Сам дневальный карантинного отделения оказался денщиком одного из полуротных офицеров, отправленный на временное место службы из-за болезни своего командира. Он-то был одним из первых, кто наблюдал самое начало создания Самарского батальона. И, соответственно, настоящей находкой для шпиона, то есть, конечно, для меня грешного. Поговорить Акимыч любил. Но всё по делу.
Самарский штурмовой батальон с временной приставкой «учебный» включал в себя три полновесные роты, которые, в свою очередь, состояли из трёх взводов. А также технической команды, состоящей из пяти отделений. Пулемётного — из четырёх взводов, оснащённых станковыми Максимами и ручными пулемётами систем Шоша и Мадсена. Помню, как впервые был ошарашен, увидев во всей красе развёртывание пулемётной команды с Максимом. Аж восемь солдат, именуемых «номерами», на двух повозках споро разворачивали позицию, ничуть не уступающую артиллерийской. Бомбомётное отделение состояло также из четырёх взводов, вооружённых бомбомётами, сигнальными ракетами и даже парой прогрессивных, но довольно неказистых миномётов. Сапёрный включал подрывной и ракетный взводы. Отделение связи — телефонистов и самокатчиков, то бишь мотоциклистов. Ну и, естественно, санитарный отряд.
Картину, что нарисовал мне Акимыч за ночь наших бдений с иголкой и ниткой, разговорами о разном, дополнил утренний пейзаж батальонного лагеря. Помимо ровных рядков палаток, разбитых образцовыми взводными квадратами, я с удивлением рассмотрел тут же, в ложбине разбитый по всем правилам полигон с несколькими полосами препятствий, сотнями метров полнопрофильных окопов с блиндажами, укрытиями, пулемётными площадками, артиллерийскими позициями, командным пунктом и всё это было опутано километрами колючей проволоки, украшено «козлами», «спотыкачами» и «ежами».
На дальнем юго-восточном конце лагеря уже с самого утра бухали одиночные выстрелы и виднелись разметки и мишени батальонного стрельбища. Справа, в широком проходе между палатками, самозабвенно бухал сапогами на утреннем кроссе взвод, одетый по форме три. Снег везде убран, дорожки подметены. А у командирских палаток даже песочком посыпаны. Лепота!
Первые две недели, если бы не строевая муштра, занимавшая почему-то львиную долю времени, можно было назвать до чрезвычайности интересными. Поскольку поначалу я был приписан к третьему взводу первой роты, то начал с прохождения всех ступеней гренадерского дела, начиная с азов: ежедневные занятия с инструктором. Штудирование устройства гранат всех систем, существующих на вооружении Российской Императорской армии, её союзников и противников. Устройство бомбомётов, гранатомётов, миномётов. Да не просто так, а с принятием зачёта по практической стрельбе. Результатом стал не покидающий меня почти два дня звон в ушах от лёгкой полевой контузии, наряд по кухне от обозлённого инструктора по гранатометанию, которому лишь таким способом удалось мне вдолбить в башку, что метать учебную гранату следует на 50–60 шагов и точно в разметку, а не стараться зафинтилить её на сотню метров, словно спятивший олимпиец.
Стоит отметить, что, несмотря на взыскание, я у этого подпрапорщика всё же взыскал толику уважения, легко подняв одной рукой и погрузив германо-русский 91 мм-бомбомёт на двуколку. Он же не знал, что три пуда для моих возможностей являются лишь небольшой разминкой. Сам бомбомёт особого впечатления не произвёл. Скомунизденная схема устройства с подобного же германского девайса не была улучшена совершенно и, по сравнению с ротными миномётами, высокой эффективности которых мне приходилось быть свидетелем в моём времени, не шла ни в какое сравнение. Бомбомёт метал специальную бомбу-гранату почти на полкилометра, но точность и скорострельность заставляли нервно смеяться. А запал, приводимый в действие бикфордовым шнуром и вовсе заставлял мысленно рыдать. Учитывая благоговейное отношение к нему инструктора и его рассказы о самодельных труба-миномётах, полагаю, на этом этапе развития военной техники в качестве карманной артиллерии, это угробище было настоящей уберплюшкой. Поэтому, как не было досадно, но пришлось учить матчасть, что называется «на ять».
