— Боже мой, так это Киплинг! Гавр, он же Нобелевский лауреат! Один из любимых писателей моей мама. До сих пор помню, словно это было вчера, рождественский вечер, свет восковых свечей и голос мамы: «Я научил тебя Закону Джунглей — общему для всех народов джунглей, кроме Обезьяньего Народа, который живёт на деревьях. У них нет Закона. У них нет своего языка, одни только краденые слова, которые они перенимают у других, когда подслушивают, и подсматривают, и подстерегают, сидя на деревьях. Их обычаи — не наши обычаи. Они живут без вожака. Они ни о чём не помнят…»

Слушая баронессу, я почувствовал, как по спине побежали мурашки, величиной с кулак: сейчас эти слова мудрого медведя воспринимались совершенно иначе, чем в детстве, когда, чего греха таить, они особо и не задержались в памяти жаждущего экшена мальчишки. Но теперь, попав в неожиданный переплёт с анаврами, Законом Равновесия Реальности и Хранителями, я ощутил себя, словно Маугли, несмышлёным лягушонком в джунглях. Вот только ему было не в пример легче. Маугли отвечал только за себя…

Трудно понять, кто в этой аллегории Обезьяний Народ. Кто же здесь Каа, Багира и Балу, мне кажется, я почти догадался. Осталось найти Красный Цветок, потому что Железный Зуб и какое-никакое знание Закона Джунглей у меня уже в наличии.

Что ни говори, а идея почитать стихи вместо сказки, оказалась не такой уж и плохой. И Ольга по-настоящему отвлеклась от мрачных мыслей, расслабилась. Я, наконец, увидел баронессу такой, какой бы мог встретить до войны. Прекрасной образованной девушкой с великолепным чувством юмора, тонко чувствовавшей настроение и музыку слов.

Хотя о чём это я? Где, скажите на милость, мог бы встретить сирота и крестьянский сын Гаврила Никитич Пронькин баронессу Вревскую? И уж, тем более, читать ей стихи при луне. Ох уж эти сказки…

Я не заметил, как снова ушёл глубоко в себя вместе с невесёлыми мыслями. Синдром психологического рикошета: утешая, расклеился сам. Неожиданно прохладные ладони закрыли мне глаза, а волосы на затылке зашевелились от тёплого дыхания.

— Кто вы такой, герр Пронькин? — вроде бы шутливо, но с напряжением, прошептала Ольга.

Неожиданно. Что это? Какая-то игра? И почему баронесса решила удовлетворить своё любопытство именно сейчас? Похоже, мой прокол со стихами всё же простимулировал её воображение. Даже интересно стало, что же больше всего смутило баронессу?

Неожиданные вопросы порождают спонтанные решения. Я решил подшутить над девушкой. Луна располагала к мистическому настрою, да и ничего другого, более оригинального, на ум не пришло.

— «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо!» — процитировал я зловеще.

Тихий вскрик и толчок, от которого я чуть не сверзился в небольшую канаву и у дороги были мне ответом. Однако, каков темперамент!

Обернувшись, я наткнулся взглядом на абсолютно белое в свете луны лицо Ольги. Губы её дрожали, а ладони были прижаты к груди. Вот же, дура! Неужто за чистую монету приняла? Н-да, ох уж эта неокрепшая психика и не тренированная ужастиками натура девушки начала двадцатого века.

Пожалуй, надо срочно исправлять положение.

— Ольга Евгеньевна, душенька, простите, свалял дурака. Пошутил неловко! Ночь эта, луна дурацкая. Извините великодушно, не думал, что воспримете буквально.

— Перекрестись… — скорее догадался я по шевелению губ баронессы, чем услышал едва различимый шёпот.

Мысленно плюнув, но сохраняя внешне полную серьёзность, я трижды размашисто перекрестился и, стараясь не спешить, размеренно прочёл символ веры.

Баронесса продолжала стоять столбом. Ну хотя бы руки опустила и перестала выглядеть великомученицей. Похоже, даже если я промахнулся со своей шуткой, реакция всё равно странная. Или Ольга ждала какого-то другого ответа?

Сестра милосердия пошевелилась, зябко обхватив себя руками за плечи. Я попытался приблизиться, но она отпрянула от меня, как от огня. Из её взгляда почти ушёл страх. На этот раз вопрос прозвучал не кокетливой шуткой, а почти ультиматумом.

