— Что именно?

— Ты смог меня ударить.

— О, заметил. Хорошо вышло.

— Лучше, чем ты думаешь, Римус Галлен. Каждую твою смерть я был немного быстрее, а ты чуть дольше выживал.

Призадумываюсь. Нет, я такого не замечал. Всё казалось однотипным и повторяющимся.

— И что это значит? Что я… учусь?

— Не просто учишься. Твоё сознание адаптируется. Когда оно понимает, что умрёт, то работает в полную силу. Такого результата не достигнуть обычными тренировками. Только в страхе перед настоящей смертью сознание раскрывает себя.

— Надо же… — очень философски подмечаю я.

— Римус, как думаешь, сколько мы уже здесь?

— Не знаю. По ощущениям я помер раз пятьдесят… По времени. Может, дня три-четыре.

— Четыре месяца, Римус.

Сердце замирает и… начинает выбивать бешеный ритм.

— Не может быть! — Впиваюсь в глаза Альдавира: вдруг он врёт. — Я не настолько спятил, чтобы так ошибиться.

— Ты погиб шестьсот тринадцать раз.

Тишина. В его взгляде я не вижу вранья.

Отворачиваюсь, смотрю на кусты можжевельника, трепыхающиеся на ветру.

— Как это возможно?

— Время было ускорено в десятки раз. Твое сознание умирало много-много раз и, в отличие от тебя, считало, что смерть настоящая. Поэтому ты забыл многое, через что тебе пришлось пройти. Мозг стирал лишнее, страшное, опасное, самое неприятное, чтобы не… перегореть. Но он оставил тебе самое важное: понимание, как выживать в новой реальности. Он адаптировался. Поэтому ты смог меня ударить, ученик. И скажу честно, ты… был на грани. Успел в последний момент.

Тишина.

— И что бы произошло, если бы я не справился?

— Ничего хорошего. Я никого до тебя не обучал. Особенно так.

— Вот как. Наверное, мне не захочется узнать, что я забыл, а? — хмыкаю я.

Альдавир почему-то веселеет:

— Ну, пару сотен раз мне пришлось тебя добивать. Неудачно ранил, а умирать сам ты не хотел. Кстати, я впечатлён, ты ни разу не просил тебя добить. Огрызался до последнего.

— Ясно. Стёртый я — весь в меня.

— Один раз ты свалился в расщелину неподалеку. Очень глубокую. Свалился и пропал… Это было очень странно, потому что если бы ты умер, то цикл бы перезапустился. Значит, ты был жив, но я не смог тебя найти. Я спустился вниз, обыскал все проходы, все пещеры, но так и не смог тебя найти.

— Бывает. Заблудился.

— Нет, ты не заблудился. Это была моя ошибка. Я не досмотрел, и каким-то образом ты сбежал от меня, а этого нельзя было допустить. Теряться в этом месте нельзя. Если не перезапустить цикл за час, то мозг начинает разрушаться. Слишком большая нагрузка. И знаешь, сколько тебя не было?

— Два часа?

— Двадцать семь дней, пять часов, семь минут и три секунды.

По телу бегут мурашки. Ничего не отвечаю.

Альдавир сверлит меня взглядом. Насквозь. Будто в душу заглядывает. Наконец говорит, понизив голос:

— Где ты был, Римус Галлен? Ты что-нибудь помнишь? Хоть что-нибудь?

— Говорю же, нет.

— Ты не до конца понимаешь, что произошло, да? Это место не совсем в нашем воображении. И мы не совсем спим. Это место работает по принципу секций в анклаве, которые обновляются после каждого хозяина, подстраиваясь под его личность. Понимаешь? А ведь они вполне реальны, хотя и не существуют для тех, кто не находится в анклаве. Я научился создавать подобие этих секций без использования катализатора. Вместо него я использую, — он тычет себе в висок, — наши головы.

— А переместить сюда что-то можно? Ну, как в анклав.

— Нет. Мы не Джыр и не в состоянии перемещать сюда что-то или забирать отсюда. Это дешёвое подобие анклава, оно существует только в наших головах. Я пытался сделать лучше. Но вы с Джыром разрушили купальню.

— Сам виноват.

— Возможно.

Сидим молча. Спрашиваю:

— Так мы переместились или спим?

— Ни то, ни другое. Переместили свой разум, но не тело. Для твоих людей я сейчас просто медитирую, а ты спишь.

— Всё это слишком… ненаучно, что ли. Много неизвестного.

