрой контр-адмирал Фридрих Шлефер не собирался атаковать русские корабли, намереваясь действовать исключительно от обороны. Из трех кораблей, находившихся на рейде, только два, «Ганновер» и «Шлезвиг-Гольштейн», могли оказать русским достойное сопротивление. Машины третьего германского линкора «Шлезен» так и не были приведены в полную готовность, и поэтому старый корабль мог поддержать своих товарищей только огнем своих калибров.
Когда Шлеферу доложили о приближении к Килю отряда русских кораблей во главе с линейным крейсером, то адмирал обрадовался. При таком соотношении сил он не только мог отбить нападение неприятеля, но и нанести ему существенный урон. Выйдя на капитанский мостик флагмана «Ганновер», Шлефер стал неторопливо ожидать дальнейших действий противника, но известие о появлении под Килем русского десанта сильно встревожило его. Отлично защищенные со стороны моря, береговые батареи Киля были совершенно беззащитны от ударов с тыла. К тому же адмирал знал, сколь ненадежны сухопутные части, расположенные в Киле. Только одно присутствие линкоров и твердая позиция командующего, пообещавшего открыть огонь по берегу, удержали город от капитуляции русским за «чечевичную похлебку».
Оказавшись перед угрозой нападения на Киль с суши, Шлефер был вынужден перейти к активным действиям и вывести свои линкоры в море для уничтожения вражеского десанта, который по сообщению постов наблюдения прикрывали только миноносцы. Адмирал сильно рисковал, намереваясь вступить в бой с новеньким «Бородино», но он очень надеялся, что калибры противника несколько уступают калибрам его линкоров.
Первыми порт покинули эсминцы капитана Крафта, вступившие в бой с кораблями крейсерского прикрытия, и только затем из Киля вышли линкоры, держа курс на юг. Однако не успели германские линкоры пройти и полкабельтова, как угодили под огонь русского крейсера, орудия которого били гораздо дальше, чем на то рассчитывал адмирал Шлефер. В результате этого его линкоры находились под огнем врага, тогда как их орудия не могли отвечать ответным огнем. Пристрелка русских комендоров продолжалась около пяти минут и принесла результаты. После третьего залпа один из снарядов «Бородино» угодил в нос флагманскому «Ганноверу», а после пятого на линкоре возник пожар. Обозленный безнаказанным обстрелом, Шлефер решил атаковать врага и отдал приказ идти на сближение, однако русский крейсер уклонился от огневого контакта, быстро отступив на юго-восток.