Оставалось старое доброе ручное гранатометание. Пердячьим паром, оно, как оказалось, надёжнее. Недостатком было ограничение носимого подобного боеприпаса. Нет, я, конечно, мог бы унести на себе гранат на весь свой взвод с запасом. Но в таком случае моя тушка являла бы собой образец очень удобной супербомбы на ножках. Одно удачное попадание в любую из гранатных сумок и приветственная песнь архангелов обеспечена. Причём не только мне, но и ближайшим сослуживцам.
Некоторое оживление у учебного взвода, в котором я состоял первые две недели, вызвала демонстрация новинки, гордо называемая подпрапорщиком Малько «ранцевым огнемётом системы „Т“». Этот полуторапудовый монстр запускался сложной системой поджига из бертолетовой соли, серной кислоты и пакли, расположенных в специальной коробке надеваемой на брандспойт, которым заканчивался шланг, идущий из заплечного ранца. Мало того что огнемётчик в боевых условиях превращался с заправленным под завязку огнемётом в пламенного камикадзе, так ещё и выхлопа от этого чудо-оружия хватало меньше чем на минуту огненной струи. Правда, аж на 15–30 метров. Этих экспериментальных монстров в количестве четырёх штук определили к сапёрам, как и пожарников-энтузиастов, вызвавшихся добровольно овладеть переносными железными драконами.
Пожалуй, для зачистки хорошо укрытых укреплений, дотов и дзотов, при условии достаточного прикрытия огнемётчиков отрядом из бойцов штурмбата, это изобретение могло очень даже подойти. Но низкая мобильность, громоздкое управление делали его опасными не столько для противника, сколько для самих огнемётчиков.
Наблюдения за действием ранцевым огнемётом системы «Т» навели меня на очевидную мысль об использовании коктейля Молотова. Кто из мальчишек в школе не пытался смастерить что-либо подобное из подручных материалов? Мне повезло тусоваться в школьной компании почти совершенно обезбашенных пацанов, энтузиазм и любопытство которых не заканчивалось на экспериментах с карбидом, целлулоидными ракетами из фольги или металлическим натрием, стыренным в кабинете химии. Тогда и термина-то такого не знали — «реконструкторы»! Нужно отдать должное, наша группа всегда доходила до самой сути. И если идти за рецептом к учителю химии было откровенно стремновато, то всегда оставался запасной вариант. Ветераны, коих, слава богу, в восьмидесятые ещё было достаточно много на этом свете, в том числе и из бывших партизан.
Конечно, классического коктейля мы с пацанами ни тогда, ни потом не получили. Запал из белого фосфора и серной кислоты, самовоспламеняющийся на воздухе, из-за сложной технологии вне заводских условий собрать было невозможно. Мне этот рецепт, по вполне понятным причинам, тоже не подходил. Но я не ставил целью прожигание лёгкой брони и доведения температуры горения до тысячи градусов по Цельсию. Мне и 600–800 хватит. Да ещё жирного чёрного дыма побольше, чтобы противник в своей захоронке ни дышать, ни стрелять, ничего не мог. И поэтому финский вариант с запалом из штормовых спичек и содержимым из керосина, бензина и денатурата или гудрона вполне устраивал. Успешные пропорции я помнил прекрасно. Такие воспоминания из детства не забываются. Компоненты же, вплоть до бертолетовой соли для спичек я надеялся раздобыть у наших огнемётчиков.
На деле же всё оказалось намного проще. Потратив совершенно смехотворные средства, я раздобыл всё необходимое для штормовых спичек у сапёров, в остальном неожиданно смог помочь уже знакомый каптёрщик. Дядько Мыкола оказался истинным кладезем по части раздобыть чего-нибудь. Только плати, естественно. Ефрейтор даже не удивился требованию подобрать ухватистые стеклянные бутылки с нетолстыми стенками.
Всю свою инициативу я пока постарался скрыть от начальства и экспериментировал за пределами лагеря по ночам, подкупая часовых махоркой и салом. Версией для моих отлучек служила банальная и особенно немудрёная легенда, выражавшаяся одним волшебным словосочетанием «По бабам!». Тем более что совсем недалеко от нашего лагеря помимо пригородных окраин оказалась небольшая деревенька, в которую я и правда заходил пару раз, соблазнённый парным молоком.