— Согласен. Я сам не до конца понимаю, как это работает. Только Джыр знает. Мы же как первобытные люди, впервые использовавшие огонь. Но я думаю, что катализатор — это что-то вроде разума Джыра. Он позволяет им пользоваться, создавая пространство вне времени — анклав. Только физический, а не как тут. Его разум намного сильнее нашего, и мы не можем надолго тут задерживаться. Единственный способ продлить пребывание — убить себя и обнулить пространство.

— Стоп, но ты же себя не убивал.

— Ты в этом уверен? Как думаешь, что происходило каждый раз, когда я убивал тебя? Думаешь, я возвращался и садился в ту же позу, ожидая, когда ты «воскреснешь»? Нет, ученик. Каждый раз, убив тебя, я убивал и себя. Тогда-то всё и начиналось сначала.

Этого я тоже… не ожидал.

— Не знал. Весьма… самоотверженно с твоей стороны.

— Мне не привыкать. Как, думаешь, я научился тому, что умею? Так же, как и ты сейчас. Только у меня не было такого учителя.

Даже как-то… неудобно, честно говоря.

— Ладно, буду звать тебя учителем. Ну, если я и правда чему-то научился. Потому что твой рассказ, честно говоря, немного пугает.

Молчим. Интересно, нам просыпаться не пора? Что-то всё это становится совсем невесело.

Альдавир, похоже, не торопится:

— Это наше общее измерение. Мы оба владельцы анклава, хоть я и бывший. Как я и сказал, чтобы его перезапустить, нужна смерть обоих. Когда ты пропал, я думал, что это наш конец и через час я начну сходить с ума, но… Каким-то образом ты забрал на себя всю нагрузку этого места и… просто разгуливал где-то месяц. И ты ничего не помнишь? Не помнишь, что делал и где был? Мне понадобились сотни лет, чтобы попасть сюда и просто выдержать час. А ты? Ты… Почти месяц… за нас… обоих…

Альдавир качает головой, разводит руками.

Я же пожимаю плечами:

— Предлагаю об этом не задумываться. Как-то мне не по себе от того, что я бродил целый месяц в каком-то мутном полупространстве между разумом и реальностью, да ещё и не помню этого.

— Наверное… Так, хватит. Пора выходить и…

— Догонять орла? — вздыхаю я.

— Ты и правда подумал, что это возможно? Тебе ещё учиться и учиться, ученик. Всё, третий урок окончен. Отправляемся в Аббатство!

Бледный, уставший Альдавир сидит напротив меня.

Вот теперь я точно знаю, что не сплю. Только по-настоящему проснувшись, можно быть в этом уверенным.

Но…

Происходит что-то странное.

Всё будто в мыле. Мир какой-то ленивый, медленный, заторможенный. Звуки деформировались, растянуты, неестественны. Поворачиваю голову и вижу за спиной Альдавира Торна. Он двигается… но очень медленно. Будто в воде.

Только Альдавир в этом кошмаре кажется нормальным.

— Видишь это, да?

— Всё как будто… замедлилось.

— Восприятие времени только в наших головах. Ты ведь понял это ещё тогда, в купальне.

— Что-то… мне так не нравится.

— Пройдёт через пару минут. Последствия длительной нагрузки на разум.

— Я всё равно не понимаю, как это работает. Я ускорился? Или мир замедлился? Вот так вот просто?

— Ни то ни другое. Представь, что ты с рождения ходил с утяжелителями на руках и ногах. И через пятьдесят лет снял их. Ускоришься ты? Или мир замедлится? Только сейчас мы проделали такой трюк с разумом.

— Разве тело может выдержать такие нагрузки?

— Разум имеет безграничные возможности, а тело ему подконтрольно. Не путай воинское мастерство с восприятием времени. Первое зависит от тренировки тела. Второе — от тренировки разума. Попробуй встать…

Так и делаю и… чувствую странную тяжесть. Будто воздух давит со всех сторон. Вопросительно смотрю на Альдавира.

— Не всё так приятно, как ты думал, да? Твой разум и тело — одно целое. Но, например, одежда на тебе к этому целому не относится. В искажённом времени всё вокруг сопротивляется. О тяжёлых доспехах — забудь. Это то же самое, что двигать собой стену. Меч станет непослушным. Даже окружающий воздух превратится в молоко, через которое тебе придётся прорываться. В этом мире время течёт иначе, и миру не нравится, что кто-то это оспаривает.