— Пронькин, кто ты такой?

Ого, впервые на «ты»? Похоже, Ольга успела себе напридумывать сорок бочек арестантов.

— Мадемуазель Вревская, если моя шутка дала повод…

— Я подслушивала твои разговоры с Вяземским! — с вызовом бросила мне баронесса, сразу став похожей на гимназистку, уличившую одноклассника в страшном нарушении дисциплины.

Вот тебе и раз! Любопытная Варвара, то есть Оля. Мда-а, и я ведь ни сном, ни духом. Партизанка! Столько терпела, а тут не вынесла душа томленья. И что мне с ней прикажете делать?

Ну раз такое дело, попробую пойти на контакт. Даже интересно, что эта девушка из подслушанных бесед вынесла. И кем же она меня считает, если от цитаты из «Фауста» её так взбодрило?

— Ольга Евгеньевна, — вздохнул я, — что вы хотите знать? Только учтите, после моих ответов мир для вас перестанет быть прежним.

К чести молодой баронессы, она всё же подумала. Целую минуту! Просверлила меня взглядом и, наконец, решилась.

— Хочу знать правду. Всю правду, Гавр!

— Что ж, извольте. Но на ходу это, знаете ли, немного не комильфо. К тому же становится довольно ветрено. Предлагаю немного вернуться по дороге, там недалеко я заприметил навес с прошлогодним потемневшим стогом сена и рядом небольшой склад брёвен. Там нам будет намного удобнее: разговор может выйти длинным.

— Извольте, — ответила Вревская, хотя и заметно было, как её распирает любопытство. Вон, губу нижнюю кабы не до крови прикусила.

Баронесса снова снизошла до прогулки под ручку. Я же мысленно отбросил все оставшиеся сомнения. За время наших уроков немецкого Ольга показалась мне вполне здравомыслящей барышней. Она заслуживала шанс сделать осознанный выбор в своей судьбе. А я постараюсь рассказать ей многое, по возможности не привнося своего мнения на исторические события ближайших лет. Если завзятому фаталисту Вяземскому плевать на свою судьбу в новой России, то Вревскую мне искренне жаль.

Навес оказался довольно добротным строением, обитым с двух сторон горбылём и забитым почти доверху спрессованным душистым прошлогодним сеном. Мои опасения в сырости этого места были напрасны. Ну вот, всё по канону, сеновал, сестричка милосердия и молодой бравый солдат… Блин, снова сваливаюсь в пошлость. Сюрреалистическая ситуация: молодое тело требует удовлетворения желаний, а умудрённый опытом разум…чёрт побери!.. того же! Гхм…ладно, попробуем заткнуть либидо важной беседой.

Я раскопал сено, устроив что-то похожее на небольшой диванчик, скинул и застелил шинель для полного комфорта.

— Итак, вы готовы, Ольга Евгеньевна? — спросил я, устроив баронессу на импровизированном троне. Сам я остался стоять, ибо небольшое нервное напряжение требовало выхода энергии. Вот, ей-богу, курил бы — стало бы проще! А так, даже руки занять нечем. Разве что ходить туда-сюда. Да ещё Вревская, как назло, молчит, словно воды в рот набрала.

И я начал свой рассказ с первого дня появления на железнодорожной станции, не особенно вдаваясь в подробности о своей настоящей жизни в основной реальности, обрисовав коротко лишь расклад с анаврами и Хранителями. Тени, что бросали доски навеса из-под лунных лучей, рябью играли на лице баронессы. Из-за этого было трудно понять её реакцию. Я продолжал говорить, а сам ловил себя то и дело на том, сколько допустил ошибок. Что вот это, а, может быть, и вон то надо было бы сделать иначе, а здесь пойти иным путём.

Незаметно увлёкшись, я совершенно позабыл о намерении не навязывать собственного мнения. Но и в крайность, слава богу, не свалился, рассказав лишь подробности судьбы своего прадеда, случившиеся ещё в ту, основную реальность. Ну а после завершения рассказа о своей эпопее, кратко охарактеризовал основные события ближайшего десятилетия, которые затронут Россию и её население.

Получилось не сказать чтобы поверхностно, но как-то сухо и буднично, будто читал вести с полей или бухгалтерский отчёт.